Прорвется наружу, конечно же, в самый неподходящий для этого час,
И я обнаружу среди бесполезного хлама – надорванный джаз, фотографии слов,
Свой бледный анфас, эхо беглых шагов, патрон для ружья, коллекцию снов,
Два или три кандидата в мужья, пять кандидатов в большую любовь…
И выясню—скорее, для галочки, для отчётности—никому не нужна, никому не далась
Ни в руки, ни в сердце, ни—что еще там у вас?..
Когда-нибудь всё, в чём я так ошибаюсь, вдруг станет доходчиво и непреложно,
Как будто рецепт—тот, что вечно терялся—мне выписал сам Господь Бог:
Натощак две чайные ложки надежды, ванильный кофе, горячий грог,
И каждая книга на полке щурится, пряча от солнца свой эпилог…
Когда-нибудь всё будет просто и запросто—даже дифференциал,
Решать который желательно мозгом, а не как нынче Бог послал. Хотя я решала,
И Бог посылал. С каждым разом всё дальше.
Когда-нибудь всё, что игралось со сцены, вдруг станет искренним до откровенности.
Я—в приступе крайней смиренности—признаюсь, естественно, переживая,
Что я вживленная, а не живая, и мне так намного проще, представь…
А все эти мальчики-вишенки и прочий скуластый сброд…Я через них—на спор—
Вплавь, а они во мне—наспех—брод протоптали общими силами.
Значит, когда-нибудь всё станет пылью, или белесым инеем, может быть, даже я—
Ломаная кривая, бабочка и змея.
-30-01-09-