Ты знаешь, какие краски перед смертью?
Истинные. Не умеющие лгать.
Умирать не страшно. Не страшно ли...
Страшно жить.
Мне сорок восемь … И всю жизнь - я выживаю. Всю ли …
О Лик! Просто, моя суть хере-нова-я потерялась окон-чат-ельно. И не верит никому. Твоя же машина грунтовочная, без покрытия, отлично выглядит. Что-то в ней массивное и настоящее. О Лик, ты молодец. И я буду ждать тебя. Промчимся вместе.
Только - успей…
Для того, чтобы понять, надо исчезнуть.
Песок переваливал через верх спец-иа-тельных, военнотуристических, футуристических полусапог. Мял кожу, дубильно пропитывался потом. А, фиг… всё равно уже. Бросил куртку на бархан и упал на прорезиненность. Кость мне в горло с таким походом. Песочным. Остальных забрал МИ… взвинтил винтово моё отсутствующее место, и остался я один. Так положено. А меня может будет закопано… Эх мультики. Детства моего.
Дверь гаража дёргалась под порывами взвывающего ветра - О Лик вгрызался глазами в раритет, поглаживал изшелушенную десятилетиями поверхность авто. Отошёл к распахнутым воротам гаража, глянул раскосыми глазами в моросящее небо, и что-то прошептал неслышно. Слова взлетели и унеслись в вихре отчаяннорадостного порыва. Поклацал по мобилке, нашёл джазовый вариант и, поправив наушники, погладил татуировочный хвост чудовища на левой обожжённой руке.
Как сохранилось это довоенное, досороковое машинное чудо - он не знал. Как его не вынюхали любители, бюро и коллекционеры - было не совсем понятно. Обнаружил его в соседнем городке и приволок грузовым мощнягой, специально переделанным для таких вот, перевозных дел. И теперь, какой уж день, кружит вокруг автомобиля, присматривая, каким образом сделать из него хотрод. Свою мечту.
Мощные руки О Лика, с аккуратно подстриженными ногтями, избороздили следы давней напалмовой встречи и ремонтномашинных постоянных бдений. Чудище синезелёным оскалом на руке появилось не так давно, что-то изджазилось в сердце, и захотелось изменить, украсить, если не душу, то тело, странной татуировкой.
Не хватало некоторых деталей. Имеющийся у него маленький личный складик, не мог обеспечить то, что он задумал сотворить. Много лет, после той своей войны, он делал машины - ремонтировал чужие. Коллективно ваял из старых, автохотродовые варианты. А сейчас, ни с кем не хотел делиться. Нет, не хотелось быть Богом, но чувства были такие же, как и у Создателя, при сотворении мира. Так ощущалось, так сладкогрешно не каялось. Поделился бы только с одним человеком, но тот - на другом конце света, в данный момент, избавлялся от почти скварцевавшегося песка, из горла и полусапог. Полунаёмник, полусоветник.
Джаз ещё, восточный - не дынный, не сладкий, кружит водоворотом, дервишем в одежде развивающейся, играет нервами, что прячем от жизни, скрываем даже от себя. Чтобы не больно…
Песок просыпался дорожкой к той жизни, к сладкоголосой пери сердца моего. К обитанию её джазовой жизни. Сколько лет прошло, а всё гитарятся струны, столик напротив портрета трубача вспыхивает неоном. Она сидит напротив и молчит. Так всегда, когда мы заходим в ресторан московский, а сцена, полукругом со ступеньками, врывается в душу любимой, выхватывает голубые глаза, изменяет восприятие.
- И что? Что это доказывает, - быстро дёргая соломинку, взметая остатки коктейля, поглядывает небесно и чуть не плачет.
- Да то, что бесполезны все военные действия там, где они предсказаны много веков назад. Будут они идти пожизненно, пока все не уверуют и не поймут этого. И сами, улавливаешь, сами не прекратят убивать.
- А иначе?
- Иначе… исчезнут. Хотя, наверное, всё-таки уверуют.
- Нет, с тобой можно сойти с ума. То есть, ты считаешь, что Ханаанская земля, это там, где и филистимляне жили… Сынам же Израилевым, повелел Господь всех убить, а потом спокойненько расположиться - жить на райском берегу Средиземного моря?
- Нет, не считаю. Это в Библии записано. В Числах. Заметь, не мною.
- Хорошо, допустим…, но это твоё пояснение к вечной войне невозможно принять.
- Почему? И, кстати, мною не произносилось слово «убить». Ибо чту первоисточник. Речь шла об изгнание жителей той территории и истребление идолов, а также разорение их высот. Понимаешь, это было важное акцентированное условие. Если оно не выполнялось, кто-то из жителей оставался среди великих путешественников, то свершалось и -«…оставшиеся из них будут тернами для глаз ваших и иглами для боков ваших и будут теснить вас на земле, в которой вы будете жить, и тогда, что Я вознамерился сделать им, сделаю вам». Глава 33 Четвёртой книги Моисея.
- И они не выполнили…
- Да. Как обычно, когда они предавали Господа и не слушали. А ведь этот кусок суши чётко делился на все двенадцать колен. С некоторыми существенными нюансами.
- Я боюсь тебя. Ты много знаешь. Но так же, как они - «великие путешественники», предаёшь и не соблюдаешь заповедей. Не звони мне.
Когда мне говорят так, становится яснее ясного направление жизни. Возникает зомбистый взгляд, разваливается голова под тяжёлыми тупыми ударами шарава - ветра, взметающегося из Аравии вместе с жёлтым туманом.
Даже, если моя голова очень далеко от тех мест, где метёт пыльная буря, а время не соответствует тем прОклятым двадцати пяти - пятидесяти дням, возникает очередное осознание беспомощности и одиночества. Возникает ощущение работы. Что ж делать, если она у меня такая. И любимая. И работа.
