Я даже не подозревал, что слова «портвейн» и «партийный» почти однокоренные для коммунистов, пока сам не оказался в рядах коммунистической партии Советского Союза. Как-то после уроков в полном мужском составе: физрук, военрук, трудовик, математик и я, историк выпивали в школьных мастерских. Выпивать в мастерских было очень уютно и безопасно: аквариум, диван и керосинка, на которой получалась удивительно вкусная жареная картошка. Мастерские мы называли бункером, так как они располагались в подвале и имели отдельный выход, что позволяло незаметно самостоятельно покидать школу или транспортировать тела. В тех случаях, когда тело некому было уже выносить, оно на ночь оставалось на диване.
Нас объединяла не только любовь к выпивке, но и незатейливые, как лозунги на первомайской демонстрации, имена-отчества: я – Юрий Иваныч, физкультурник – Иван Иваныч, трудовик – Василий Фомич, военрук – Николай Петрович. Только математик выбивался из общего ряда: он был не только Михал Абрамычем, но и секретарем школьной партийной организации, любившим выпить на халяву. Правда, и то, и другое ему прощалось за умение поддержать беседу на высоком идейном уровне, превращая банальную выпивку в политическое мероприятие школьного масштаба. К тому же, изредка он развозил нас по домам на своем стареньком «Москвиче». Эти редкие поездки были удивительно волнительны своей непредсказуемостью. Нужно ли нести хозяина до машины или он дойдет сам? Машина заведется сама или, как обычно ее нужно будет толкать? Как быть, если все заснут в машине? Но странное дело, поездки на автомобиле всегда заканчивались благополучно. Ухватившись за руль, Михал Абрамыч как будто трезвел. По крайней мере, он уверенно переключал скорость, прищуривал глаз, чтобы не двоилось и всегда заводил песню: «Наш паровоз вперед лети»…
Наша пьянка тянулась уже третий час. Кончилась водка и картошка, но расходиться не собирались: хотелось еще выпить и поговорить.
- Вот что, Юрий Иваныч, - с напускной строгостью обратился ко мне Михал Абрамыч, - водка, как видишь, кончилась, а зафиксировать выпитое необходимо. Правильно, я говорю товарищи? – это он уже ко всем. «Товарищи» дружно закивали головами. – Так что, беги Юрий Иваныч в магазин и возьми три, нет четыре бутылки нашего «партейного».
- Какого? - Не понял я.
- Эх, Юрий Иваныч, как же мне тяжело с вами, с беспартийными. «Партейное» значит портвейн. Скидываемся, товарищи.
Мы скинулись по два рубля, а недостающие тридцать копеек добавил Михал Абрамыч. Все сделали вид, что так и должно быть.
- И помни Юрий Иваныч всегда кредО нашей партии: « Если партия говорит: « Надо», комсомол отвечает: «Счас сбегаем». – С этим кредО партии меня и отправили в магазин. Где-то это кредО я уже слышал. Надо будет вспомнить.
Получив от меня партийную жидкость, Михал Абрамыч аккуратно и справедливо разлил портвейн по стаканам. – Прежде, чем мы потребим эту удивительную влагу, я хочу сказать пару слов. Все, вы хорошо знаете, товарищи, что в нашем обществе имеются отдельные недостатки. И коммунисты всегда первыми указывали на них. Почему, вы меня спросите, коммунисты? – Спрашивать никто не хотел, хотелось быстрей выпить. – Я отвечаю вам, чмо беспартийным. Да, потому, что коммунист настолько кристально чист, он, как росинка на молодом побеге, что никто, я повторяю, никто, не обвинит его в очернении нашей советской действительности. Так выпьем за советскую действительность, которую никто уже очернить не сможет.
Я так никогда и не узнал, издевается он или говорит серьезно. Рассказывали, что при Сталине сидели и его дед, и отец. А страх – штука не привнесенная, а передающаяся на генетическом уровне. Выпили еще, потом еще. Иван Иваныч взял гармошку, и понеслись любимые частушки:
Как на Киевском вокзале
Вышла катастрофия.
Муж попал под самосвал,
А жена под шофера.
В магазин я бегал еще дважды. Наконец, Иван Иваныч с Николай Петровичем, взявшись крепко за руки, попытались уйти домой. Две попытки оказались неудачными: в дверь проходили только сцепленные руки. И только встав «паровозиком», они, наконец, смогли выйти. Хозяин мастерской, Василий Фомич тихонько посапывал на диване. Михал Абрамыч казался трезвым, только неестественно безжизненные глаза, смотрящие в одну точку и дрожащая рука со стаканом, выдавали его опьянение. Казалось, что он не замечал меня и все внимание сосредоточил на стакане.
