(рассказ)
Из деревни Кедва выехала подвода. В санях ехали все: глава семьи, Петр, жена его Ольга и двое их сыновей: Ванька одиннадцати лет и Сашка девяти. Надо было проверить «морды» на реке. В этом году зима стояла на редкость теплая. Небольшие для Севера морозы стояли лишь в ноябре. А весь декабрь термометр не «падал» ниже минус пяти. Река замерзла не везде, что позволяло рыбачить «мордами» даже в это время. Теперь особенно хорошо шел богатый икрой налим. Река с тем же названием, Кедва, рыбой была щедра. Прежде всего, она славилась хариусиной рыбалкой. И летом и зимой. Деревенские, правда, зимой хариусом особенно не промышляли, потому что привыкли ловить десятками и сотнями килограммов. А зимой из лунок этого много не натаскаешь. Поэтому подледная рыбалка оставалась приоритетом нечастых в этом, даже для Коми, захолустье, городских рыбаков.
С нового года вообще стояла натуральная оттепель. И хоть снега в лесу навалило не меньше чем обычно, никто, ни люди, ни звери, ни птицы не воспринимали эту зиму всерьез.
От деревни отъехали уже далеко. Часам к двенадцати Петр снял шесть «морд». Осталось проверить еще две. Теплая зима, тем не менее, не нарушила ход времени, а темнота в этих краях в начале января наступает в три часа пополудни. До избы, где они собирались переночевать, оставалось километров пять и две остановки на работу. Дорога, вернее просто колея, по которой и УАЗик-то с трудом пройдет, все время шла вдоль реки, не особенно от нее удаляясь.
Затянутое тучами небо было готово выдать очередную порцию снега. Ехали молча. Петр уже мечтал о рюмке самогона, Ольга думала о том, что в их лесной избе надо бы заменить матрасы, а пацаны забавлялись тем, что на ходу лепили снежки и упражнялись в меткости по стволам сосен. Лошадка бежала споро, давно зная этот маршрут. Тишина, покой и обыденность, нарушить которую мог бы, разве что, лось или олень, выбежавший на дорогу, что случалось не редко.
В этот день, восьмого января, муж привез Любу на берег Кедвы в то место, где хариус брал лучше всего. Они с компанией отдыхали в деревне с тридцатого декабря. Все новогодние каникулы. Завтра предстояло уезжать, и Любе хотелось последний раз потягать из лунок хариуса. Зная характер и опытность жены, муж спокойно оставил ее одну на реке, обещав подъехать в начале первого.
В этом месте река делала плавный поворот с глубокими зимовальными ямами в начале и в конце поворота, в которых с осени скапливалась рыба. Люба с самого начала ловила только здесь, и ловила успешно. Мужики ходили где-то выше и ниже по течению, тоже приносили достаточно рыбы, но отменные хвосты, весом под килограмм, были только у Любы. Она уже проверила верхнюю яму, взяв два хороших экземпляра и пару помельче, когда решила перейти на нижнюю. Надо было только забрать вещи, которые она оставила на стоянке, на берегу. Стоянка располагалась чуть выше на самом крутом участке поворота. Она не стала надевать лыжи и идти по берегу, на который без камуса забраться было довольно сложно, когда по льду можно ходить и так, без лыж. А рюкзак лежал вот он, у самого края. Люба в предвкушении очередных успехов на нижней яме добежала до стоянки и уже подходила к берегу, когда твердь под ее ногами разверзлась.
Она вдруг ощутила чувство полета, или невесомости. Оно длилось нескончаемо долго. Наверно, как у космонавтов, которых перед тем, как запустить на орбиту, проверяют в специальных самолетах. Самолеты залетают на большую высоту, а потом очень быстро летят вниз. Так быстро, что внутри создается невесомость. Она длится всего несколько секунд. И люди там, летают в невесомости. Это показывали по телевизору.
