Подумать только: еще каких-нибудь несколько дней назад он был изгнанником Академии, не имевшим ни малейшей надежды когда-либо вновь вернуться к занятиям в столице. Авантюра, в которую втянул его пришлый пройдоха Борланд, могла в случае удачного исхода помочь Заффе набрать очки и попробовать уговорить ректора Академии Дорнблатта сменить гнев на милость. Но… как раз для того, чтобы обеспечить такой исход, Заффе пришлось нарушить наложенный все тем же Дорнблаттом запрет и применить более мощное заклинание, чем ему было дозволено. Наказание не заставило долго ждать — Заффа был превращен ректором в каменную статую. Всего на сутки, к счастью, но когда этот срок истек, хозяин волшебной лавки понял: последний шанс пропал даром, а другого уже не будет. И даже золото, которое оставил в его доме успевший к тому времени испариться Борланд, не смогло развеять его печали. В конце концов, на бедность Заффа и раньше не мог пожаловаться. А вот его хрустальная мечта была теперь разбита вдребезги и не подлежала восстановлению даже в случае прямого вмешательства богини.
Каково же было удивление Заффы, когда через неделю с небольшим посреди ночи вдруг ожил и зазвенел стоявший на тумбочке у изголовья его кровати магический орб. Кто-то пожелал выйти с торговцем на связь. Как оказалось, то был Дорнблатт собственной персоной. Заффа сначала не на шутку перепугался, подумав, что архимаг измыслил для него еще какую-нибудь кару — на этот раз уж точно пострашнее, чем двадцать четыре часа стояния камнем. Он ожидал чего угодно, но только не того, что сказал Дорнблатт. А тот сначала извинился за позднее беспокойство — Заффа и не представлял даже, что мессир ректор на такое способен, — а после… О, те слова стали для Заффы настоящим целебным бальзамом: после Дорнблатт предложил ему вернуться в Академию, чтобы продолжить обучение с того момента, на котором оно было прервано.
«Ты полностью реабилитировал себя, Заффа, — сказал архимаг, — и можешь снова переступить порог Академии: здесь тебя, кстати, с нетерпением ждут. И вот еще что — прости меня, пожалуйста. Твой проступок был далеко не таким серьезным, чтобы выгонять тебя за это из Академии. Просто я тогда пребывал в дурном расположении духа. А потом… сам понимаешь, решения ректора Академии не подлежат пересмотру, тем более — им самим. Я просто не мог пустить тебя обратно, иначе потерял бы лицо. Теперь же у меня есть серьезный повод переиграть ту ситуацию. Так что пусть все это останется нашей с тобой маленькой тайной. Приезжай в Денборг, как только сможешь».
Волшебный шар померк, а Заффа, выпрыгнув из постели, исполнил брачную песню молодого енота и, несмотря на не самую подходящую для этого комплекцию, принялся ходить по комнате колесом. На шум прибежала его сестра Клара. В руке она сжимала кинжал: подумала, что в дом, прознав о свалившемся на Заффу богатстве, вломились грабители.
Герцог Фирен был единственным, кого Заффа навестил перед тем, как покинуть город. Правитель Биланы очень обрадовался, узнав, что душевным терзаниям одного из самых верных его помощников настал конец. Он даже устроил по этому поводу небольшой пир. Совсем небольшой — единственными его участниками были сам герцог и Заффа. Фирен пожелал будущему дипломированному волшебнику счастливого пути и предложил, когда обучение будет завершено, занять место придворного мага Биланы: в свете последних событий герцог решил на всякий случай сделать эту должность постоянной. Ну, разве ж можно было отказаться от такого предложения?
Заффа не стал медлить с возвращением в лоно Академии. Вернувшись от герцога, он сразу лег спать, а наутро погрузил на телегу необходимые вещи, запряг лошадку и, оставив лавку на попечение сестры, отправился в Денборг. Возможных нападений разбойников Заффа не опасался: теперь, когда запрет на использование заклятий высоких уровней был снят, он мог преподнести охочим до легкой наживы головорезам весьма неприятный сюрприз.
Мысль о разбойниках заставила его вспомнить о Борланде. Интересно, куда подался этот «рыцарь госпожи Удачи»? Он вроде бы собирался вернуться домой, но вот о том, где именно находится его дом, не сказал ни слова.
Заффу впечатлило то, с какой легкостью Борланд положил конец беспорядкам на Кладбище криков. Обретавшимся там чернокнижникам удалось поднять из могилы дзерга Архун-Коллака — сами они при этом навечно выбыли из игры, — но его новая жизнь продлилась совсем недолго. С трудом верилось, что это мог сделать человек, освоивший боевые заклятия лишь несколькими часами ранее. Заффа даже жалел, что не видел произошедшего той ночью в склепе своими глазами. Он хоть и находился в двух шагах от места событий, был каменным изваянием и не видел вообще ничего.
