Здесь постоянно слышались шорохи и скрипы, кто-то кряхтел и постанывал, а бывало, упирался пронзительным взглядом из темного угла, так, что ломило затылок, будто некое загадочное – «оно» - пыталось сообщить - столь важное, что и сказать то нельзя простыми словами.
И хотя, на поверку, оказывалось, что все чудеса- проделки ветра при помощи куска железа, гудящего на ветру, а взгляды из темноты - плод расстроенного воображения - не более, но было, все-таки, тревожно, сумеречно и постоянно клонило в сон.
Побывав в этой комнате, он уже не хотел ни думать не работать – он ничего не хотел, а только перебирать мысли и воспоминания, словно бесконечный пасьянс –лишь бы не заниматься настоящим делом.
А ведь казалось, что, построив эту мансарду, он, наконец- то возьмется за главное в своей жизни. То - ради чего обрубались связи и привязанности, и вводились ограничения по части амуров и новых знакомств. Ради чего накапливал и складывал на чердаках памяти обрывки знаний и представлений о чем-то огромном и недоступном пока собственному, не до конца еще оформленному сознанию. Казалось, что вот здесь возле этого окна с видом на море и придет к нему, наконец, Истина. Или хотя бы подобие ее.
И он приблизится, к сверкающей среди множества мирозданий Вершине, сияющей отраженным светом Абсолютного Знания, льющегося из Неведомой Бесконечности... Чего-то в этом роде он, смутно ожидал, наверное.
Но ничто не приходило и ничего не случалось. Только воспоминания и сонное полуобморочное состояние, рисующее неясные силуэты, похожие на штрихи - следы невидимых глазу, геометрических проекций.
Вот из этого тумана и выплыли однажды стихи:
-На желтое - в лиловом, тень легла, пересекая свет…
Перед глазами раскинулось огромное пространство струящегося света, мерцающего в лилово-желтых полутонах градиентного, фотошоповского моря. Бархатистых тонов ультрамариновая тень, словно выползающая из ночи клякса, накрывала ровно светящуюся перспективу дня. Инь и янь мироздания боролось само с собой, как всегда лишь имитируя движение вперед.
Тень пульсируя, будто натруженная вена, протягивалась слева - направо звенящей струной, обозначившей, некий, условный горизонт. А затем резко взмывала вверх, увлекая его за собой.
Струна вибрировала, и гудела, издавая невероятной высоты звук, похожий на писк комара, влетевшего в самое ухо.
Собственно это и был комар, а он заснул, любуясь очередным вечерним закатом. Уронил голову на согнутую руку и задремал, придавленный внезапным сновидением. Прозвучавшие рефреном ко сну стихи – исчезли, не успев, как следует, родиться. Погибли слова, убитые комариной трелью - так и не успев сталь рифмой. Негодный комар! Или это шмель из картины Сальвадора Дали? Похоже на то!
Можно было, конечно, включить свет и устроить испанскую корриду с участием комара или шмеля. Кто-нибудь был бы убит - это точно! Возможно комар…Или шмель… Или - он сам пал смертью храбрых, выпав из окна в попытке настигнуть подлое насекомое.
Такое, к сожалению, случается порой. Одно неловкое движение… Человек, как было сказано: «…бывает смертен. Иногда внезапно смертен….»
Но было лениво. Опять начались знакомые шорохи и скрипы. Может быть ветер ? А может снова – «оно»? Крадется и крадется к нему на цыпочках, откуда-то сзади, пытаясь застать врасплох и взять в нежный полон, расслабив, приучив к лени и чревоугодию. Растопить в ласках мысль, лишить воли. Привязать к себе… К домашним тапочкам и халату с кальсонами. Словно женщина ей богу! Наивная любящая женщина. Или ненавидящая? Что порой одно и тоже!
Андрей поспешил ретироваться из странной комнаты.
Честно говоря, он не ожидал от себя подобных рефлексий. Всегда гордился ясным умом и наличием – хоть какой-то логики. Даже к процессу выпивания, относился достаточно, системно. Отпускал изредка душу в обнимку с пьяненьким телом, погулять на все четыре стороны, но зорко следил, при этом, чтобы не набедокурили и не более чем - на два-три дня. А потом вновь – домой, на Родину… И - по завершении, отпоив гуляк крепким чаем, сажал работать. Надо сказать, что подобные отлучки тоже шли в дело. Работалось после этого особенно вдохновенно. Рождались какие-то свежие образы, перекладываемые в слова или в краски, если приходила охота заняться живописью.
