Про него с незапамятных пор:
      Как он вёслами больно спасает,
      А как тщательно точит багор!
            Владимир Гавриков. «Дядя Женя»
Разлились ширóко весенние воды,
И бедствие терпит лесное зверьё.
А значит – помочь надо детям природы,
А значит – поставлен ОСВОД под ружьё.
Потоп не всемирный, но всё же, опасен.
Уж тут-то давно знают, что и к чему,
Мазай, дядя Женя*, кинолог Герасим
И гордость ОСВОДа – собака Муму.
Они нацепили нагрудные знаки:
Зверей выручать – не дурацкий каприз.
И в лодке втроём, не считая собаки,
Поехали с зайцами делать Гринпис.
Мазай сел на вёсла, и ну ими двигать,
Герасим, на деда уставясь в упор,
Цитировал жестами «Красную книгу»,
А Женя точил свой любимый багор.
Приплыли на место, где мокли клиенты,
И, с места в карьер, развернули свой фронт:
Тянули их, будто конвейерной лентой,
Спасательным кругом, Мумой и багром.
Работу свою мужики знали туго.
Всё споро, сноровисто и по уму.
Гоняли Муму раз за разом по кругу,
И вот результат – утонула Муму.
На дне очутилась собака-спасатель.
Пока горевали по ней мужики,
Узнала она, что на дне некто Сатин,
Узнала Евангелие от Луки.
Лука натрепал ей по самое «здрасьте»,
Такими словами закончив рассказ:
«Жить в иле придонном – отдельное счастье.
Короче, камрад, оставайся у нас».
Но сердце собачье рвалось на свободу,
Постыло спасателю в иле житьё.
Ведь знала, как трудно придётся ОСВОДу,
Что может загнуться ОСВОД без неё.
Сказала: «Зачем мне житьё в вашем иле
Без неба и солнышка? Это ж фигня!
Жить в иле – занятье собак Баскервилей,
К тому же, ОСВОДу никак без меня!»
А Сатин в ответ: «Прекращай свои сопли
Про небо, про солнышко там, в вышине.
Ты лучше скажи, ты утопла? Утопла!
Не рыпайся, значит, на дне, так на дне».
Несчастный Герасим рыдал и терзался,
Рубил себе жестами голову с плеч.
А Женя с Мазаем, довыловив зайцев,
Решили, что тело бы надо извлечь.
Порядок в спасении должен быть чётким:
На цифры спасённых быть должен упор.
Мазай приступил к скурпулёзным подсчётам,
А Женя продолжил точить свой багор.
Муму не воротишь, уж как ни терзайся.
Пока дед Мазай, всех согнав на корму,
Порядок блюдя, обилечивал зайцев,
Те зайцы спасти захотели Муму.
Пронёсся их крик, тишину разрезая.
И здесь отделить надо мух от котлет.
Слащавый прозаик напишет про заек,
Тогда как про Зайцев напишет поэт.
О, Зайцы, вы вместе – великая сила,
И, пусть вы – трусливые пять из шести,
И пусть вас Муму ни о чём не просила,
Вы твёрдо решили собаку спасти.
А что ж мужики? В каноническом стиле,
Не в силах мириться с потерей такой,
Конечно, достали, конечно, разлили,
Естественно, выпили за упокой.
Герасим устроил слезливую сцену.
Когда после третьей добавил одну,
Он жестом сказал, что убьётся апстену,
Но в воду упал и затеял тонуть.
Мазай, заприметив, что сделал Герасим,
Добавил, и с криком: «Спасай пацанов!»
Нырнул и, конечно, утоп в одночасье.
А как не утопнешь с пяти стаканóв?
Редело спасателей смелое племя
От пьянства, как главной из прочих невзгод.
В итоге, остался один дядя Женя,
И то, потому, что точил свой багор.
Да, список утопших стал несколько длинным.
Не мешкая Зайцы за дело взялись.
Известно, что клин вышибается клином.
А тут надо выбить Гринписом Гринпис.
И Зайцы, держась друг за друга с отвагой
(Скрывая тем самым своё естество),
Прошли акваторию, просто, как драгой,
И много подняли чего и кого.
Пускай еще рано от радости прыгать,
Но зайцы сложили рядком на корму
Мазая, Герасима, «Красную книгу»
И гордость ОСВОДа – собаку Муму.
Они растерялись немного вначале,
Но в целях спасенья качать принялись.
И всех, даже книгу, они откачали,
Скачав из Инета последний релиз.
Всё встало на место, всё чётко и ясно,
Считать дело сделанным можно теперь.
О чем дядя Женя фломастером красным
Поставил отметку в графе «Без потерь».