/продолжение/
Одиннадцатый день. Вторник
Вот! Хоть в одном пункте вырисовывается форма записей — прежде всего, о погоде.
И сегодня сыро, хмуро, плюс полтора градуса. С утра потянул едкий ветерок, и многие из прохожих подняли воротники и под-тянули шарфы к подбородкам и носам. А мысли идущих мимо — о тепле квартир и кабинетов, о гриппе: заболею — не заболею, об ином насущном.
Но были сегодня и другие.
…и когда он услышал правду о себе, улыбка отслоилась от его лица и, затвердев, обратилась в горькую, уродливую маску…
…не верю в существование Бога. Но верю в Вечные Истины земного бытия, провозглашенные мудрецами в Книге Книг от имени Бога…
…Разница между политиками-демократами, бывшими и нынешними, лишь в том, что те желали пить выгоды и похвалы фужерами? а эти — согласны и гранеными стаканами…
…я постоянно строжусь. Оберегаю, особенно детей: это вредно, то опасно. А она мне: «Ну да, конечно, вообще-то жить вредно и опасно — приводит к смерти»…
… обожаю умных женщин. Исключительно! А если они при этом еще чертовски обаятельны, я от них… как это говорят нынешние юнцы, балдею! Тащусь! Торочу!
Нет. Сегодня я не совсем напрасно напрягалась, считывая со лбов сокрытое под ними.
Тринадцатый день. Четверг
Утро на востоке было золотисто-рыжим с сиреневыми оттенками на облаках западной части неба. Разрывы, просветы в облаках к середине дня стали занимать много места на небосклоне. Небо проголубело со всех сторон. Весь день легкий морозец — минус два-три. Дорожки на сквере стали сухими. Гребешки снега на обочинах, грязные больше вчерашнего, хрустят под ногами, как митрофановские сушки когда-то на зубах детей.
И сегодня обрывки мыслей и разговоров — о гриппе: в аптеках навалом ремантадина; лучшая профилактика — лук и чеснок; в Англии ожидаются тысячи умерших от эпидемии этого года; в столице семь человек, а у нас…
Другая тема, сугубо местная, — открытие, презентация, как теперь говорят к месту и без, церкви в городской тюрьме. Церковь там была и раньше, до войны. Так что правильнее было бы говорить о ее восстановлении и возобновлении церковной службы. Открыли церковь как многоконфессиональную, службы будут отправляться и по православному, и по католическому, и по лютеранскому обрядам. Сомневаюсь, что еще и по старообрядческому и по иудейскому. Но сегодня, когда веротерпимость подчас подменяется неразборчивостью, безразличием и невежеством, все может быть.
Спрашиваю у сосны: «А крест-то какой-никакой воздвигли?» Долго молчала подруга, потом изрекла: «Не видно». А прохожие об этом не говорят.
С сегодня на завтра — Старый Новый год, который как-то совсем уж по-семейному празднуют. И, говорят, только в России. И то не все. И у нас не все. И тоже без площадной толкотни. В каких-то окнах еще сверкают гирляндами облысевшие елки. Сосна сказала, что и на площади стоит еще мертвая красавица. Стоит – тоску источает.
Двадцать четвертый день. Понедельник
Морозец в тех же пределах. Солнцу трудно пробиваться через низкие серо-синие облака, и ему это сегодня редко удается. Душевный настрой людей соответствующий. Да и — понедельник.
Вчерашние ожидания на встречу с Ним и Ею не оправдались. Вернее, я ждала встречи меж ними. А сегодня она уж точно не состоится. Не могу понять не только, кто они, до сей поры не знаю их имен. В пределах моей досягаемости ни Он, ни Она не появлялись с кем-то еще, кто помог бы мне раскрыть их имена…
Имена… Фамилии… Скорее всего, на всех языках среди имен-фамилий множество, как говорится, говорящих. Я же больше сталкивалась с русскими, на славянских корнях.
Жил и был в нашем городе человек с фамилией Дубина. Полковник Дубина, когда я имела честь его знать. Выйдя в отставку, «устроился» парторгом небольшой организации. Говорят, и там и сям соответствовал. Фамилии. Почему никто в роду не настоял на замене фамилии? Входили же в сей род носители и более благозвучных. А потому, думаю: Дуби-ина.
Пример в некотором роде противоположный. Фамилия Ласкавый. Из мне известных обладателей этой вот праздничной фамилии была в городе (уехала в конце прошлого года. Нет, не «туда», а в Симферополь) Мария Ивановна Ласкавая. Изящная, хрупкая, сексапильная, с искрящимся жизнелюбием ликом, в средних летах женщина. Патологоанатом. Все, кто знал ее, а это и все городские медики, звали ее Машенькой или Машенькой Ивановной. А профессией своей она не только владела в совершенстве, как говорят, но и любила ее, как бы дико это ни звучало, и сознательно когда-то выбрала. Вспоминаю один короткий фрагмент разговора Машеньки с той же Норой в их променаде.
—…Машенька, я вот в последнее время все больше обращаю внимание… В суставах какой-то хруст, скрип, шорох. Соли…
—Почему ты решила, что соли? Совсем не обязательно. Скорее всего, просто суставы поизносились. И вообще, достоверно это устанавливается только при вскрытии.
—Ма-ашенька!..
Известный фехтовальщик, шпажист Кровопусков… Генеральный прокурор Скуратов… Баскетболист Молибога… Министр сельского хозяйства Завирюха… Главный хирург Коновалов… Что-то в этом есть. Врач Вуколов… Дезертир Побежанин… Штабной генерал Манилов… Директор антидопингового центра Дурманов…
…Скверная Скамейка....
Князь Хазаров… К этому последнему я все подбираюсь. И увожу себя. Слишком много времени и места займет. Но не отвертеться. Может, завтра? Сегодня уж кончилось.
/продолжение воспоследует/