- На желтое в лиловом тень легла - пересекая свет….
- На желтое - в лиловом…
Он, вдруг, вспомнил сон, который пришел к нему незадолго до этого противного комариного писка. Странный сон. Послышался настойчиво зовущий голос приятеля…
Человек тот давно умер, но это обстоятельство, нисколько не удивило его.
И вот он шел на встречу с ним по каким-то странным коридорам. Звучала негромкая гудящая,- словно ветер в трубе,- музыка и еще - эти стихи. Вроде бы даже стихи звучали в его собственной голове, хотя, казалось, что ими было наполнено все, окружающее пространство. Оно пахло каким-то особенным запахом - это пространство.
Это было из детства… Аромат пустыни: горящие кизяки и верблюжья колючка. Лицо матери выплывало из ажурной вязи полутеней. Стремительно неслись к горизонту степные кони, поднимая терпкую пыль, пахнущую ковылем и полынью.
Похоже, существа, заманившие сюда, хорошо знали его биографию. И снова стихи. Они звучали как-то протяжно и монотонно, словно колокол издалека. Он никогда раньше не писал таких стихов.
- На желтое, в лиловом тень легла, пересекая свет,
Раскрылись губы и мельканье лет, вдруг, проступило на твоем челе
Как пот предсмертный.
В ужасе деревья отпрянули от неба
И луна-воровка, украдкой заглянув в стекло, сбежала в ночь!
Он шел по коридорам похожим на гусеницу, вывернутую наизнанку. Так же, как гусеница они причудливо извивались, путая следы. Вернее даже это был некий гибрид: гусеницы, бабочки и жука одновременно. Такое могло привидеться только во сне. Это была какая-то странная структура - определенно. Некий нерукотворный организм – продукт биоинженерии будущего! Было ощущение, что это сделано не руками, а выросло само собой по проекту гениального дизайнера, которым может быть только сама Природа.
Пол совершенно ровный и словно выложенный из мозаики выглядел: как брюхо гигантского жука, если его отгладить утюгом и, раскроив на строгие сегменты, выложить из них план помещений.
Такими же были стены и потолок - из материалов, словно имитирующих крылья бабочек, стрекоз и прочих насекомых. Он притронулся к хитиновой поверхности, и она показалась ему теплой на ощупь.
Панели стен, вздрагивали от его прикосновений – словно это были живые существа, наделенные способностью чувствовать. Они, казалось, дышали и реагировали на его присутствие - он явственно ощущал это.
Как же там дальше в этих стихах?
Шум Времени, перекликаясь с ветром,
Влетел в окно.
Остыл суровый лик
Рук хитрое переплетенье - ослабло, вмиг!
А вдруг?- подумалось, внезапно.
Но - то была лишь сказка перед сном,
Сказанье беглое о том, что быть могло.
Иль было?... Было?
Да вот так. Именно так.
Андрей шел, как будто заранее знал маршрут, пока, наконец, не остановился перед
слегка притопленой в панель, нишей с закругленными краями.
В глубине имелась дверь, с нанесенными на панель, мерцающими золотом, письменами, похожими на древнеегипетские петроглифы.
Он не понимал эти символы, но мозг сам расшифровал текст. Это было имя его приятеля и через дефис значилось - Магистр Поля.
Каким-то периферийным участком своего мозга, он - все же - понимал - что спит и потому, наверное, ничему не удивлялся.
Он прикоснулся пальцем к одной из пиктограмм, и дверь бесшумно уплыла в сторону.
Магистр Поля восседал за грандиозным офисным столом и теребил какие-то бумаги.
- Ну, здорово, старик - сказал он и, не поднимая головы от документов, ткнул пальцем в направлении ближайшего стула.
Стул, представляющий собой, странную конструкцию из хромированого метала и обтянутых кожей поверхностей, буркнул что-то недовольное и нехотя развернулся, предлагая сесть на свою лоснящуюся, словно хромовый сапог, покатую спину.
Устроившись, Андрей с ужасом ощутил, что сидит на чем- то живом и недовольном его внезапным вторжением. По венам этого зверо-стула, явно текла горячая кровь, а в подушках живота что-то бурчало и переваривалось. Видимо он нарушил его послеобеденную сиесту. Чудеса!
