Так, о чём это я? - …Ах да, о Майке Науменко, о ЗООПАРКЕ… О том, что это сотворено на веки, приходилось слышать мне неоднократно, но как смехотворны всякие подобные прогнозы, особенно, в наше время, когда одного маленького, но сильного ядерного конфликта может хватить на то, что бы под ноль уничтожить всю Землю – если не как космический объект, то по крайней мере как цивилизацию…
Уфф, так и знал: как вспомнишь, о Майке, так сразу мысли лезут в духе начала 80-х годов. А почему? – Да видимо, оттого что Майк и песни его – продукт своего времени, и в наше время (т.е., спустя двадцать лет – длина целого поколения) едва ли может появиться нечто подобное. Нет, конечно, может появиться что-то другое: лучше или хуже – но такого… Сами подумайте: не могли же в девятнадцатом веке появиться герои Рабле, а в шестнадцатом – Раскольников. Так и временем лирического героя песен Майка были последние «годы застоя»; с их завершением он у же не мог существовать и поэтому умер как материальное явление в начале 90-х годов, вместе с реальностью, его материализовавшей.
Он, этот герой, был народным, фольклорным персонажем. Родился он не в голове (даже сверхгениальной), не в душе (не в отдельно взятой, и даже не в душе народной), он появился из воздуха, из природы, как и положено явлению народного творчества (говорят, мол, если бы его не было, его стоило бы придумать, но кому под силу придумать? где взять такой гениальный палец, из которого это высосать?).
Да, именно Майку выпало быть носителем, сосредоточием в себе такой художественной информации. Попробуем рассмотреть её элементы по отдельности и в связи между собой.
Для начала, бытовая составляющая. Впрочем, она даже не первая, а скорее – нулевая, и не так важна для анализа творчества. Ещё раз отметить: мол, «когда б вы знали, из какого…» – и впрямь, никто этого «какого» не смог миновать, только кого-то оно навсегда похоронило в себе, а кто-то пробивался сквозь него и жил, действовал, творил, не смотря ни на какое «какое». И не думайте, что бытовые условия шибко изменились по сравнению с теми годами; нет, они просто сменили окраску, стали ярче, разнообразней внешне, но «какое» то самое никуда не делось, оно и осталось прежним «каким» (пусть даже оно сменило вывеску), и ныне людям талантливым приходится либо хоронить себя в нём, либо сквозь него пробиваться. И если посмотреть на бытового Майка тех времён, в кои были написано большинство его лучших песен, то что можно предположить о его творчестве? Что хорошего можно ждать от того, кого принято называть люмпеном: студент-недоучка, сторож на складе древесины, пьяница?.. А ведь именно так и судили о музыкантах «любительского рока» простые советские (а также пост-советские) обыватели. Человек не на своём месте, человек, занимающийся не своим делом – вот каков бытовой Майк; именно такому он посвятил своё самое масштабное полотно «Уездный город N». Но хватит об этом, посмотрим лучше на творчество Майка, которое и было подлинным его существованием.
Начнём, пожалуй, с поэтической стороны, которая в русском роке всегда была и остаётся главной. Поиск слова, поиск поэтики – и с этого всё на Руси начиналось, а музыка была лишь способом подачи этого слова. Что же представляет из себя поэтический мир Майка? Всё познаётся в сравнении. Отставим в стороне не рок-поэта, а поэта просто Башлачёва, поэтически живущему в каком-то вовсе отличном от нашего мире, дивном и не понятном для «кого нездешнего», возьмём для сравнения более близкие миры. Вот оторвавшийся и летающий над грешной Землёй Гребенщиков (совершенно возвышенный, мало кому понятный, но симпатичный). Вот никуда не выходящий из мирка ПТУшника и издалека, из своей кочегарки глядящий и мечтающий о «звезде по имени Солнце» Цой (понятный для всех, и потому столь популярный даже сейчас через полтора десятилетия после смерти). Вот Кинчев, упорно пытающийся взлететь, машущий руками, постоянно отталкивающийся от Земли, да вот беда отталкивается от разных мест: то от язычества, то от ницшеанства, то от христианства – так что говорить о каком-то целостном поэтическом мире его невозможно по определению (а большинству поклонников его все эти «ваши поезии» глубоко до лампочки по определению тому же самому). – Вот, пожалуй, и все экстремумы русской рок поэзии, всё остальное находится внутри этого треугольника. А что же Майк? – Я бы сформулировал так: герой его не порывает с Землёй, более того – он не стремится с нею порвать; и даже более он может даже в этой земле (а может ещё в чём-то) увязший, но это, похоже, нисколько его не волнует, ведь даже, будучи в таком положении он способен не только рассуждать о возвышенном, не только говорить возвышенно, но и самому возвышенным быть, возвышенно существовать. Вещи, процессы, явления, казалось бы, самые низменные, приобретают в изложении Майка масштаб «гомеровского эпоса», становятся для него они поводом для (пусть ненавязчивого, исподтишка) подъёма вселенских проблем.