«Все-таки Борланд — неплохой малый, — думал Заффа, выезжая из Биланы. — Никто не мешал ему забрать все деньги, полученные от герцога. А он все же принес Кларе мою долю. Хотелось бы, конечно, перемолвиться с ним парой слов перед отъездом, но… его желание поскорее исчезнуть из города вполне понятно: невозможно все время обманывать своего работодателя, прикидываясь могучим магом. Особенно когда поблизости есть другие волшебники. Рано или поздно проколешься. Голову, конечно, Фирен с него за это не снял бы, но вот позора на всю Билану было б не избежать».
Тергон-Газид прервал действие заклятия левитации и спрыгнул на камни, оказавшись прямо перед Лангмаром. Дзерг смотрел на чернокнижника сверху вниз, но по взгляду его было ясно: Газид понимает, что в этом дуэте солирующая партия принадлежит не ему.
Стоявшие на стенах колдуны затихли. Молчал и Лангмар. Он, как и остальные, не знал наверняка, что может выкинуть Тергон-Газид.
— Тролли… — Жрец Омдала заговорил первым, причем на современном всеобщем языке: — Спасибо, конечно, но больно уж горьковатый осадок. Голова кружится.
«Откуда он знает современное наречие? — подумал Лангмар. — Язык значительно изменился с тех пор. Должно быть, Газид успел просканировать сознание кого-то из нас. Может быть, даже мое собственное. Да, те, кто недооценивает волкоголовых, совершают чудовищную ошибку».
— Это единственное, что было в наличии.
Лангмар не стал оправдываться, произнеся эту фразу абсолютно будничным тоном. Не стоило давать дзергу ни малейшей возможности почувствовать превосходство.
— Как бы там ни было, а мое пророчество исполнилось, — сказал волкоголовый. — Сколько же времени прошло?
— Больше тысячи лет, — ответил Лангмар. — Война…
— Проиграна, — закончил за него Тергон-Газид. — Если судить по тому, что я вижу вокруг себя, нашу цивилизацию постиг полный разгром.
— Да, это так, — сказал чародей. — Но я надеюсь, что, объединив наши возможности, мы сможем вернуть былое великолепие.
— Объединив? — ощерился дзерг. — С чего бы это я стал объединяться с тем, чьи предки на корню извели мой народ?
— Хотя бы ради того, чтобы пересмотреть результаты той войны, — усмехнулся Лангмар. — Такова, значит, благодарность дзергов? Не забывай, что это я — Лангмар — вернул тебя к жизни. И хотел бы сделать то же для остальных. Я имею право отдавать приказы. Но пока что — просто предлагаю.
— Вот спасибо, вот утешил, — осклабился жрец Омдала. — Что ж, раз выбора все равно нет, я помогу тебе. Не по приказу, а добровольно… Если это можно так назвать.
— Отлично. Когда начнем?
— Тебе решать, — пожал Тергон-Газид мускулистыми плечами. — Но кое-что я мог бы сделать для тебя уже сейчас.
— Интересно — и что же? — спросил Лангмар.
— Кто-то предал тебя, Лангмар, — сказал дзерг. — Я чувствую это.
Лангмар скользнул взглядом по лицам своих последователей. Те занервничали и начали перешептываться.
— А кто из них предатель, ты можешь сказать? — Лидер братства испытующе посмотрел на дзерга.
— Его сейчас здесь нет.
— Каздан… — Лангмару не понадобилось и секунды, чтобы догадаться.
— Мы можем настигнуть и покарать его прямо сейчас, — сказал Газид. — Хочешь?
— Конечно. Но… как?
— Не забывай, кого ты поднял из могилы, колдун! — Глаза древнего полыхнули огнем азарта. Расставив когтистые лапы, Тергон-Газид выкрикнул несколько слов на языке дзергов. Тотчас рядом с ним начал вращаться в воздухе кроваво-черный вихрь портала.
— Идем же, повелитель, — с сарказмом произнес волкоголовый жрец. — Мне не помешает небольшая разминка после всех этих лет, что я валялся дохлой собакой среди камней!
Когда до города осталось три лиги пути, Заффа услышал в телеге позади себя легкий шум. Обернувшись, маг увидел, что на один из его сундуков присела крупная летучая мышь. На шее у зверя висел на шнурке небольшой матерчатый мешочек. Факт его наличия говорил о том, что мышка эта — совсем не простая. Так же, как и то, что нетопырь прекрасно чувствовал себя в светлое время суток.