О Лик почувствовал приближение людей, отрешённых, озлобленных и безразличных внутри - зря, мелькнула мысль, зря звонил и искал детали открытым режимом - хана ханаашная теперь.
На собеседование зря ходил в тот день. В день потерявшегося крестика. Боец оставил маленький, пропитанный злом и добром, почерневший крест, надетый батюшкой на орущего младенца в деревушке, которая давно развалилась, слежалась скособоченными избами. Как бы - на сохранение, на время, схорон-нился. А сам отправился, в очередной раз, на нильные берега свои. Не сидится дома…
О Лик завязал с этими бегами. Может, выжгло огнём и смертью, в затылок дышащей. Может, семьи захотелось. Уюта и тепла женского, не временного, а до последнего вздоха, до детей, которых он подкидывал бы вверх и прижимал к сердцу…
Сделаю автомобиль, мечту взрослости моей, поедем с семьёй по лугу к реке. А там, солнце зеркалит по воде и Боец с шашлыками встречает. Только он так может готовить, чтобы кусок мяса громадный, на рынке купленный, после торгов вежливых, с шутками да подначками, чтобы продавец улыбнулся и сам цену меньше дал. И помидоры с лучком. Свинина же, вымочена заранее не в уксусе, а секретном соусном варианте. Ну, и пиво, а как же без него. Холодненькое, и каждому по вкусу - светлого, тёмного, портер, разного.
И шампуры потом, песочком в воде, тихонько оттирать, прислушиваясь, как детвора змея с Бойцом запускает. Шум, споры, смех… Она же, ради которой готов изменить всю жизнь, появится бесшумно, руки положит на плечи и…
Не вовремя крест потерялся. Боец с него шкуру спустит, когда вернётся. Не до шашлыков будет. Вроде же в банку из-под кофе положил, именную - оттуда привезенную много лет назад, вместе с наградами спрятал, и где? Не, не к добру это всё.
Как-то сразу вспомнилось и то, что мобилка недавно потерялась, не тот ли упырь рыжий с подбитым глазом её стянул… Ещё морду-то воротил так нехорошо, глаза прятал в фуфайку защитного цвета, тёрся возле грузовичка. Нда. Причёска. Вот. Абсолютное несоответствие стильной, не сельским парикмахером сотворённой прически, уложенной салонновернисажно и одежды камуфляжной. Да сапоги, словно специально заляпанные грязью. Может мерещится всё. Но кто ж тогда собачится во дворе, кругами наматывая верёвку на моей шее, затягивает - нутром чую, по приказу. Такие, только по приказам оплаченным, месят грязь ночью - подбираясь к цели.
Прозрение пришло внезапно, словно автомобиль сам соорудил подсказку и фарами просигналил. Сразу всё стало на свои места. Вспомнился и взломанный комп на днях со всей информацией, и мобилка, исчезнувшая с номерами и вызовами исходящими-входящими. Везде прошлись чужие, липкие пальцы. Наверное, машину «пробили» по номеру, и на собеседование он ляпнул лишнее про хотрод будущий. Заказ.
Всё элементарно. Этот автомобиль искали давно, по всем странам. Через все солидные бюро. Дилеры знали свою работу, за ними - спецы, оборудование, клиенты с мировыми именами. Заказ дан - от note 5, и клиент, и высокопрофессиональные сотрудники понимали, что машина такого класса, коллекционная, может находиться только в состоянии металлолома, иначе бы её давно высветили. Это чудо, что она вообще ещё жива. Русский чудак может испортить классику, за мгновение снесёт кабину, посадит свой вариант, сделает спортивную трансмиссию, колёса двухскатные, рычащие; при изменениях, в коробке передач, шестерни синхронизаторов донапильничает, исправляя казусы запчастей современных; поменяет всё, включая проводку и двигатель - создаст монстра неокрашенного, и будет гордиться всю жизнь.
Не отдаст О Лик свою мечту никому.
Последняя проверка - собеседование. Там ему подбили баллы до конца. Сухо, по-европейски, вычислили, кто он, что из себя представляет, свели в квадраты и кубы всю ворованнодобытую инфу, позвонили. Потом опять позвонили. Сбросили несколько электронных писем. Побыли в инете on-line…, и гараж оказался в зоне боевых действий. А жаль. Из этого русского мог получиться хороший специалист технического центра Бюро.
Словно шёпот из далёкого далёка, донёсся вибрирующий звук сквозь марево песочного тумана, опустился на колени фигурой единственного друга. Боец терял силы, сознание покидало его, рана неудачная и нелепая, трассирующим эхом хлюпала сквозь кровавый подтёк.
Sabenu - насыть нас. Джаз, ковром цветочным стелился перед глазами, музыкальными светотенями ускользающими манил, сквозь него пробивался в небо брошенный крик О Лика о хотроде, о крестике, в последний момент, увиденный глазами в кровавом тумане.
Так захотелось в чернозём, промозгший, руками впиться. Чтобы чёрные, земля - под ногтями. И неджазовая песня, наша - эх! с коленцем. Водки бы…
Дверь пустого гаража скрежетала от напирающего ветра. Снег сорвался и заплясал в присядку, пытаясь подобраться к человеку, лежащему на полу. Чуть левее от скрученной фигуры, тяжёлой грудой лежали тиски, потемневшие от прошедших лет и работы. Наушники раскрошенные, разломанные чьим-то ботинком, молчали. Рука крепко, навечно, сжала маленький крестик.
В небо взмывал ковбойским хлыстом массивноизящный автомобиль. Двое сидели в кабине. Со взглядом светлым и торжественным.
© Ирина Жураковская, 2009