Я не знал, что так трудно глотать молоко пустоты.
Как ни дергай себя за рукав, ничего не изменишь,
за подкладку не спрячешь словами больные листы.
Завари себе чаю, садись поудобней и слушай,
как скулит по насущной краюхе каштанка-душа.
Сколько воску в надежде оглохнуть не лей себе в уши,
поперхнется, но будет и дальше скулить не спеша.
И не то, чтобы чувства озябли, слежавшись под коркой
мерзлоты нескончаемых будней, не то, чтобы кровь
застоялась в нагрудном кармане, но нервы – не к черту
и движения – без перспективы, и ночи – без снов.
Ощущаешь себя обезвеченным меркнущим оком,
надзирающим за пустотою без права моргнуть.
Так в чернеющем небе полощется срезанный ноготь
одичалой луны и не может никак утонуть.
Дай мне смысла хотя б на глоток – я бы знал, что с ней делать,
я б от цифры до цифры наполнил ее красотой.
А какого рожна штукатурку расписывать мелом,
проще кисти в ломбард заложить и скатиться в запой.
Что ж ты машешь, насилуя голос, пером по бумаге,
для кого твоя рифма прилежно ложится в строку,
точно косточка в грязную миску немытой дворняги,
осчастливить которую тянется палец к курку.