Макс был в своем репертуаре. Он и при жизни то любил почудить. А тут, заполучив целого Магистра, решил, видимо, сполна потешить свои комплексы.
- Может быть, я погуляю пока? А ты работай! – Андрей собрался, встать со своего кресло-пони, но то ласково, и настойчиво, обхватило его подлокотниками так, что и - не продохнуть!
- Что, брат, не получается! – ухмыльнулся Макс. – Сейчас я… Потерпи немного. Действительно неотложные дела! Прости!
- Ну, что надолго к нам? – он оторвался, наконец, от бумаг и что-то чиркнув внизу листа остро заточенным ногтем, видимо поставив, таким образом, подпись, поднял на Андрея взгляд неожиданно оловянных, тускло- светящихся механическим блеском глаз.
- Ба…Да ты андроид, братец! – внезапно догадался Андрей.
- Ну и что! – ответил на его мысль, Макс и вальяжно откинулся в кресле, улыбнувшись ослепительно- белой улыбкой ненастоящих зубов.
- Так даже удобней - поверь мне! – голос его звучал, как из кастрюли.
Тут в голове Андрея что-то щелкнуло и сознание его отключилось.
Когда он очнулся, Макс - словно поломанный манекен, в нелепой позе, брошенной хозяином, марионетки, наклонившись вперед, смотрел в пространство стеклянными глазами. Он смешно раскинул руки и открыл рот, видимо в последний момент что-то горячо доказывая собеседнику. В голове Андрея, между тем, словно Мамай прошелся. Стало быть, память ему аккуратно подтерли. Он с трудом вспомнил, как очутился здесь. Понимал только что это сон - и нужно выбираться отсюда побыстрее.
-А, что же с этим… С Магистром? Может быть, наболтал лишнего, и его изолировали более сильные Магистры?- подумал Андрей. Или перевозбудился, и сгорели предохранители… А, может быть, просто задолжал за коммунальные услуги местному ЖКХ? И его отключили от электросети? Как пылесос. Ха-ха! Кто их там знает в этом их параллельном мире? Самом параллельном из миров! Н-да… Смешно!
С трудом, выбравшись из через чур дружественных объятий трехколесного кресло-монстра, тоже - по всей видимости - впавшего, в летаргический сон, как и его хозяин, Андрей выглянул в коридор.
Можно было вернуться тем же путем, каким он пришел сюда, но уже не было уверенности, что это правильное решение. Он двинулся в сторону света, проникающего в эту вывернутую наизнанку гусеницу-коридор из каких-то сияющих пространств открывающихся впереди. Внезапно пол под его ногами поехал- словно эскалатор, - ускоряя движение. Кто-то явно спешил избавиться от него.
Прямо с эскалатора, за очередным поворотом, он влетел в гостеприимно распахнутые двери чудо-лифта, похожего на хрустальную каплю, свободно парящую в пространстве.
Попав внутрь капли, без объявления маршрута и завершающего – Прости! - тут же улетел по немыслимой траектории обратно на Землю – т.е. вернулся в один из кругов Ада - каким, наверное, представляется наш мир разным более продвинутым личностям, дослужившимся до Магистров Поля…
Это ему, оказывается, только показалось, что он проснулся от комариного писка. На самом деле это был звон стекла. Кто-то ломился к нему среди ночи, яростно стуча в окно. А комариный писк это, наверное, от скорости, с которой он так стремительно переместился из небесных сфер, назад - в этот бренный мир. Просто звенело в ушах!
Он осторожно спустился, по лестнице вниз и не зажигая лампы, разглядел в свете уличного фонаря зареванное лицо Анжелы – его бывшей…
Анжела опять сбежала от своего хахаля - местного художника, которого он подсунул ей, чтобы избавиться от назойливых притязаний. Хотя это было только частью правды.
В некоторой степени он просто трусливо уклонился от ответственности. Или от серьезных отношений - так будет вернее!
И вот пьяная Анжела, томимая нереализованной любовью, билась в его окно, как бабочка, прилетевшая, за тридевять земель, чтобы сгореть в пламени свечи.
-Хорошая метафора, но страшно избитая - привычно подумал он. Затасканная, как и все хорошее на этом свете.
Слишком много случайных и необязательных прикосновений...
В смысле метафора затасканная...
