Операция без наркоза (Рассказ)

Операция без наркоза.
Новелла.
Страх перед смертью иногда заставляет человека совершать поступки, граничащие с героизмом, а то и с безумным героизмом. Но вот что интересно: насколько поступок можно называть героическим, если он совершён лишь под угрозой сохранения собственной жизни? И вообще – героический ли он? А может, здесь уместно другое определение? Какое?
Этот случай, характерный для приведённого выше размышления, произошёл не так давно.  Я не был тому свидетелем, но мне рассказали его люди, знающие эту историю, что называется, из первых уст.
- Не дурите, больной! У вас сто процентное воспаление слепой кишки, причём в самой крайней её стадии. Вы знаете – что такое гнойный перитонит? Это, когда ваш воспалённый отросток лопается в вашем брюхе. Но тогда, даже на операционном столе у вас будет мало шансов к спасению. А вы спрашиваете, можно ли вам на три дня в рейс. Можно, конечно, но если туда вы, возможно, доедете и сами, то оттуда вас привезут, и только ногами вперёд. Да я милицию вызову, а не пущу вас в рейс, идиот вы этакий!
Павел потрогал пальцами болезненное место внизу и справа живота: действительно больно при лёгком нажатии, а до пола вообще не дотянуться – боль резкая и будто мешает что-то внутри. Факт, что воспаление, прав доктор. Но ведь – чёрт побери! Он и не собирается эти три дня гимнастикой заниматься. Ему всего-то надо груз в Архангельск отвезти, и обратно попутный прихватить. А если подсуетиться и повезёт, то можно и за меньший срок обернуться. И за всё за это штука баксов! Что они – на дороге валяются?! Что эти доктора в нашей работе могут понимать, мать иху!
- Ладно, доктор. Я пойду, соберу вещи и приду к вам. Только вы мне по быстрому всё сделайте, мне валяться на койке некогда.
Под строгим взглядом хирурга Павел скорым шагом вышел из кабинета, но действовал совсем по другому плану, окончательно теперь созревшему у него в голове.
Уже через час мощный рефрижератор-«Вольво» вывозил его из границ города. Жене он позвонил, сказал, что доктор успокоил: ничего страшного, лёгкое отравление. Ну а сам, сам верил в свою удачу и крепость организма - и не в таких переделках бывали! Прорвёмся!
Путь до Архангельска занял чуть менее суток. Но пока сдавал груз, загружался попутным - пошли уже основательно вторые. В принципе, оснований для беспокойства не было, он шёл в графике, но когда прыгал из кабины в кабину во время сдачи и получения грузов, проклятый отросток опять начал давать о себе знать тянущей болью. Это слегка беспокоило, но Павел верил: за сутки ничего страшного с ним не произойдёт, а уж он постарается сократить этот срок, выжать из машины всё возможное.
Но в дороге боль начала нарастать. Скорость пришлось сбросить: как ни комфортабельна кабина «Вольво», но при быстрой езде чаще приходилось работать рулём и педалями, маневрируя при обгонах. Это ещё более обострило состояние. Часов через десять он всё же остановился. Приспустил спортивные штаны, чтобы осмотреть больное место. Но от осмотра ему стало только хуже, даже немного страшно: этот участок живота даже стал выделяться цветом, вроде бы отливать синевой, а главное – там явно выпирала опухоль, как бы стремясь прорваться наружу.
«Не дотяну домой, - заныла в голове тоскливая мысль. – Нет, похоже, шутки кончились. Надо спасать и себя, и груз. Эх! – С досадой ударил он ладонью по рулевому колесу. - Часов бы десять ещё - и дома. А теперь надо до Ярославля как-то дотянуть, всего ж ничего осталось. Больше-то мне нигде не помогут».
Ещё около пяти часов он ехал, превозмогая сильнейшую боль. До города оставалось около пятидесяти километров, когда Павел вновь остановил машину. Боль в боку стала настолько режущей, что иногда он терял контроль над дорогой. Вести машину, наконец, он стал просто не в силах, да это становилось и крайне опасным.
Время было летнее и позднее, наступали сумерки, большинство машин шло при ближнем свете фар. Павел не стал даже пытаться выйти из кабины: она настолько высоко от земли, что каждое сложное движение для него могло оказаться роковым. Чтобы привлечь к себе внимание водителей, ему оставалось только мигать светом фар, да реветь клаксоном. Но после многих отчаянных попыток стало ясно – до него никому нет дела, все машины проносились мимо.
