Первый день осени, грубо и бесповоротно выдернул благоденствующую в жаркой полудреме, избалованную неугомонным летним солнцем столицу из золотисто-зеленого сна и швырнул ее в бесконечную серую череду нудных и мерзко-холодный дождей. Низкое небо цвета мокрого асфальта опустилось настолько, что знаменитые Московские высотки по - большому счету перестали выделяться из окружающего промокшего ландшафта, а о сверкающих стеклянных изгибах Останкинской телебашни намекало лишь еле заметное среди темной, мокрой сери светлое пятно, размытое и тревожное, словно несвоевременное полнолуние.
Я стоял на балконе пятого этажа, судя по всему, отчаянно пьяный, и с отвращением смотрел на промокшие кроны столетних дубов, последнее, что осталось от некогда обширных охотничьих угодий графа Шереметьева, а ныне излюбленное местообитание серых помоечных ворон и бомжей обоих полов. Смотрел на клепаные монстры, с мускулистыми торсами, воодушевленно и трепетно держащих у себя над главами, всенепременные орудия счастливого социалистического труда - серп и молот. Я стоял на балконе пятого этажа и отчетливо понимал, что если я сейчас не совершу что-нибудь этакое из ряда вон выходящее, то непременно шагну с балкона вниз навстречу заасфальтированной отмостке или как минимум полосну через запястье трофейной дедовской бритвой. Да разве ж можно жить в городе, где, кажется, вода сочится даже из бетона панелей, из коих состряпан (непременно с опережением плана) наш дом в период «Химизации всей страны»? В городе, где никому на хер не нужен ни я, ни мои упаднические, грустные рассказы, лишенные перспектив и несовпадающие с политикой всех крупнейших издательств. Увы и ах!... Я не сделал ни того, ни другого. Я даже не стал допивать то, что у меня было (а у меня точно было!)…. Я, просто упаковав «ноутбук», поехал на Казанский вокзал и взял билет в один конец в какую-то зауральскую глушь. И не только взял, но и сел в поезд, причем место мне досталось естественно рядом с туалетом, на верхней полке, где о мои длинные ноги в далеко не очень свежих носках всю ночь, бились головами любители полуночных перекуров… Вы, дорогие мои читатели (если таковые все ж таки найдутся), конечно, обладаете всеми правами и полномочиями что бы спросить меня, сурово и требовательно, с металлом, с напряженной дрожью в голосе, тихим, многозначительным и пугающим шепотом: - А ну-ка странный и маловразумительный автор вы наш, объясните-ка вы нам, отчего именно билет был вами взят в так называемую «зауральскую глушь», а не куда ни будь еще? Или страна наша уже более не широка и в ней стало меньше полей, лесов и рек чем раньше? И я вам дорогие вы мои отвечу, честно как на духу, если конечно моя пьяная косноязычность и плохая дикция вас удовлетворит.
- …Да родился я господа в тех местах! И теперь хоть раз в год, особенно в подпитии, тянет меня туда, отчаянно, до слез и зубовной боли, туда, где сосны прямые как кремлевские курсанты, а среди поросших тайгой округлых гор притаились прозрачные и чистые, словно слезы дитяти озера, родниковые и холодные, в которых растворилась синь всех Уральских небес.
Тянет, невзирая на возраст, на страшно повышенный радиационный фон, на то, что из всех моих родственников оставленных там мною в свое время, из живых никого не осталось, а друзья и подруги хоть каким-то боком пристроившись к газовому винтелю или нефтяной вышке смотрят на меня, «столичного жителя» с нескрываемой усмешкой и снисходительностью. Смотрят сквозь тонированные стекла своих неестественно красивых авто.
…Вагон, прокопченный и неопрятный, подчиняясь необъяснимому порыву своей, до сих пор так и непонятой западом таинственной Русской души, покинул я где-то за Бугульмой, не доехав до своего родного города километров восемьсот, и сойдя на маленькой безымянной станции, где поезд простоял ровно полторы минуты, прижав к груди портфель с компьютером, по раскисшей от дождей тропе поплелся в сторону мерцающих огоньков ближайшей деревушки, расположенной на ровной, словно стол степи….