— Но-но, смотри у меня, не балуй! — прикрикнул Заффа, вскинув правую руку и готовясь провести магическую атаку. — Я хоть развоплощать вас и не умею, бока намну так, что мало не покажется.
Мышь подмигнула. Заффа опустил руку.
— Ревенкрофт, — обреченно произнес он, останавливая лошадь. — Есть ли в Аркании хоть одно место, где нельзя было бы встретить тебя?
Из глотки нетопыря вырвалось что-то, напоминавшее хриплый хохот. Взмахнув крыльями, мышь обернулась облаком черного тумана, которое тут же стало принимать очертания человеческой фигуры. Через мгновение вампир Ревенкрофт из ветви нахейрос сидел на сундуке в своем человеческом обличии. И смеялся уже по-настоящему.
— Ну, здравствуй, Заффа, — сказал он, перестав хохотать.
— Какого тролля ты за мной увязался? — недовольно пробурчал бородач.
— Ну вот, и это называется — компаньон! — обиженно протянул вампир. — Неужели я не заслужил другого отношения?
— Ты же вампир! — воскликнул Заффа. — Как еще можно к тебе относиться? Ты ведь воспринимаешь меня только как свой потенциальный завтрак!
— Ну, что ты, вовсе нет. — Ревенкрофт скорчил унылую мину. — То, что я питаюсь кровью живых существ, вовсе не означает, что в моих глазах любой человек выглядит как аппетитный бифштекс.
— Не очень-то верится в это после того, что ты сказал на крыше храма несколько дней назад, — возразил Заффа.
— Да? А что я тогда сказал? Извини, действительно не помню — очень уж насыщенная неделька выдалась.
— Насыщенная? — усмехнулся Заффа. — В устах вампира это слово обретает пугающий оттенок. Ты тогда сказал Кедрику следующее: «Я выпью досуха и тебя и твоего упитанного приятеля. Пожалуй, с него и начну, а ты пока постой в сторонке». Как думаешь, могу я после такого считать тебя своим товарищем? Даже если и хотел бы?
— Ах, это, — улыбнулся Ревенкрофт. — Ну, извини. Я тогда почти ничего не соображал. Всего через несколько часов после пробуждения… голодный, как тысяча троллей. Кстати, с удовольствием выпил бы всю кровь из того мага, что меня поднял. В общем, можешь считать, что этого не было.
— Сложновато будет так считать, — сказал Заффа. — Но, так и быть, поверю тебе на слово. В любом случае я теперь расконсервирован, и врасплох ты меня не застанешь… Поведай же мне, Ревенкрофт, что заставило тебя покинуть Билану?
— Это же проще простого, — ответил вампир. — Как думаешь, чем займется герцог Фирен теперь, когда Кладбище криков успокоилось? Сомневаюсь, что он забыл о другой угрозе спокойствию горожан. Угрозой же этой являюсь я. И мне совершенно не улыбается влачить жалкое существование вечной добычи, прячась от магов и рейнджеров по чердакам и подвалам. Другое дело — если я переберусь в Денборг. Большой город — большие возможности. И гораздо больше негодяев, от которых стоит почистить улицы. За это еще и спасибо скажут, но я не такой дурак, чтобы показываться на глаза властям.
— Ну ладно, с этим понятно. — Заффа достал из кармана платок и вытер взмокший лоб. — Но почему ты решил отправиться вместе со мной? Мог ведь и в одиночку долететь до столицы — разве не так?
— Так-то оно так, — согласился нахейрос. — Но ведь куда приятнее путешествовать в компании старого знакомого. Мы ведь не так давно стали одной командой. Так почему бы не продолжить и дальше сообща бороться со злом?
— Сообща бороться со злом? — Заффа возвел очи к небесам. — Богиня, будь свидетелем: эти слова я слышу от вампира!
— А что, вампир не может обладать чувством справедливости? — продолжал гнуть свою линию Ревенкрофт. — Все мы вольны выбирать, как нам относиться к происходящему вокруг. И если каждый человек может в теории стать моей пищей, это не означает, что я и на практике буду стараться схарчить вас как можно больше. Почему бы не делать это избирательно? Например, анявшись истреблением отбросов общества? Сделаться, так сказать, санитаром столичных улиц. Ведь репутация и деяния человека не влияют на вкус его крови.
— И что, ты полагаешь, власти в итоге простят тебе принадлежность к вампирскому племени? — хмыкнул Заффа. — Объявят амнистию, которая коснется лишь тебя одного? Или хочешь заслужить подобное для всех кровососов?