Поэтические краски могут быть разные, но самая симпатичная для Майка – конечно, ирония. Нет, страстей показных в мире его, нет явной и безоговорочной агрессии, но ирония Майка ярче всякой агрессии покажет своё неодобрение какому-нибудь «гуру из Бобруйска». Прикроет ирония страдание автора (он же лирический герой), и сострадание читателя-слушателя, не испорченное болью чужой физической, будет более искренним. Будет горячая, искренняя любовь, обрамленная в рамку иронии, менее звериной, более человечной…
Но на любви в поэзии Майка, хотелось бы задержаться чуть подолее. Вообще, для рок-поэзии тема любви является особой. Если в официальной эстраде она была доминирующей (не только любви к женщине, но и к Родине, к Партии…), то уже фишкой МАШИНЫ ВРЕМЕНИ стало принципиальное игнорирование этой тематики. Ленинградский Рок-клуб в большинстве своём тоже не баловал нормальными чувствами. БГ мечтал (и похоже мечтает и ныне) о «десяти прекрасных дамах», полностью, кажется, игнорируя дам земных; для персонажа Цоя основной объект чувств в лучшем случае – «у-у-у-у, восьмиклассница»; что же касается Кинчева… – поищите сами замечание Ф. Энгельса о патриотической лирике Ф. Фрейлиграта… Дамой же сердца майковского героя может оказаться либо «сладкая N», либо попросту «дрянь», но он любит их так, как никто никогда никого не любил, он в своей поэзии поднимает их на высоты поднебесные, они для него те, ради кого и пишутся все эти прекрасные стихи. А если это «Мария», которая «светлый ангел забытья», то симфонии «для двух хоров, шоссе и дождя» звучат в душе сами по себе…
Но рок всё же – это музыка, и музыкальная часть творчества Майка и подвластного ему ЗООПАРКА тоже очень существенна. В чём же особенность их музыки? – Вероятно, в следующем. Большинство русских рок-исполнителей того времени брали себе за образец звучание современных им западных групп. Да, 70-е годы расцвет рок-классики; да, образцы, взятые в качестве примера для подражания, были первосортными; но вот беда: копия, снятая даже с первосортного образца, второсортна по определению, и эти русские исполнители напоминали больше неких «деревенских», вершина стремлений которых – «сбацать не хуже городских»; да, кто-то из них и приближался к «городскому» уровню, и кто-то даже занимал 199-е место в «городских» чартах…
Майка, в отличие от выше упомянутых товарищей, интересовали не «вершины», а «корни» рок-музыки: блюз, рок-н-ролл. Он рос из них сам по себе, сам по законам своей природы, не очень стараясь зависеть от окружающей среды, не очень стремясь с этой средой ассимилироваться. И вырастал такой необычный, непривычный, шероховатый, колючий…
«Ему никогда не везло с музыкантами» (это цитата) – но, видимо от того и «не везло», что стремления к «везению» не было. ЗООПАРК был этнической группой, игравшей под чутким руководством идейного лидера свой фольклор. И, как всякий этнос, он возник спонтанно, и цементировался он благодаря некой зоопарковской идее; кто-то задерживался надолго, а кто-то реализовывал эту идею в себе и в этносе очень быстро (видимо мировоззрения БГ и Майка времён записи «Все брать и сёстры» было очень похожим, но как они потом далеко ушли друг от друга). А на гастроли «в город» он и не стремился, слишком отчётливо понимая: не нужны «городским» наши дела «деревенские»…
В этой этнической замкнутости, в этой творческой самодостаточности, видимо, и есть причина и суть майковской индивидуальности, его неповторимости, благодаря которым его творчество и по сей день остаётся актуальным, ценным, живым.
Песни его исполнялись и другими (например, битлоподобным СЕКРЕТОМ), но они при этом превращались в весёленькие эстрадные шлягеры, они становились элементами быта, они отличались от первобытных песен Майка как слащавая «Калинка-малинка» от песен курских бабуль на завалинке…
Эх, не случайно всё же, когда говоришь о ЗООПАРК’е, снова и снова всплывают ассоциации с этникой, с фольклором. Лишь посвящённый, лишь пытливый сможет в пении бабуль услышать загадочный и чудесный мир русской деревни. Так и лишь тот, кто не живёт стереотипами, кто способен подняться над суетой, кто не боится, очертя голову, нырнуть в глубины творчества, лишь тот сможет открыть для себя удивительный и прекрасный мир – Мир Майка Науменко.