Ей показалось, что она уходила под лед нескончаемо долго. Как в кино. Как в замедленной съемке. Она будто видела себя в этом страшном замедленном кино.
А потом вода сомкнулась над головой, и дна не было. Вот в этот момент все мысли про космонавтов кончились. Наверное, включился инстинкт, который заставил ее сделать какие-то правильные движении, и выплыть в лунку, которую она сама же и проделала своим телом, а не быть затащенной течением под лед. В первый момент помогла, конечно, одежда из синтепона, насыщенная воздухом. Этот воздух и вытолкнул ее наверх.
Она всплыла, и дневной свет вернул ее к ужасающей реальности.
До берега метров пять. Сильнейшее течение тащит под лед. Дна нет.
Странно, но Люба не запаниковала.
Бездумное чувство самосохранения заставило ее карабкаться наружу, и она, не чувствуя боли, тут же под корень обломала все ногти, и разодрала шею об острый край льда. Она увидела перед собой пропитанный ее же кровью снег. А избавления не наступило. Люба лезла и лезла на лед, обламывая его мелкими кусками. Одежда набухла водой и отчаянно тянула вниз. Наверно в стоячей воде тонуть не так страшно, но на течении, подо льдом… . И сапоги. Они были ее убийцами. Когда они полностью налились водой, с идеей выбраться пришлось проститься. Силы были только чтобы держаться за край льда и не дать себя затянуть течению под него.
Люба не знала, сколько времени это продолжалось. Наверное, целую вечность. И тогда она стала молиться. Она не думала о детях, о муже, о грехах, об их искуплении. Она неистово просила бога о жизни. Только о жизни. Наверно холод сковал грудную клетку, и она не могла кричать, но хрипела: «Боженька, спаси меня! Боженька, спаси меня! Матерь Божия, спаси меня!»
И Бог ее услышал. Течение сорвало сначала один сапог, потом второй. Уже потом Люба сообразила, что она их просто не зашнуровала.
Стало значительно легче, и Люба опять начала продираться к берегу. Она видела свои абсолютно белые пальцы. Крови на них не было. Вся кровь оставалась на снегу и льду, который она проламывала, пытаясь приблизиться к берегу. Теперь страшной тяжестью тянула вниз куртка. Неимоверными усилиями ей удалось ее расстегнуть, но расстегнутая она оказалась еще тяжелее. Парусность у нее увеличилась, и течение с радостью воспользовалось этим, пытаясь сожрать человека. Почувствовав это, она стала отчаянно, насколько позволяла сковывавшая движения куртка, ломать лед, приближаясь к берегу. Но чем ближе она к нему приближалась, тем толще он становился и, тем сильнее становилось течение.
В какой-то момент Любе показалось, что силы оставляют ее. Неслушающимися уже руками она вцепилась за кромку льда, как вдруг ногами почувствовала какую-то призрачную опору. Это бал сук притопленного дерева, и течение колыхало его вверх-вниз. Носочками она как-то оперлась на него, и он дал ей спасительную секундочку, чтобы освободиться от куртки. Убийственная тяжесть уплыла под лед.
И тут вдруг Люба поверила, что спасется, хотя несколько мгновений назад уже прощалась с жизнью. Какие там у нее оставались силы? Но их все-таки хватило добраться до берега. Наверное, на какое-то время она потеряла сознание. Может быть, на несколько секунд или минут. Но, очнувшись, Люба обнаружила себя на снегу. Она ощутила настоящее блаженство. Ей было тепло, хорошо, мягко, как в постели. Голой щекой, лежа на снегу, ей казалось, что она лежит на подушке. Вставать не хотелось. Хотелось просто уснуть. То есть, натурально замерзнуть.
Но не даром же она молилась. Бог не дал ей заснуть, но внушил мысль, что надо вставать. Как это было тяжело! С огромным трудом она добралась до рюкзака. Остатки сознания подсказывали, что там есть смена белья и свитер. Но действия отнимающихся от холода рук хватило только на то, чтобы раздеться. Полностью.