- Ты кто? – спросил он, и не дожидаясь ответа, опрокинул в себя стакан с портвейном.
- Как кто? – я опешил от его вопроса. – Учитель истории, ваш коллега.
- Ты кто? – еще раз переспросил он. – Если ты не коммунист, ты никто, ты говно. А с говном я не пью. Наливай. – Он протянул руку со стаканом и в то же мгновение уронил голову на стол и захрапел. Мероприятие закончилось. Я аккуратно вынул из его руки стакан, под голову для удобства подложил тарелку с квашеной капустой и засобирался домой.
Следующий день прошел в муках раскаяния и головной боли. Было стыдно за вчерашний день. Хотелось начать новую жизнь, но сначала хотелось выпить. Пили тем же составом в «легкую» исключительно для поправки здоровья и экономии денег.
- Слушай, Юр – обратился ко мне Михаил Абрамыч. В трезвом состоянии он общался с коллегами более фамильярно.- Не пора ли тебе в партию вступать. Анкетные данные хорошие: историк, женат, в коллективе пользуешься уважением. Так ведь, товарищи?
После «поправки здоровья» товарищи были в благодушном настроении и согласно закивали.
- Я дам тебе рекомендацию, – продолжил он – директор даст. Короче, пиши заявление.
- Прям счас? – выразил я некоторое удивление.
- Нет, сначала за бутылкой сбегаешь.
- Но, Михал Абрамыч, - не очень охотно я попытался отказаться. – Мы же договорились, что сегодня по одной и разбегаемся.
- Юр, ты что. Такой праздник образовался. В партию тебя провожаем. Будем обмывать молодого коммуниста.
Это Василий Фомич с Иван Иванычем подвели идеологическое обоснование.
- Товарищи, правильно говорят, Юра, – строго произнес Михал Абрамыч.- Давайте, Юре по рупь пятьдесят.
Я собрал деньги. Михал Абрамыч как обычно дал тридцать копеек.
- Возьми сразу пять бутылок, чтобы потом не бегать, - напутствовал он меня.
Я быстренько подсчитал, что с меня почти шесть рублей. Деньги у меня были, так как после работы я должен был купить домой продуктов.
Сначала мы выпили за молодого коммуниста, потом за того, на чье имя было заявление, за Михал Абрамыча. На третьем стакане Николай Петрович уронил на заявление квашеную капусту. Мужики на него зашумели, что он такой неловкий, зря добро переводит. Капуста действительно была замечательная.
Я по новой начал переписывать заявление. После слов «прошу принять меня кандидатом в члены КПСС», меня переклинило: я начисто забыл, что писать дальше.
- Михал Абрамыч, а что писать после слов в «члены КПСС»?
- Юрий Иванович, вы меня удивляете. – Чувствовалось, что секретаря парторганизации «развезло». - В такой ответственный момент, я бы даже сказал священный миг, вы не можете себе ответить, почему я хочу стать членом партии. Коммунист, бля, это как росинка на молодом побеге. Пиши…
- Что писать Михал Абрамыч? Что хочу стать росинкой на молодом побеге?
- Слушай меня, бля и пиши: «Прошу принять меня кандидатом в члены КПСС, чтобы быть таким же чистым и прозрачным, как росинка на молодом побеге». Ставь число и подпись.
Я написал, как продиктовали. Выпили по третьему стакану. Пьяны были все без исключения. Даже Михал Абрамыч, который все же успел сказать мне:
- Давай сюда заявление, пока снова не заляпали. В понедельник проведем партсобрание и примем тебя в наши ряды строителей коммунизма.
Он забрал у меня заявление и спрятал в своем портфеле. В этот торжественный и судьбоносный для меня вечер я заночевал в школе. Точнее, мы все остались, справедливо решив, что завтра все равно воскресенье.
Ранним утром добирался до дома больной и понурый, с изрядной долей страха, что придется держать ответ перед женой, но с законным чувством гордости за себя и мировое коммунистическое движение. Одним коммунистом на планете Земля стало больше.
В семь утра я был уже дверей своей квартиры. Надеясь, что жена еще спит, очень тихо открыл замок и на цыпочках начал протискиваться в дверь, надеясь сразу нырнуть в ванную. Но едва я только просунул голову, как получил по ней же неожиданный и поэтому очень болезненный удар чем-то очень твердым. Ноги подкосились, и я упал на пол в коридоре. Я бы и так упал, но удар ускорил мое падение. Лежа на спине и закрыв на всякий случай голову руками, увидел над собой перекошенное от злобы лицо Маняши с зонтиком в руках. Это им был нанесен столь чувствительный удар не только по голове, но и по моему самолюбию. Какая-то жена бьет коммуниста, возможно даже будущего лидера всего коммунистического движения, но вслух только произнес:
- Я больше не буду.