— Мы предпочитаем термин «приверженцы альтернативной системы питания», — поморщился Ревенкрофт. — Шутка. Амнистия, говоришь? Я не задумывался об этом, но… почему бы и нет? Остальных вампиров приплетать не стоит, это, пожалуй, было бы чересчур жирно. А вот что касается старого Ревенкрофта… Возможно, если я уничтожу достаточно негодяев, меня даже примут при дворе и позволят занять государственную должность. И тут уж мне точно никак не обойтись без твоей помощи.
— Да, давай уточним насчет этого, а то ты как-то уж слишком увлекся своими фантазиями, — сказал Заффа. — Очень интересно: чем же это я смогу тебе помочь? Неужели ты думаешь, что я буду патрулировать ночные улицы, выслеживая для твоего пропитания воров, убийц и насильников? Если так, то ты попал пальцем в небо. У меня своих забот невпроворот. А по ночам предпочитаю спать.
— Нет, я другое имел в виду, — покачал головой вампир. — Ты мог бы стать, так сказать, моим агентом. Открыть компанию «Сладкая месть» — что-нибудь в этом роде. И жители Денборга сами будут сообщать тебе о тех, кто непростительно долго задержался в этом мире. А уж за мной дело не станет. — Ревенкрофт мечтательно погладил себя по животу. — Вот так мы и будем сообща бороться со злом на улицах большого города — волшебник Заффа и я, человек-летучая мышь!
— Хм, а в этом что-то есть, — погладил Заффа бороду. — Но мне нужно время, чтобы обдумать твое предложение. Ты сможешь найти меня в общежитии Академии магии — первые несколько дней я проведу там. А сейчас будь любезен — оставь меня. Хотелось бы въехать в город без клыкастого пассажира.
— Расовая нетерпимость — один из самых неприятных пережитков прошлого, — изрек Ревенкрофт, перекинулся в нетопыря, взлетел и исчез в начавшей наполнять пространство между холмами сизой мгле.
Заффа, покачав головой, тронул поводья и продолжил свой путь навстречу многообещающей карьере.
Спустя некоторое время он стал свидетелем забавной картины. На лежавшем чуть в стороне от обочины тракта плоском валуне восседал какой-то человек. Перед ним на тряпице был разложен нехитрый набор продуктов — хлеб, кровяная колбаса, лук и несколько вареных яиц. Путник с аппетитом поглощал свой ужин, время от времени отхлебывая из обтянутой кожей фляги.
— Эй, уважаемый! — крикнул Заффа, останавливая повозку. — В Денборг направляешься? Садись — подвезу!
Реакция была довольно неожиданной:
— Езжай своей дорогой! — закричал мужчина, запустив в его сторону пригоршней яичной скорлупы. — Откуда мне знать — вдруг ты грабитель какой-нибудь?
Голос его был резким и неприятным. А по особенностям выговора Заффа распознал в любителе поужинать на природе своего земляка.
— Так ты из Биланы? — все еще дружелюбно спросил он. — Тем более дуй ко мне на телегу. Биланец биланцу глаза не выклюет.
— Ага! — саркастически выкрикнул путник. — Не выклюет, как же! Знаю я вас, землячки, чтоб вам пусто было! Так и норовите чужим добром поживиться! Не нуждаюсь я ни в чьей помощи! Избавь меня богиня от друзей, а от врагов я уж как-нибудь сам избавлюсь! Сказано тебе — отцепись от меня! Или тебя ножичком пощекотать? — В подтверждение своих слов скандалист выудил из сапога короткий и ржавый нож — то ли кухонный, то ли сапожный.
— Дурак ты! — рявкнул Заффа и тронул поводья. Хотел было наслать на нахала несварение желудка, но передумал — все-таки мелкая месть была совсем не в его натуре.
Скоро бывший лавочник уже въезжал через массивные ворота в Арканскую столицу. Городская стража еще не спустилась со стен для вечерней проверки прибывающих, и ему не пришлось останавливаться ради этой процедуры. В полутемной арке Заффа использовал заклинание освещения, чтобы его лошадка невзначай не оступилась. И увидел приклеенное к каменной стене объявление, прочитав которое едва не упал с телеги…
«Нет уж, — смеясь, думал Заффа, продолжая свой путь. — Что угодно, только не это!»
Если Намор Долгонос и не был самым неудачливым бардом Аркании, то он уж точно входил в первую десятку таковых. Ему давно уж следовало, бросив попытки прославиться, заняться чем-нибудь другим, но… упорства, в отличие от таланта, Намору было не занимать. Количество песен, которые он накропал, желая добиться признания и славы, недавно перевалило за пять тысяч, и останавливаться Намор не собирался. Сочинения его делились на три категории: плохие, очень плохие и отвратительные. Порой настолько, что за исполнение некоторых из своих «шедевров» бард бывал бит.