Это уже потом, когда вернулась к жизни, она вспомнила, что, взяв рюкзак на локоть, голая, босиком выбежала на дорогу и побежала в сторону деревни.
Петр со своими мыслями и мечтами, не избалованный телевизором и другими средствами информации, долго соображал и смотрел на непонятное явление: навстречу им бежала голая женщина с рюкзаком на одной руке. Сознание человека, всю жизнь прожившего в оторванной от цивилизации деревне, в которой нет ничего, даже магазина, в которую не ходит никакой транспорт, и только изредка на высокопроходимой технике зимой, или на лодке летом кто-то приезжает. Который кроме своей жены Ольги и двух десятков деревенских баб в тулупах никаких других не видел, долго не мог справиться с предложенной задачей. Нет, допустим, увидел бы он глухаря на дороге, или на дереве. Нет, не глухаря. Лося. Он знал бы, что делать! Нет. Задача посложней. Увидел бы он машину, что очень маловероятно, но, допустим. Он чуть-чуть посоображал, ну, пару минут, и решил, что машина здесь могла появиться из Керок, или, в крайнем случае, из Ижмы. А как реку переехала? Льда-то нет. Но и тут пытливый мозг Петра подсказал бы ему, что, наверное, по причине такой теплой зимы восстановили один из бродов. И это все было бы понятно, логично, объяснимо. Но красивая, молодая, да еще голая женщина! Здесь! Это поставило его в тупик.
Он толкнул жену и просто попросил о помощи: «Оль, глянь-ка».
Ольга до сего момента сидела к движению спиной. На толчок мужа она обернулась и тоже не поверила своим глазам. Однако женский ум гораздо быстрее мужского. Еще не разобравшись в ситуации, она сразу поняла, что случилась беда. А тут еще женщина упала на колени и закричала: «Помогите»!
Муж Любы, Николай, никогда не переживал за жену. Сам страстный рыбак, он всегда брал ее с собой в любые, даже самые дальние поездки. Сколько он ее знал, рыбалку она не променяла бы ни на какой другой вид отдыха. Особенно жена втянулась в это дело после того, как закончила выступления на сцене. Да, Люба была певицей. А сейчас она руководила хором и занималась другой культурно-массовой работой.
Сколько раз бывало, они большой мужской компанией выезжали на рыбалку. И Люба с ними. Мужики, зная все рыбные места на реке, разбредались кто куда. Муж показывал, где примерно можно ловить (недалеко от лагеря), и сам тоже исчезал на целый день. Вечером все собирались и начинали хвалиться своим уловом. Кто больше всех наловил? Люба! Кто семгу поймал? Никто, хотя все мужики хотели и специально готовились, и снасти имели соответствующие, и приехали-то на это место в основном за семгой, а не за хариусом. Ни у кого она даже не клюнула. А у Любы не только клюнула, но и крепко села на блесну. Да вот только спиннинг с катушкой были не для семги. Леска вообще стояла ноль три миллиметра, и было ее на шпуле всего метров сорок. А для ловли хариуса, зачем больше? Рыбина сразу смотала с легкой без надежного тормоза катушки всю леску, несколько раз рванула и сошла. Хорошо, что рядом оказался свидетель этой короткой схватки с семгой. А то никто бы не поверил в рассказ женщины. Еще бы! У них, настоящих рыбаков, не клюнула, а у этой певички почти поймалась.
