Евгения коллекционирует булочки, снимается для Vogue и Elle,
Улыбается на все двадцать восемь, - она не мудреет, ей все эти мудрости – дважды-два,
Она не спрашивает: я права, нет? – уверенна, что права,
Даже если прямая кривит и не нужно колоть дрова.
Евгения любит ходить по макдональдсам, - смотрит, как губит себя народ.
У неё дома дерутся ёжик, овчарка, и кот роет нору, где дрыхнет крот.
Она называет себя то Дженни, то хриплой куколкой Эжени,
Её раз в месяц сажают на строгий ошейник, но ей эти строгости не страшны,
Пока щёчки румяны и губы- мягки-влажны.
У Евгении в сумке – микс винегретный, - заколки, банкнотки, тональный крем.
Она одиночка – не ходит в гаремы, живёт себе в люксе и называет его Гарлем.
Ей неинтересны красоты, манеры, - она совершенна, а кто не согласен, так пусть молчит,
Её ненавидят официанты, метрдотели и все врачи.
Она не боится воров и маньяков, гуляет в Латинском квартале, спит голышом,
Она ещё куколка, не имаго – ест чупа-чупсы, дюшес, крюшон.
Ей даже не снятся огни, миллионы – в её головке нет места снам,
И даже когда она несколько хамелеонит,
Всё так же «невинна», юна, вкусна.
Мужчины пускают бульдожьи слюни, худеют в карманах, стоят торчком.
Она не бабочка, лишь личинка – сложнее взять и накрыть сачком.
Они её холят и ненавидят, однажды зарежут, уже тик-тик… -
Стучит убийственный механизм. Она не знает, ест стейк и теряет
лип-стик.
Ещё распевает часами в джакузи – не любит душ и чуть-чуть обожает попсу,
Её из подруг кто-нибудь да задушит, убьёт, как мужик - на лету осу.
Евгения, правда, пока не в курсе, порхает-щебечет, жуёт миндаль.
Её худосочные смуглые плечи не знают ни тяжести трудных будней, ни сковороды «Тефаль».
Она равнодушно несёт корону, корона не падает, раз осанка, как мозг, пряма.
Её совершенство не стоит ни кроны,
Она ещё всё тысячу раз проворонит,
Пока её полностью выбросит из стремян.
А ей невдомёк - шелестит, моргает, -
Ни мамочке свечка, ни папику – кочерга, -
Что завтра будет уже другая
У luxury-очага.
Евгения любит тотчас, сегодня, - такая цаца
полюбится ангелу и скоту.
Но всё же случится ей разово удивляться,
почувствовав старость шершавых горячих губ
И жаркую пустоту.