Всякий же раз, когда из-под пера Намора выходило что-то действительно интересное, очень скоро выяснялось, что это уже было кем-то создано до него, и Долгонос, сам того не осознавая, повторял чужое произведение, изменив лишь несколько слов или аккордов. Правда, такое случалось не слишком часто — Намор не был способен создать хорошую песню, даже опираясь на готовые образцы.
Тем не менее, Долгонос не оставлял надежды когда-нибудь прогреметь на всю страну. Каждый вечер, будучи освистанным в очередной таверне — и, как правило, облит помоями, — он зажигал свечку, но чаще, конечно, лучину в углу конюшни: деньги на комнату у него появлялись не чаще раза в год, — слюнявил карандаш и принимался слагать очередную балладу. За долгие годы мытарств Намор сумел-таки заметить, что его творения никого не впечатляют, а потому старался оперировать понятиями, впечатляющими сами по себе. «Ветер», «гроза», «дракон», «великан», «битва» — эти и многие другие слова того же порядка повторялись в его «песнях» так часто, что те казались похожими друг на друга больше, чем один болотный тролль похож на всех остальных.
«Лучше поздно, чем никогда», — гласит народная мудрость. Долгонос постепенно понял, что ему не заработать денег и признания, выступая в тавернах и на улицах с собственным материалом. Так он по гроб жизни продолжал бы «зарабатывать» одни лишь тычки и оскорбления. Благо играть и петь Намор все-таки умел довольно сносно, и он составил себе программу из признанных жемчужин песенного творчества, с которой выступал теперь в питейных заведениях арканских городов. Под конец, когда как следует наподдавшей публике становилось уже все равно, под какую музыку продолжать пирушку, Долгонос на свой страх и риск все же исполнял несколько песен из личного репертуара — на это уже никто не обращал внимания.
Такая тактика полностью изменила его жизнь. В карманах наконец-то зазвенело, и Намор теперь мог больше не слушать по ночам фырканья лошадей, а главное — не вдыхать их ароматов.
А однажды — тот вечер Долгонос запомнил навсегда и считал лучшим в своей жизни — какой-то пьяный крестьянин, обмывавший в таверне удачную сделку по продаже десятка поросят, позвал Долгоноса к себе за стол и раз за разом просил его петь именно собственные песни. «Я уважаю только авторское искусство! — кричал выпивоха, ударяя по столу пудовым кулачищем. — Молодец! Пой еще!» А Намор и рад был стараться, ибо, как мы уже знаем, сочинить за свои двадцать восемь лет он успел более чем достаточно. Первый и пока что единственный поклонник его таланта вскоре упился сверх всякой меры и захрапел, а Намор, не замечая этого, продолжал бренчать и остановился, лишь когда хозяин объявил о закрытии.
Несколько месяцев назад Долгонос решил покончить со странствиями и осесть на одном месте. Местом этим стала придорожная таверна под названием «Приют пилигрима». Намор договорился с ее хозяином, что будет в обмен на комнату и питание регулярно развлекать гостей. «Приют» стоял на перекрестке нескольких дорог, две из которых были широкими торговыми трактами, так что недостатка в щедрых посетителях таверна не знала. Но захаживали сюда и всевозможные темные личности. К ним, правда, никто особо не присматривался. Платят — и слава богине.
Странный человек, что появился в таверне «Приют пилигрима» нынешним вечером, ни у кого не вызвал симпатии. Он, во-первых, был гонзастцем. К этим хитрым жителям Востока в Аркании относились настороженно, а гонзастец, явившийся сюда не по торговым делам, всегда вызывал подозрения. Во-вторых, гость был одет как черный колдун, что тоже не могло добавить ему уважения. А в-третьих — он пришел с единственной стороны, откуда человеческие шаги не доносились уже много лет: из Заболевшей земли! Кем же ему еще быть, кроме как злобным колдуном, что черпает силу в чужих страданиях?..
Таверна. Простая придорожная таверна, пускай и лоснящаяся ввиду своего выгодного географического расположения, но все же ничем особо не примечательная. Тем не менее, переступив ее порог, белый маг Каздан на мгновение подумал, что очутился в раю.
А как еще могло быть после десяти лет, проведенных им в Черных руинах — проклятом месте, пропитанном запахами смерти, страдания и тлена, среди потерявших ощущение реальности людей, сознанием которых навечно завладел Мрак? К тому же — ежесекундно рискуя жизнью. Ведь Каздан, несмотря на свою принадлежность к черному братству, вовсе не разделял его интересов и не был одним из чернокнижников.