-А Анжела? Анжела - бедная женщина, уставшая от наложенного на нее, как и на многих женщин, обременения – желания любить и быть любимой. В чем она виновата? Ни в чем ! Только в том, что слишком молода и красива – и, как следствие глупа.. А в остальном, виноваты мы. Мужики. Со своими нереализованными амбициями, маниями и претензиями!
Он уже потянулся, было за ключом, чтобы открыть дверь…
Но тут словно молнией, его пронзило забытой рифмой. Спотыкаясь, и обивая углы, он побежал вверх по лестнице. Назад - в ту Комнату, боясь потерять настойчиво звучащий рефрен. Ведь это были еще не стихи. Стихи были там наверху. А вернее, там находился ключ к ним. Он чувствовал это. Нужно было спешить…Пока «оно», поселившееся в комнате наверху, снова не украло у него вдохновение!
Почудился звон разбитого стекла за спиной, но он не обратил на это никакого внимания.
Андрей вновь проснулся оттого, что кто-то тихо стучал в распахнутое окно. Открыв глаза, обнаружил воробья, зацепившегося лапками за переплет. Встретившись с ним взглядом, птаха испугано пискнула и улетела в сторону моря.
Выглянув, вслед, он увидел перед собой желтую гладь песка, обрамленную кармино-красными деревьями и лиловым морем, облизывающим далекий горизонт…К морю брели ультрамариновые фигурки людей и двигались оранжевые автомобили, рассекая упругое пространство по изумрудно-бирюзовой ленте асфальта. Словно кто-то всесильный и невидимый всю ночь пил абсент с Гогеном, или за неимением Гогена, просто, обработал этот мир в фотошопе. А может быть, его подменили - и это был уже совсем другой мир?
Он торопливо протер глаза, и море снова сделалось привычно голубым, асфальт серым, а деревья зелеными. Фотошоп был отменен одним движением руки.
Взглянув перед собой, он с удивлением обнаружил листок бумаги - аккуратно заполненный собственным почерком:
На желтое в лиловом тень легла, пересекая свет,
Раскрылись губы и мельканье лет,
Вдруг, проступило на твоем челе,
Как пот предсмертный
В ужасе деревья отпрянули от неба
И луна- воровка,
Украдкой заглянув в стекло,
Сбежала в ночь...
Шум Времени, перекликаясь с ветром,
Влетел в окно.
Остыл суровый лик
Рук хитрое переплетенье - ослабло, вмиг!
А вдруг?- подумалось, внезапно.
Но - то была лишь сказка перед сном,
Сказанье беглое о том, что быть могло.
Иль было?... Было?
И так причудлив в этой сказке мир: настойчиво его безбрежное хотенье,
Капризной алчности неугомонен рык,
И в глубине души страстей кипенье.
И тихий голос Ангела сквозь крик.
Приди ко мне - Покой и Тишина
Душа тоскует об иных пространствах,
А поступь воинов, меж тем, тверда
И звон мечей кромсает ночь. И утро истекает кровью...
Она течет меж губ и падает в ладонь,
Раскрытую для щедрых подаяний.
Не бойся, милая, я обниму тебя и донесу до моря-
Где ты сойдешь в глубины - к Богу своему-
Расскажешь, может быть, ему-
Как пепел лег на раны...
А крик детей -
Пронзителен и светел!
Не спи, любимая!
Сон разума рождает - Чудищ.
Придет еще рассвет-
Он все расставит по своим местам!
Схватив листок бумаги с записанными на нем стихами, Андрей бросился к выходу
из дома. Ему захотелось быстрее прочесть их морю, чтобы сверить звучание с шумом прибегающей к берегу волны. Каким-то звериным, внутренним чутьем – чутьем поэта -он понимал, что это необходимо ему!
На скамейке перед домом спала Анжела. Ее круглое лицо покрывали ренуаровские тени, а губы были открыты, словно в ожидании нечаянного поцелуя. Рассеяно сунув стихи в карман, он взял девушку под руки, и повел в дом. Ласковый летний ветер, залетев в разбитое стекло, тихо шевелил шелковые занавеси, расписанные сюжетами из Климта, где-то едва слышно звучал церковный колокол, и лаяла собака. Привычно и узнаваемо бранились соседи за забором напротив, замолкая ненадолго - лишь для того, чтобы перекурить и
набраться сил.
Начинался новый день…