Этот Новый год решили встречать в деревне Кедва, где у мужа жили знакомые, и где были великолепные места для зимней рыбалки. На двух машинах приехали тридцатого декабря. Три дня веселились на славу. Со второго января начали выезжать на речку. Погода стояла теплая, можно сказать весенняя, но хариус ловился плохо. За четыре часа светового дня никому не удавалось вытащить больше десятка хвостов. Хорошо, помогали донки, оставляемые на ночь. Утром почти на всех крючках сидели или налимы, или хариусы. Так ловили до восьмого числа. Девятого надо было уже уезжать. Новогодние каникулы заканчивались. Сегодня восьмого мужики на реку не поехали. Накануне, наотмечавшись Рождества Христова, все болели. Любе с трудом удалось поднять утром Николая, чтобы тот отвез ее на любимое место. И вот сейчас он ехал, чтобы ее забрать.
Подъехав к реке, он продолжительно посигналил и, заглушив мотор, пошел к берегу.
Уже подходя к кострищу, где всегда оставляли вещи, он почувствовал неладное. Во-первых, еще раньше, он увидел на снегу капельки крови, на которые сначала не обратил внимание. Но у самого кострища крови было больше. Мало того, всюду была разбросана мокрая Любина одежда: теплые зимние штаны, рейтузы, свитер, кофта, майка, шерстяные и простые носки. Присмотревшись, он увидел следы голых ног. И только, обнаружив эти следы, Николай похолодел. Отвратительное чувство страха лавиной ворвалось в его не очень трезвый организм. С диким криком «Люба», он подбежал к краю берега. Перед его округлившимися от ужаса глазами предстала страшная картина. Начинаясь от самого берега, в реку уходила узкая, как канал пятиметровая полынья с бурлящей в ней водой. Было хорошо видно, какое сильное подо льдом течение. Все края полыньи были красными от крови. От воды по берегу также тянулись кровавые следы. В одном месте он ясно разглядел на снегу отпечаток лежащего человека. То есть его жены. Это он сразу понял. Тут его как молнией пронзило: он ясно представил всю картину произошедшего. Он увидел свою Любу, продирающуюся по полынье к берегу, ломая и выворачивая о лед ногти, он увидел ее лежащую в изнеможении на снегу. Он это все видел. Он не видел только ее наяву.
Николай заорал на весь лес так, как никогда в жизни не орал. Лес ответил ему гнетущей тишиной. Тогда он стал изучать следы вокруг кострища, и обнаружил, что Люба босиком пошла к дороге.
Николай бегом вернулся, продолжая изучать следы. Они шли в сторону деревни. Но почему он ее не встретил? Из свежих на дороге были только следы запряженных саней, ведущих в обратную сторону. Он бросился к машине, и на бешеной, насколько позволяла дорога, скорости, рискуя слететь с высокого берега, поехал по следу. Через несколько километров сани свернули к реке. На УАЗике дальше было не проехать. Николай бросил машину и побежал. Он не помнил сколько бежал. Может час, может четверть часа. Все его мысли были только о жене. Он молил Бога, чтобы она была жива. Только, чтобы жива. Ему больше ничего не нужно. Он вспомнил все большие и маленькие обиды, которые доставил ей, и просил Бога сохранить ей жизнь, чтобы иметь возможность искупить их.
Лесная изба возникла неожиданно. Не обращая внимания на яростный лай собаки, Николай подбежал к двери, и распахнул ее. Его Люба, укрытая ватным одеялом, лежала на нарах. Из-под одеяла видны были обмотанные белыми тряпками руки. Она спала. Лицо ее выражало одновременно и граничащую со страданием усталость, и блаженство.
Я встретил Любу через три месяца после этого случая, в начале марта. Опять же на рыбалке. На соревнованиях по подледному лову на Белом озере, что под Ропчей. От нее и услышал полный рассказ про купание в Кедве. Доктор, который лечил ее тогда, велел как можно больше рассказывать про это, чтобы избавиться от стресса. Люба сказала, что муж ее с трудом отпустил, да и то только потому, что в феврале стояли крепкие морозы, и лед на озере образовался толстый, и потому что там нет течения, и народу много. Но ходила она по льду с не зашнурованными сапогами и не застегнутой курткой.
Ухта
Март 2007