А был он шпионом Совета магов континента Хай и действовал по прямому распоряжению ректора Академии магии архимага Дорнблатта.
Разведчики из Денборга и раньше проникали в последнюю цитадель Мрака. Информация о том, что происходило в Черных руинах, долгие годы тоненьким ручейком текла в столицу, но… ручеек этот то и дело обрывался. Лидер колдунов Лангмар рано или поздно вычислял очередного шпиона. А вычислив, он с ними особо не церемонился: несчастных использовали для пополнения энергетических резервов чернокнижников. Проще говоря, их подвергали чудовищным пыткам на протяжении целых недель, а иногда и месяцев — тут все зависело от индивидуальной стойкости конкретного человека.
Так происходило потому, что засланные Дорнблаттом агенты лишь притворялись чернокнижниками. Они в совершенстве изучили ритуалы черной магии, но не были готовы по-настоящему творить зло. На кошек и собак их еще хватало, но все они, как один, тушевались, когда речь заходила о причинении серьезного вреда разумным существам. Других доказательств Лангмару не требовалось: для настоящего чернокнижника не существует понятий добра и зла, а есть только цель и способы ее достижения.
Каздан был первым, кому Совет официально разрешил переступить грань, разделявшую белых и черных кудесников. Посовещавшись, волшебники решили, что зло, совершенное с целью предотвращения прихода в Схарну еще большего зла, не сделает его настоящим преступником. Скорее, даже сделает героем — ведь это означало суровую внутреннюю битву с самим собой и шрамы на душе на всю оставшуюся жизнь.
Этот ход оказался наиболее полезным из всего, что когда-либо делал Совет. Каздану удалось без единого прокола продержаться в Черных руинах десять лет и стать одним из приближенных Лангмара. Лидер братства нередко даже советовался с ним. В такие моменты Каздан всегда предлагал наименее агрессивные пути решения возникших проблем, маскируя свои реальные мотивы соображениями безопасности. И Лангмар зачастую шел у него на поводу, соглашаясь, что положение черного братства далеко не столь идеально, чтобы предпринимать серьезные шаги, могущие привлечь к себе пристальное внимание жителей Аркании и вызвать ярость волшебников Совета.
Но сегодня Каздану пришлось спешно покинуть развалины Дзергвольда. Накануне Лангмар объявил о своем намерении незамедлительно воскресить Тергон-Газида. То, что сеанс некромантии должен был состояться уже на следующий день, ставило под удар миссию Каздана. Кто-кто, а могущественный дзерг мгновенно распознал бы чужака, едва только явившись в мир. Будь у Каздана времени побольше, он сообщил бы о происходящем в Денборг, чтобы присланные оттуда отряды боевых магов положили конец гнусной возне чернокнижников. Но времени не было совсем. И первоочередной задачей Каздана являлось сейчас спасение собственной жизни. У него не оставалось иного выхода, кроме как в срочном порядке уходить из разрушенного города. Применив заклинание скорости, Каздан быстрее птицы помчался прочь и уже к вечеру оказался рядом с таверной «Приют пилигрима», находившейся на расстоянии пятисот лиг от Заболевшей земли.
Утро дня, на которое Лангмар назначил церемонию воскрешения, было идеальным временем для его бегства. В свете предстоящего события на это просто никто не обратил бы внимания. Очень велик был соблазн покинуть Дзергвольд еще до рассвета. Однако неявка на утреннюю общую трапезу могла слишком много сказать остальным, и поэтому Каздан сбежал сразу после завтрака, которым, как и почти всегда, было жареное мясо летучих мышей. Жареные нетопыри на завтрак, обед и ужин, а также и в качестве промежуточных перекусов. Для иллюзии разнообразия — суп из летучих мышей да холодец из их же ушей. Почти одни только жареные нетопыри в течение десяти лет… То была единственная съедобная живность, в изобилии водившаяся в Дзергвольде и его окрестностях. Помимо мышей, тамошнюю фауну составляли разнообразные рептилии и насекомые, но все — безмерно ядовитые. Запас летучих тварей был практически неиссякаем, но, понятное дело, за долгие годы такой рацион предельно надоел всем, за исключением разве что тех, кому было совершенно безразлично, чем питаться. А отведать чего-то, кроме нетопырей, можно было только в двух случаях: когда люди Лангмара подвозили провиант из городов — это происходило довольно редко, и хватало запасов совсем ненадолго — или во время вылазки в одно из ближайших поселений. Учитывая, что таковые располагались в Хастарии, где и белых-то магов не особенно уважали, находиться там дольше нескольких часов было весьма опасно.