Возле одного из домов, с как видно недавно перекрытой крышей стоял грустный старик и, прижавшись впалой грудью к столбу забора, покуривал, явно прислушиваясь к женским крикам и звону посуды, раздающимся из дома.
На вопрос, не сдает, ли кто ни будь поблизости комнату или угол на постой, грустный старик неизвестно чему обрадовался и чуть ли не силой повлек меня к крыльцу, подталкивая меня сзади, и прикрываясь мною как щитом (между прочим, довольно очевидно)…
Сухопарая старушенция, сурово-непреклонного вида, ровесница печального деда, стоящая сразу же за дверью с тяжелой сковородкой в руках, при моем появлении сразу вдруг расцвела счастливой улыбкой, спрятала кухонную утварь за спину и, протянув мне прохладную, сухую ладошку представилась:
- Ирина Ивановна. Ведерникова значит.… Проходите в светлицу, чего в сенях то колготиться!?
Протискиваясь между старушкой и косяком, я вдруг с ужасом увидел стоящий в углу новехонький гроб, добротный и траурно-красивый….
Старушка поторопилась успокоить меня и на мой немой вопрос ответила с достоинством и степенством:
- Вы сынок не боитесь. Это мой старик придурок на старости лет в астрологию поверил.… Да вы не тушуйтесь, а располагайтесь поудобнее. А я вам за ужином все и обскажу.
…Под пельмени с густой сметаной Ирина Ивановна рассказала мне довольно забавную историю, изредка правда прерываемую и подправляемую робким ее супругом. История мне приглянулась и за те несколько дней, что я прожил в доме милых этих стариков, у меня получился, как мне кажется довольно неплохой рассказик.
Удачный день Семена Ведерникова.
Никогда особо Семен Федорович Ведерников, пенсионер по возрасту, всю свою жизнь проживший в своей родной деревушке Ведерникове, не верил в гадания, привороты и прочую хиромантию с астрологией. Ну, ни верил и все тут. И то сказать, какая уж тут астрология: весь день в поле на тракторе, от тряски во рту миндалины сами собой рассосались, а вечером, вечером домашних дел в невпроворот набирается: то со скотиной неладно, то навоз из стайки перебросать нужно, а то сепаратор перегорит.… Да мало ли еще чего…
Когда уж тут на звезды смотреть?…
Но произошел как-то в жизни Ведерникова случай, раз и навсегда убедивший его, что где-то, что-то, а быть может и кто-то, но все ж таки руководит всем происходящим на земле, и от этого факта никуда не денешься, хоть даже если и стоишь ты на прочной платформе современного атеизма, плюрализма, и еще какого ни будь изма. А началось все так буднично, что и рассказывать-то не хочется…
Купила как-то раз Ирина Ивановна Ведерникова, вот уже как лет пятьдесят, с гаком, супружница Семена Федоровича, в магазине селедку (ну любит она ее, сердешную, особенно если перед тем как рыбку эту на стол подать, кусочками раскромсать, лучком посыпать и уксусом сбрызнуть), но рассказ мой будет и не о селедке вообще, и даже не о том, во что ее горемычную заворачивают при продаже, хотя эта тема довольно интересная, и совсем не коснуться ее было бы несправедливо, в первую голову по отношению к упаковке конечно, а уж потом к селедке. Ведь что такое селедка по большому счету? Та же килька, разве что несколько крупнее последней и от чего-то постоянно пересоленная, да с молоками в брюхе. Куда девается та, что с икрой, одному Аллаху, наверное, известно, но он молчит как глухонемой партизан, а на наши прилавки, и без того особыми изысками не избалованные, она, сволочь хитрая с икрой никогда не попадается. И может быть именно из-за этого, каждая уважающая продавщица, сиречь славная и бескорыстная работница нашей доблестной торговли, норовит селедку завернуть в бумажку потверже, да поглянцевее(эстетки, мать их…). Более всего для цели этой подходят титульные листы больших и популярных журналов типа «Огонек» или «Крестьянка». «Крокодил» конечно, то же подходит, но уже не то. И вес не тот, да и не солидно как-то. «Крокодил» и селедка, м-м-м-м, явно не звучит, дисгармония какая-то, моветон если хотите. Одно плохо - селедки много, а обложек мало, вот и приходится продавцам, иной раз глянцевую и лощеную на обычную, газетную бумагу менять… Грустно, а, приходится…
Даааа. Но так как я, в самом начале моей правдивой повести с полной ответственностью заявил, что рассказ мой будет не о селедке, да и не об оберточной бумаге, в которую ее заворачивают, то попробую продолжить….
