Подобно фениксу, вдруг возродился я,
И город – давний дом, покрыт был ядерным туманом.
Кто сотворил такое для себя?
Ходил по улицам, великого…когда-то.
Ходил по улицам и звал людей - кричал.
Но вместо жизни – эхо, как – будто бы
Мне вторило – молча.
Здесь нет живых, и тел их нет,
Здесь тишина, покой, здесь только вечность
Пошёл на кладбище, могил здесь нет.
Я понял, здесь есть только бесконечность.
Я понял, кто хотел мне показать секрет,
ЗДЕСЬ – ВЕЧНО – ТИШИНА.
Зашёл я в храм, и там у алтаря
Глазницами пустыми, лишь
Череп смотрит на меня.
Увы, но деньги правят миром,
И не забытым б быть кумиром
Для вас, для них и для себя
Сегодня алчут все любя.
Опять на тысячу частей разверзнув
И в дикой каверзе поверзнув
Они весь мир, прям, как пирог деля
Не наглядятся на себя
В безбрежной мгле сего величья
Рассыпав в прах, кости стоймя забыв законы безразличья
Назвав оставшееся – Ничьем
Служа закону безграничья
По карте разбросав названья жирно
Живя с собой, друг с другом мирно
И Вавилон, назвав Памиром
Скажут, что деньги правят миром
И не забытым бы им быть кумиром
Для вас, для тех, и для себя.
Очнись, проснись, одинокий скиталец,
Зовущийся бардом, идущий в ночи,
И хотя для нас, ты лишь чужестранец,
Взмолись же, взмолись, для новой души.
О скульптор, прикованный к небу плечами,
Вдохни в этот камень, великую суть,
И искру вонзи в этот мрамор печальный,
Чтоб он, как и мы, мог свободно вздохнуть
Художник беспечный, великий изгой,
Отринутый небом, землёй и богами,
Сумей разрубить, безмятежный покой,
Сковавший её, будто жертву, цепями.
Алхимик всезнающий, тронувший суть,
Мы алчем слова, их поведай губами,
Чтоб жизни искусственной, искру метнуть,
Мы с разбега могли, в сотворённое нами
Я так устал впадать в безумье,
не выйти из него боясь.
Мне надоело жить раздумьем,
и время проводить молясь.
Устал от солнечного света,
и от отсутствия во тьме.
И грёза разума-поэта,
забыться навсегда во мне.
Усталость жизни, одиноко,
бросает вдаль мои года,
К стремленью в солнечное око,
взглянуть на прошлые века.
Я так хочу уйти в забвенье,
хочу попасть в пещерный век,
И предаваться изумленью,
как первый, истинный поэт,
Не ведающий знанья боле, того,
что сам года познал.
Он был свободен, он был волен,
сам из мечтаний стих ковал.
Бросался в мир, сгорал в зените,
а света солнечный поток.
С любовью грел в своём ланите,
и мир лежал, как пёс у ног.