Мерзкие жареные нетопыри… Окинув взглядом шумный пиршественный зал, Каздан жадно втянул ноздрями воздух, пронизанный ароматами изысканных яств. От этого у него едва не закружилась голова. Маг улыбнулся, окончательно осознав, что о жестком, вонючем и обладавшем отвратительным вкусом мясе летучих мышей можно теперь забыть навсегда…
Несмотря на эйфорию, охватившую его по приходе сюда, Каздан не потерял бдительности. От его внимания не ускользнуло множество хмурых и неприветливых взглядов, которые то и дело бросали на него посетители. Над уставленными блюдами, тарелками, кубками и кружками столами пронесся неодобрительный шепот. Лохматый длинноносый парень, что потешал народ игрой на гитаре, сбился и дернул подряд несколько лишних струн.
Каздан прекрасно понимал, что его принимают за чернокнижника, но не спешил развенчивать это впечатление: ни к чему этим случайным людям знать, кто он такой на самом деле.
После недавних событий в Билане, слухи о которых быстрее ветра разлетелись по всей стране и успели проникнуть за ее пределы, народ перестал относиться к историям о чернокнижниках как к глупым байкам, пригодным лишь для того, чтобы пугать детей. Жители Аркании старались теперь пореже надевать черное: у страха глаза велики, — какой-нибудь паникер может и молотком по затылку треснуть. Это, конечно, была большая глупость — ведь сам по себе цвет ни в чем не виноват, но… на Каздане сейчас была не просто черная одежда, а самый настоящий ритуальный плащ чернокнижника! И это не осталось не замеченным никем.
Каздан включил магическое зрение, чтобы рассмотреть всех присутствующих разом и оценить степень возможной угрозы. Магов в таверне не было, что давало ему немалое преимущество в случае внезапно возникшей заварухи. А вот крепких бойцов здесь собралось немало, и этого факта, конечно, не стоило игнорировать. Вооруженные булавами и длинными мечами здоровенные телохранители купцов, несколько наемников в потрепанной пыльной одежде, да еще компания из шести рейнджеров, игравших в карты в дальнем углу. Эти, пожалуй, были опаснее прочих, поскольку могли первыми напасть на того, кого считали злым колдуном. Чего не сделал бы, к примеру, телохранитель без приказа своего патрона или одинокий наемник, ни от кого не получивший соответствующего задания.
Но пока никто не торопился бросать вызов «приспешнику зла», и Каздан спокойно прошествовал к свободному столику. Почти свободному: возле стенки дремал какой-то красноносый детина, судя по наряду — не странник, а обитатель одной из ближайших деревень. Служанка, поднесшая магу список блюд, как и все остальные, смотрела на гостя из Заболевшей земли настороженно. Она не заговорила с ним и даже не стала передавать меню из рук в руки, а просто положила рядом с Казданом на покрытую множеством мелких царапин столешницу. Маг усмехнулся, но промолчал. Он пришел сюда лишь для того, чтобы поесть и переночевать, а не с целью добиться чьего-то расположения. Проблемы если и возникнут, то на улице, а туда ведь можно и не выходить — до рассвета, когда здравомыслящие люди вновь становятся таковыми, не будучи одурманены алкоголем.
Каздан оставил окружающих за бортом своего внимания и приступил к изучению меню. «Интересно, есть ли здесь блюда моей родины?» — подумал он.
О, да! В заведении, стоявшем на пересечении торговых путей, могли не включить в меню эльфийские яства, но не учитывать вкусов жителей государства, с которым Аркания торговала больше всего, было бы попросту глупо. Блюда гонзастской кухни, ставшие, наряду с зажигательными танцами и дрессированными кобрами, одним из символов этой жаркой восточной страны, в «Приюте пилигрима» имелись. Причем не только основные, давно ставшие привычными и для населения крупных городов Аркании, но и экзотические — такие, как, например, змея, фаршированная маринованными скорпионами!
Восхищенный взгляд Каздана метался от одной строчки меню к другой, а желудок мага принялся аккомпанировать гитаре носатого барда. Шпион Совета даже не знал, что выбрать: здесь ведь было абсолютно все!
В конце концов Каздан остановился на похлебке из баранины и поджаренных на решетке кусочках мяса черной свиньи. За этим, конечно, последовала фаршированная змея. А на десерт — ломтики груши, вываренные в диком меду. Вино Каздан выбрал арканское — оно ему нравилось больше.
«Прощайте, жареные нетопыри!» — Когда на столе перед ним возник безмерно приятный взору набор тарелок и плошек, Каздан почувствовал себя так, будто с его плеч свалился вулкан Тильгалардрон. Маг был готов наброситься на еду с остервенением голодного пса, но все же удержал себя в рамках приличий. На него и так злобно косились со всех сторон: не стоило усугублять ситуацию.