Итак, купила как-то Ирина Ивановна Ведерникова селедочки на обед, а селедку ей в газету завернули. Что за газета, и какой у нее тираж неизвестно, да это особо и не важно, а известно доподлинно, что на обезображенном жирными пятнами газетном листке, оброненном хозяйкой возле печки, глазастый Семен Федорович узрел следующее:
- «Завтра, всем рожденным под знаком Рыб, день сулит одни сплошные выгоды и удачи, будь то дела сердечные или финансовые. День также хорош для встреч с родственниками и детьми».
Задумался дед, рожденный как раз в середке марта, а значит под знаком Рыбы о, прочитанном, да и решил хоть раз в жизни удачу за вымя подержать, и выгоды самые что ни на есть разнообразные поиметь.
- Завтра к дочери в город в гости съезжу.
Объявил он жене, с трудом проглатывая прохладные, пересоленные селедочные молоки.
- Дочь с зятем навещу и заодно сало продам.…А то в этом году ледник у нас не удался, того и гляди, сало прогоркнет.…Куда его потом?
-Съезди.- Согласилась покладистая Ирина Ивановна, любовно обсасывая селедочный скелет.
Сказано - сделано. Съездил Семен Федорович к дочери с зятем в гости, поиграл с внуком, выгулял во дворе ихнюю собачку, а на центральном рынке очень удачно, а главное быстро распродал все свое сало, что для продажи приготовил.
Идет старик по направлению к автовокзалу, машинально деньги пересчитывает, и про себя точно также машинально думает:
- До чего же оказывается хитрая эта наука, астрология-все, как и обещалось в газетке, все выполнилось…
…До автовокзала буквально квартал всего идти-то осталось, а на голову счастливого Семена Федоровича, удача вновь крупным дождем пролилась… Вы конечно знамо дело, спросите меня: - Как? Что? Ну, расколитесь дрожащий вы наш автор. Что же такого хорошего могло еще случиться с ветераном труда, бывшим трактористом, а ныне пенсионером Семеном Федоровичем? А мне не жалко.…Вот сейчас возьму да и расскажу.…Вот только руки после селедки отмою, и расскажу…
Почему же не рассказать?!
…Как уже говорилось, до автовокзала осталось всего – ничего, но увидел старик прямо перед собой на фанерке крупными буквами плакатик, да так затейливо выписан, что остановился дед, словно вкопанный и, шевеля губами, перечитал яркую эту рекламу:
« ТОЛЬКО СЕГОДНЯ И ТОЛЬКО У НАС СКИДКА НА ВСЕ ТОВАРЫ ДО 90%. ВЕТНРАНАМ ТРУДА И ИНВАЛИДАМ ВОЙНЫ, ПОДАРОК ОТ ФИРМЫ».
Ломанулся наш старик в дверь фирмы, и даже на ее название внимания не обратил, да и что на название лишний раз глазеть, когда такие проценты обещаются.… Так что название фирмочки, а именно: - Ритуальные услуги, и принадлежности «У последней черты», мимо сознания Семена Федоровича пронеслось…
Входит старик в полутемное помещение, свои родные купюры в потном кулаке сжимает, но при виде изобилия гробов, венков, гранитных досок и стел несколько даже как бы и робеет.
-Сынок.- Шепотом возопил потенциальный покупатель, увидев среди всего этого скорбного изобилия молодого человека, явно из работников фирмы.
-Сынок, а что это вы вдруг на ваши гробы такую скидку вдруг объявили? Или в городе умирать перестали? А может быть, какой-то указ на этот счет вышел, а я про него в своей глухомани и не слышал? Ты уж просвети, милок, старика.
-Все просто,- проговорил менеджер, выскользнув из груды шуршащих венков.