«Всё, - металось в голове у Павла, - это конец!». И оттого, что смерть свою он увидел так же реально и близко, как и извергающий боль живот, ему стало страшно по-настоящему, а из глаз сами потекли слёзы. А может, они потекли от боли. Он  вспомнил категорические предостережения доктора, свою самоуверенность. Эти воспоминания неожиданно распалили в нём ярость к самому себе - своими руками выкопал свою могилу! Чувство злости неожиданно взбодрило и захотелось хоть каких-то действий: раз всё равно вот-вот сдохнешь, возьми нож, да и воткни его в это проклятое место. Больнее уже быть не может, а скорая смерть хоть избавит от мучений.
«Но почему – просто воткнуть? – Пробилась мысль через скрючившиеся от боли извилины мозга. – А если взять, да вырезать? Похоже, всё равно помирать, так может попробовать операцию без наркоза?». Мысль о том, что он подумал о наркозе, даже остановила слёзы, а губы скривило в подобие усмешки – разве могла какая-то иная боль перекрыть эту, буквально разрывающую ему живот?
Павел собрал мозги в кучу, попытался сосредоточиться. Вспомнил, в каком месте кабины стоит его рейсовый рыбацкий «несессер». Он знал: там есть остро отточенный нож, леска, рыболовные крючки – что там применяется ещё обычно при операциях? Спирта нет, но есть аптечка, а в ней большой флакон с йодом – пойдёт!
Теперь, когда появилась надежда, Павел как бы очнулся, и с каждой минутой наливался энергией действия. На боль он теперь почти не обращал внимания. Главный его противник, он отчётливо понимал это, только время. Успеет он отрезать  гнойный отросток до того момента, как он лопнет в животе – и, возможно, спасётся. Нет… - значит, нет, больше ему не жить.
Это, может, звучит и противоречиво, но одним из путей к спасению Павла было – запас терпения при дефиците времени. Ситуация почти патовая, но именно сейчас Павел, имея самые сильные аргументы к максимально быстрым движениям, должен был это желание максимально же сдерживать. Он очень хорошо понимал: малейшее неосторожно резкое движение, и кишка прорвётся - только плавно, только медленно. Поэтому рыбацкий набор и аптечку доставал очень долго, может минут пять. Приготовил нож, откупорил йод, разложил леску, рыболовные крючки. Затем протёр йодом лезвие ножа и, едва касаясь, вздутое места живота. «Скальпель, спирт, огурец…» - отчего-то вспомнился не ко времени анекдот. Мысленно обозвав себя бараном и, только шире раскрыв глаза и не колеблясь и доли секунды, быстрым движением провёл острым лезвием по вздутию.
Какой-то особенной боли он почти не почувствовал, только озноб и тошноту, да холод в груди: появились, и моментально исчезли. Нож, казалось, только чуть коснулся туго натянутой кожи, как она вдруг развалилась в разные стороны, и с каким-то чавкающим звуком наружу вывалился уродливый красно-сине-зелёный отросток. Кровь немедленно полилась на ноги и пол кабины. Но Павел в эти мгновения испытывал настоящее блаженство, так как нестерпимая боль, мучавшая его всё это время, сразу стала гораздо меньше.
Павел понимал, что опасность смерти ещё не миновала, что теперь надо что-то срочно делать с этой гнилой кишкой. Кровотечение, это вторая большая беда, но вначале – кишка. Немного мешало головокружение, но он сосредоточился, взял в руки самую толстую леску и, осторожно обмотав её вокруг основания слепого отростка, где он примыкал к кишке нормального, красного цвета, крепко затянул петлёй. Затем, налив йод на большой клок ваты, прошёлся им по краю резаной раны. Боли, обязательной при таких экзекуциях в других условиях, не почувствовал, только лёгкое покалывание. Но и кровь, как ему хотелось, не стала идти тише, она всё так же, тёплой струёй продолжала стекать по ногам. Только теперь он понял, что отрезать отросток не сможет, не сумеет потом залатать то место, откуда его срежет. Оставалось только одно – попытаться остановить кровь. Он взял крючки и начал  соединять ими края раны с двух сторон, двигаясь к середине. Появилось чувство боли, усилилось головокружение, но скоро наружу висел только огромный уродливый отросток. Но не удалось главное: кровь шла всё так же, не переставая. Павел понимал, что для её остановки края раны надо крепко стянуть между собой леской, но он чувствовал: для этой кропотливой работы у него не хватит ни умения, ни сил, ни времени. Единственное его спасение, чтобы не умереть от потери крови, – это быстрее добраться до квалифицированной помощи. А это означало только одно – вперёд. Он запустил двигатель, и машина тронулась с места.