- Что не будешь?
- Не буду больше на работе так долго задерживаться.
- Не ночевать дома, ты называешь «задержаться на работе»
- Я готовился к вступлению в коммунистическую партию, писал заявление, потом отвечал на вопросы товарищей, обсуждали политическое положение в мире. Так увлеклись, что не заметили, как утро наступило.
- А перегаром от тебя разит, что задохнуться можно. У вас, что в партии одни алкоголики?
- Не смей так говорить о коммунистах. Коммунисты, как росинка на молодом побеге…
- Что, что? – Маняша явно опешила. – Уж не белая горячка у тебя начинается?
- Что ты ерунду городишь, - возмутился, но на всякий случай, не отнимая рук от головы. Я и белая горячка. – продолжил, как мне показалось даже с достоинством, и попытался подняться, но не смог: от пережитого волнения ноги были, как ватные. – Помоги лучше подняться. Не видишь, что мне тяжело. - Я попытался перехватить инициативу.
- Я тебя сейчас помогу. Еще раз по голове огрею. – Не смотря на угрозу, жена явно смягчилась. Она боялась, что я мог провести ночь с женщиной. Но видимо мое объяснение, и внешний вид ее вполне удовлетворили, и она помогла мне встать.
В дальнейшем выходной день прошел тихо и обыденно. Немного поспав, я сходил за сигаретами к соседу, у которого всегда был спирт. Выпил ровно пятьдесят грамм, занял у него же денег, сходил в магазин и купил продукты. Жена оценила мою заботу и позволила выпить из домашних запасов сто граммов коньяка для повышения тонуса. С ее молчаливого согласия я выпил двести. Вышел покурить на площадку с соседом. Выпил ровно сто грамм спирта. Покурили, поговорили про Гондурас. Сосед предложил еще выпить, но я отказался: «Если совсем чуть-чуть, граммов двадцать пять». Наступило окончательное просветление, и с чувством законной гордости отправился спать.
На следующий день в школе Михал Абрамыч предупредил меня:
- Не забудь, сегодня после уроков в кабинете директора будет партсобрание. Будем тебя в партию принимать.
- Помню, помню. – Успокоил я его.
После уроков я робко постучался в дверь кабинета директора. Когда вошел, все коммунисты во главе с Михал Абрамычем были в сборе. Мужиков и коммунистов в школе было почему-то всегда мало. Вся партийная организация легко разместилась полукругом вокруг директорского стола. Директор ласково пригласил:
- Проходи и присаживайся Юрий Иванович.
- Спасибо.
Я скромно сел поодаль. Михал Абрамыч откашлялся и торжественно произнес:
- Уважаемые товарищи коммунисты сегодня у нас на повестке дня один вопрос: «О приеме кандидатом в члены КПСС учителя истории Рагозина Юрия Ивановича.» Сейчас я зачитаю личное заявление Юрия Ивановича.
Михал Абрамыч надел очки, поднес близко к лицу мое заявление, написанное в жарких дискуссиях и начал читать: «…прошу принять меня кандидатом в члены КПСС, чтобы быть, как росинка на молодом побеге». Я оцепенел. Забыл переписать заявление? Михал Абрамыч засуетился: «Даже не представляю, откуда появилось такое заявление? Очевидно, Юрий Иваныч по молодости что-то напутал». Вот, гад. Сам надиктовал, а теперь все валит на меня.
- Наверное, в мастерских писали заявление? – Обратился ко мне директор. Я молчал, не зная, что сказать.
- Я не знаю, где он писал заявление товарищ директор. – Судя по обращению к директору, Михал Абрамыч сильно перетрухнул. - Юрий Иваныч мне передал его в коридоре на третьем этаже. Ведь так было Юрий Иваныч? – Мне ничего не оставалось, как молча согласиться. Он же продолжал оправдываться. – А я виноват, не досмотрел, по причине усталости бдительность потерял.
- Знаю, я, Михал Абрамыч вашу усталость. Напились, как всегда, и эту чушь надиктовали. Ладно, заявление он перепишет. Давайте перейдем к голосованию. – Директор взял на себя ведение собрания. – Вопросы к кандидату есть? Нет. Будем голосовать, Кто «за». Решение принято единогласно. Поздравляем Юрий Иваныч со столь значительным событием в вашей жизни. И всегда помните, коммунист должен быть кристально чистым, как росинка на молодом побеге…