-Наш шеф решил в этом помещении кафе открыть. Уже и название придумал: «Солнечный зайчик»,и меню и печати с бланками – все готово, осталось только весь этот товар скинуть и можно мебель завозить.… Вот вы, дедушка, что у нас присмотрели?
-Да я как-то, - замялся Семен Федорович
-Что!?- закричал разбитной менеджер.
- Вы еще сомневаетесь? Да вам можно сказать просто неслыханно повезло, что вы попали в наш центр «Солнечный зайчик», тьфу ты, я хотел сказать «У последней черты», и я, да что там я, весь наш коллектив вас не отпустит без покупки и естественно бесплатного подарка. Ну, неужели вам не хотелось бы, что бы в городе появилось еще одно кафе, куда могли бы приходить папы, мамы, дети и внуки этих самых детей покушать и послушать добрую, грустную музыку? Я уверен, что хотелось бы…
Молодой человек еще долго и красноречиво говорил что-то, но стариковы деньги уже неизвестно когда и как перекочевали в гладенькие ладошки ушлого продавца.
…Гробик достался старику ладный и вместительный, обитый красным крепом снаружи и чем-то светлым и скользким изнутри. Но больше всего понравилось слегка ошалевшему Ведерникову небольшое окошко в верхней крышке.
Оформив покупку, дед попытался взвалить гроб себе на плечо, но силы его уже не те, что в молодости, да и домовина, невзирая на девяносто процентную скидку оказалась на удивление тяжелым изделием.
-Это ничего, это мы мигом!
Успокоил старика находчивый продавец и буквально за несколько минут, прикрутил к нижней плоскости гроба колеса от старой детской коляски.
- А это вам обещанный подарок.
почти пропел он, подвязывая к своему изделию легкую черную ленточку.
- Теперь вы сможете его всюду возить за собой как, например чемодан или тележку.
Напутствовал он Ведерникова почти выталкивая последнего вместе со своим гробом на колесиках за дверь.
-…И любая гостиница или камера хранения просто таки обязаны принять его у вас, как самую обыкновенную ручную кладь….
Последние слова, услышанные стариком уже сквозь полу прикрытую дверь, растрогали Ведерникова до слез…
- Эх, дедуля. До чего же я вам завидую: вы и жизнь прожили, и гроб на свои кровные приобрели.… А тут живешь, Бог знает, как, и сдохнешь, небось, без покаяния.… А уж о гробе я вообще молчу… Судьба.
…Камера хранения может быть, и обязана принять дедов гроб как ручную кладь, но шофер автобуса взять в салон подобное изделие отчего-то отказался и долго еще ехал, размышляя о суете и бренности жизни, разглядывая в зеркало заднего вида уменьшающуюся фигуру Семена Ведерникова со стоящим на попа ярко-красным гробом.
- …Ну что загрустил, солдатик?
Пухлый таксист в ромбовидной кожаной фуражке-маломерке, чудом сидевшей на его тщательно выбритой голове, подошел к деду, поигрывая ключом от машины.
- Далеко с гробом-то собрался? Ась? Что молчишь, болезный?
- Да нет милок,- прослезился тронутый ласковым обращением таксиста Семен Федорович.
- До Ведерникова, тут не так что бы уж очень далеко, верст двести-триста, не больше…
- Садись старик. Нам почти по пути, а я под шумок к своим, в деревню заеду (у свояка смотрины).
Сообща приторочили домовину на багажник, закрепили потертыми веревками, и с Божьей помощью тронулись.
И вот едет наш Семен Ведерников, по сторонам не смотрит (болтовня словоохотливого таксиста, если честно мешает) и в полудреме своей нет-нет, да и вернется к странной этой науке астрологии. И лишь иногда, сонным взглядом окинет проплывающий мимо пейзаж среднерусской полосы и точно также, сонно думает:
- Это ж надо ж - столько лет в деревне своей родной живу, казалось, все поля в округе перепахал, но чтобы у нас поблизости росли такие леса!?
…Проснулся дед уже под утро: ноги затекли, да и тихо что-то стало - двигатель на холостых оборотах чуть слышно бормочет. Таксист уже успел гроб с багажника скинуть, к березе его прислонил и, приоткрыв дверь, маячит деду - пора, мол, и расчет произвести.