Смакуя яства, вкус которых был им основательно подзабыт, Каздан продолжал думать о деле. Лангмар, вероятнее всего, уже завершил ритуал воскрешения, и скоро в развалинах Дзергвольда воплотится ужасный Тергон-Газид. А может, это уже произошло. По большому счету не важно — ведь он, Каздан, уже начал свой путь к вратам Денборга. Завтра он расскажет Дорнблатту о планах черного братства, а после вернется в Дзергвольд во главе отряда карателей.
Каздан обладал еще кое-какой информацией – пожалуй, не менее важной, чем весть о новой жизни Тергон-Газида. Несколько недель назад ему удалось тайком пробраться в личные покои Лангмара и прочесть документ, который тот хранил особенно бережно. Для этого шпиону пришлось изрядно повозиться, нейтрализуя, а потом восстанавливая три мощнейших охранных заклятия. Первое из них вызывало костяного голема-убийцу, второе испепелило бы Каздана на месте, а третье… оно недаром было последним и, разумеется, являлось самым опасным. В случае прокола это заклятие открывало портал, через который нарушителя затягивало в тонкий слой реальности — навстречу клыкам и когтям полных ненависти ко всему живому низших демонов…
Но риск того стоил: в шкатулке, что стояла на тумбочке рядом с кроватью Лангмара под охраной этих смертоносных чар, Каздан обнаружил не что иное, как текст пророчества Ингардуса. Оригинал — в то время как и копий-то никто никогда не видел. В существовании этого документа не то чтобы сомневались: в него просто не верили. Каздан в один миг узнал все о человеке, которому суждено было стать спасителем Схарны. Как оказалось, тот уже появился на свет — в небольшой арканской деревушке Альфенрок. А имя его являло собой анаграмму заклинания, которым Ингардус когда-то сразил Тергон-Газида.
О, как велико было искушение сунуть свиток в карман и в тот же день исчезнуть из Дзергвольда! Но в этом случае Лангмар сразу обо всем догадался бы, что, скорее всего, повлекло бы за собой перенос ставки чернокнижников в другое место — как минимум, еще одно потайное убежище у братства было, и о том, где оно находится, знал только сам главный колдун. Поэтому Каздан стер с пергамента следы своей ауры, положил его обратно в шкатулку, тщательно воссоздал защитные чары и на цыпочках вышел из комнаты. Он не сумел бы вернуть на место защиту Лангмара, не будь его душа поделена надвое между Светом и Мраком. Фактически Каздан все эти десять лет являлся сильнейшим магом Схарны: ведь ему единственному было дозволено пользоваться силами обеих стихий. Но удовольствия от этого тайного статуса волшебник не чувствовал. И уж конечно, он ни за что не стал бы по собственной воле, а не ради общего дела использовать доставшуюся ему мощь во вред обитателям мира, в котором жил.
«Какую пользу можно извлечь из знания о том, кто таков Освободитель? — подумал Каздан, покончив с похлебкой и жарким, взял нож и начал аккуратно разрезать на равные части бордовую трубочку фаршированной змеи. — Скоро мы разгромим гнездо чернокнижников, убьем Тергон-Газида, как бы он ни был силен, и тем самым предотвратим войну. Мир больше не будет нуждаться в услугах какого-то таинственного героя, который до сих пор ничем себя не проявил. Зачем тогда это все? Какой смысл скрыт в словах Ингардуса об Освободителе? Известно ведь, что ничего под солнцем и луной не случается просто так…»
Каздан налил себе вина и почти благоговейно застыл над серебряным блюдом с красноватыми ломтиками змеиного мяса. Рептилия, набитая насекомыми — на слух это звучит не слишком-то аппетитно, а кому-то и вовсе может показаться предельно мерзким, — но те, кому довелось хоть раз в жизни вкусить сей дар Гонзаста, сразу меняли свое мнение на противоположное и, слыша любое упоминание о фаршированной змее, блаженно улыбались и причмокивали, надевая маску искушенного гурмана.
А уж для самих гонзастцев этот деликатес был практически священен. Говоря о вкусе фаршированной змеи, они часто сравнивали его с удачной местью. Разве в жизни есть что-то приятнее?
— Добрый вечер, господин хороший, — пробурчал, проснувшись, сосед-выпивоха. — Что это вы едите? А, знаю. Кажется, это блюдо называется Наказание предателя, верно?
— Верно, — сказал чей-то насмешливый голос за спиной у Каздана. — Предателей надо наказывать. Жаль, что их порой бывает очень трудно выявить.
Волшебник похолодел. Это был голос Лангмара!