На посту ГИБДД ещё издали приметили неуверенно, на малой скорости,                          временами зигзагами приближающийся к ним большегруз, идущий под дальним светом фар. Объяснение могло быть только одно: водитель пьян настолько, что абсолютно не отдаёт отчёт в своих действиях. Как подсказывал опыт, могут возникнуть проблемы с задержанием. Да ещё быстро темнело – дополнительная помеха. Но на всякий случай приготовились к встрече: перекрыли шлагбаумами движение в обе стороны, перед ними раскинули ленты с острыми шипами, за шлагбаумом по ходу движения поставили милицейскую машину с включенными маяками-проблесками.
Рефрижератор въезжал на пост контроля совсем медленно. Через лобовое стекло было видно, что водитель почти полностью лежит на баранке грудью, голова то падает, то с трудом поднимается вертикально, взгляд, изредка бросаемый на дорогу, совершенно пустой. Далее, как и ожидалось, начались проблемы: водитель на решительные сигналы остановиться не среагировал, машина проехала через ленты с шипами, с проколотыми колёсами снесла шлагбаум и наехала на отчаянно мигающую милицейскую машину. И только потом, протащив остатки того, что только что было легковушкой перед собой по асфальту метров пять, на ней большегруз и заглох. Милиционеры, как им и положено, бросились с двух сторон к неподвижной «Вольво».
То, что они, рванув двери, увидели в кабине, повергло бы в шок кого угодно.
Водитель, окровавленный практически весь, лежал головой на баранке, повернув голову в их сторону, и пьяно улыбался. Опустив глаза ниже руля, вздрогнул даже самый стреляный: ноги, педали, пол – всё было покрыто загустевшей коричневой кровью. А, вдобавок, из живота водителя свисали кишки.
…Месяца через два в больнице, когда кризис миновал, и Павла перевели из реанимационной в обычную палату, все участники последнего акта этой трагедии со счастливым финалом, смущённо улыбались, вспоминая состояние каждого в те мгновения. Разговор между ними состоялся настолько примечательный, что  просто необходимо его приблизительное воспроизведение.
- Ну, и задал ты нам шороху, парень! Мы-то думали – ну, сукин кот, наклюкался, только на автопилоте и тянет. Вот пусть только остановится, набьём рожу от всей души. А потом, когда ты нашего «Жигуля» подмял, знаешь, мыслей уже не было – хоть стреляй в тебя. Но когда твои двери открыли – ну, всякое видели, но чтоб такое ещё раз - упаси Господь!
- Мужики, не обижайтесь, но первый раз в жизни я с такой радостью увидел вашего брата на дороге. Обрадовался, а остановить машину не могу, и вообще ничего не могу: ноги-то у меня раньше отказали, педалями не работал, а тут и руки отнялись, повисли, как плети. Я только грудью машину и удерживал, чтоб хоть чуть прямо шла. А тут вы на дороге торчите, не знаете что почём, а я на вас боюсь наехать. Поверите? Зубами уже баранку держал, когда на вашего «Жигулёнка» выруливал, чтобы хоть что-то машину остановило, зажигание-то выключить не могу. Вы уж меня простите, я знаю,  сам виноват во всём.
- Да ладно, Пашка! Железо, оно и есть железо. Главное – ты вон что с собой сделал и живой остался. Нет, ты теперь для нас вроде национального героя! Наш пост прямо гордится, что мы тебя остановили и в скорую доставили. Весь дивизион тебе приветы передаёт.
Осторожно пожав ему руку, посетители ушли. На тумбочке остался огромный букет цветов, на полу пакеты со снедью, на кровати растроганный Павел с улыбкой. Которая, впрочем, недолго держалась на его губах. Вполне может быть, что и он размышлял о неисповедимых путях героизма.
На этом, в поразительном происшествии на дороге, можно было бы поставить и точку. Если бы ровно через год не случилось продолжения, притом гораздо более трагического. В очередном рейсе Павел заснул за рулём и разбился насмерть.
Размышляя над всем этим, невольно задумаешься над словами индусского мыслителя Шри Ауробнидо: «Провидение – это не только то, когда все гибнут на тонущем корабле, а ты спасаешься. Но и то, когда все спасаются, а ты погиб».