Вышел Семен Федорович из машины, деньги свои последние шоферу отслюнявил и только тут заметил, что в белесом тумане его родная деревня выглядит несколько иначе, чем обычно – пруд возле водокачки пропал и вообще, мала, что-то стала, деревушка его родная, усохла вроде.…А самое главное- своей родной крыши, что только намедни оцинковкой покрыл что-то не видно, не сверкает голубушка, ну хоть тут тресни, не сверкает.
- Ты куда меня завез, черт бритый? Я же еще на вокзале сказал тебе адрес.
- Да ты что, дед!?- Таксист обиженно забегал кругами вокруг своей запыленной «Волги».
- Как обещал, так и довез. Вот твое «Ведерниково», вот твой гроб, вот твои, а теперь уже мои деньги и прощай… Покедова, Семен Федорович, мне еще на смотрины успеть хочется.
Уехала машина. Растворилась так сказать в тумане, а на обочине, прямо перед глазами старика белеет на синем словосочетание: «Ведеркино».
Дважды прочитал Семен Федорович Ведерников название деревни, вскинулся, было побежать за уехавшим такси, но того уже и след простыл, да и гроб возле чужой деревни побоялся оставить умудренный жизнью пенсионер. Сплюнул в пыль, поставил гроб на колесики, взялся мозолистой своей рукой за веревочку и побрел по лесной, незнакомой дороге, ориентируясь по мху на деревьях да солнышку.
И хорошо ему так шлось: солнышко припекает, колесики мерно поскрипывают, да и гроб за дедовой спиной ведет себя смирно, не переворачивается и в обочину не сворачивает. Хорошо!
А тут еще, совершенно случайно заметил Семен Федорович под придорожными березками грибы, белые. Да сколько!
В его родной деревне грибов отродясь не было, разве что шампиньоны по помойкам ровно зонтики росли, а других не было.…Знамо дело- степь. Какие уж тут грибы? А тут полно! Видимо-невидимо….
Часу не прошло, а гроб был уже битком забит твердыми сухими упругими грибами. Поштучно дед, конечно, их не считал, но навскидку ведра четыре получилось, если не больше.
Сколько километров и часов, пришлось пройти незадачливому Семену Федоровичу неизвестно, но уже следующим вечером его вместе со своим стилизованным лукошком можно было увидеть на перроне небольшого вокзальчика, где он за последний свой червонец сумел упросить усталую, тучную проводницу в замызганном берете цвета бордо и короткополом черном пальто пристроить его и его гробик в полупустом вагоне поезда, волею судеб проходящий мимо родного дедова Ведерниково….
Так и ехали они всю ночь- гроб с грибами на верхней полке, а старик на нижней.
- Ну что дед, как там дела?
Сквозь сон, в зевке, еще полностью не соображая, что за предмет стоит на соседней верхней полке, спросил старика полный мужик(сосед по купе) в полосатой пижаме, заметив, что Семен Федорович приподнял крышку домовины и что-то там внимательно рассматривает, и вроде бы даже принюхивается.
-Да ты понимаешь мил человек я в этом не особенно разбираюсь, но маркую, что головки у них должны быть сухие, а ножки упругие и прохладные.
Ответил, улыбаясь Ведерников мужику, и вновь вернулся к своим грибам.
- Так он что,-
прошептал с округлившимися глазами тот, который в пижаме, не догадываясь об истинном содержимом дедова гроба.
- Он, что у тебя там не один?
- Да ты что!? Конечно, нет!
Коротко хохотнул Семен Федорович, прикрывая крышку, и услышав за спиной сдавленный крик и топот коротких ног, удивленно оглянулся.
…Остаток дороги старик проехал в совершенно пустом (включая проводницу), вагоне….
…Закончив рассказ, я дал прочитать его старику, а потом и его родной половине. Рассказ в целом им понравился, но скромный Семен Федорович попросил, если это возможно несколько изменить их с супружницей имена… Что я и сделал. А через неделю я вдруг отчаянно затосковал по Москве, мокрой и неуютной…
