Поводом к войне послужил налёт афинян и эретрийцев на Сарды. В 500 г. до н.э. против персидского владычества восстали ионийские города Малой Азии. Не в силах справиться с персами в одиночку, ионийцы обратились за помощью к своему союзнику – Афинам, и те, снарядив экспедиционный корпус, захватили и сожгли персидскую столицу. Дарий поклялся отомстить грекам за это нападение, и в 494 г., после подавления восстания ионийцев, начал готовиться к войне. Сначала он направил в Грецию послов с требованиями воды и земли, что в понимании персидской дипломатии означало полное подчинение. Требования были отклонены всеми греческими городами за исключением жителей острова Эгины, расположенного в десяти километрах от побережья Аттики. Причины поступка эгинцев очевидны: их экономика строилась на торговле с восточными городами, и отказ от неё мог привести к печальным последствиям. Однако Эгина контролировала вход в афинские гавани, и её союз с Персией приводил к ещё более печальным последствиям, только уже для Афин. Узнав об измене эгинцев, афиняне немедленно обратились к спартанскому царю Клеомену за помощью, и тот встал на их сторону. В связи с этим между спартанскими царями, Клеоменом и Демаратом, возник конфликт. Демарат отказался поддержать Афины. Вполне возможно, его отказ был вызван какими-то связями с Персией, ибо после того, как Клеомен обвинил соправителя в незаконнорождённости и Демарат был низложен, тот бежал именно в Персию, где занял не последнее место в окружении сначала Дария, а потом и Ксеркса. Избавившись от Демарата, Клеомен смог надавить на эгинцев и заставил их заключить с Афинами и Спартой союз против персов. Угроза блокирования Афин персидским флотом была снята.
В 490 г. персы напали на Эретрию и разграбили её. Это был акт возмездия за нападение на Сарды десять лет назад. После этого персы высадились в Марафонской бухте, готовясь к нападению на Афины. Афиняне незамедлительно отправили гонца в Спарту с просьбой о помощи, но лакедемоняне не торопилась идти на выручку к своему союзнику. Они сослались на праздники, и афинянам пришлось рассчитывать только на собственные силы и на выступивших вместе с ними платейцев. К удивлению Спарты и всей остальной Греции, афиняне одержали блестящую победу, вынудив персов отступить.
Однако персы не отказались от своих завоевательских планов. Дарий распалился ещё больше, униженный марафонским поражением, и начал собирать новую армию. Осуществить задуманное ему помешала смерть, но его сын Ксеркс, вступивший на престол, поклялся продолжить дело отца. Здесь Геродот рассказывает о метаниях Ксеркса – то он хочет напасть на Грецию, то нет, то вновь собирается. Сама история, скорее всего, выдумана, но место колебаниям было. Вполне возможно, что при дворе Ксеркса существовали две партии: одна за войну с Грецией, другая против, и в зависимости от того, какая партия имела на царя больше влияния, в ту сторону Ксеркс и склонялся. Геродот косвенно подтверждает эту версию, приводя, несомненно, выдуманные речи Мардония и Артабана, а так же зловещие сны самого царя. В какой-то момент сторонники войны одержали верх, и вопрос о нашествии был решён положительно.
В принципе, итог борьбы партий при Ксерксе был известен заранее. Персидская держава находилась на пике своего могущества, мечты о мировом господстве ещё витали в коридорах царского дворца, и отказываться от этих мечтаний никто не собирался. Несколькими годами ранее персы захватили Фракию, и тем самым создали прекрасный плацдарм для дальнейших завоеваний в Европе. Если бы Ксеркс отказался от нападения на Грецию, Персию мог ожидать дворцовый переворот, особенно учитывая то обстоятельство, что претендентов на должность царя было хоть отбавляй.
Приняв однажды решение, персидская машина завертела всеми колёсиками, и остановить её было уже невозможно. Со всех концов огромной империи начали стекаться войска и продовольствие; на островах Эгейского моря и в городах западного побережья Малой Азии полным ходом шло формирование флота; велись энергичные работы по прорытию Афонского перешейка и постройке моста через Геллеспонт. На приготовления ушло четыре года, а на пятый Ксеркс выступил в поход.
У греков было достаточно времени, чтобы подготовиться к войне и встретить персов, что называется, во всеоружии. Партия мира в Сардах, сдерживавшая завоевательную политику Персии, скорее всего, подпитывалась греческим золотом, но всё это золото было потрачено впустую. Греки не только не воспользовались предоставленной им отсрочкой, они даже не попытались сделать этого. Вместо того чтобы объединить силы и договориться между собой, они продолжали бесконечные споры о том, кто из них лучше. Примечателен тот факт, что даже во время совместных действий против персидской армии греки не прекращали своих споров. В битве при Платее дошло до того, что тегейцы и афиняне едва не подрались из-за места в фаланге. И тем и другим хотелось занять второе по престижу место на левом фланге построения. Первое, на правом фланге, без всяких споров было отдано спартанцам. Вообще, вся эта война показывает полнейшую беспечность греков и их несостоятельность, как в стратегических, так и в тактических вопросах. Персы полностью превзошли противника в умении воевать, и остаётся только удивляться, как греки смогли победить.
Переправившись через Геллеспонт, персы отправили в Грецию послов с обычным уже для тех требованием воды и земли. Послы были отправлены во все греческие полисы за исключением Афин и Спарты, и в связи с этим Геродот приводит очень интересную историю, почему персы обошли «вниманием» два этих крупных города. Дело в том, что когда ещё Дарий требовал от греков подчинения, афиняне побросали прибывших к ним послов в пропасть, а спартанцы – в колодец, посоветовав им набрать воды и земли там. По всем канонам существовавшей тогда дипломатии это было святотатством. Описывая этот случай, Геродот и не пытается оправдать своих соотечественников, и тут же говорит о несчастьях, обрушившихся на Спарту и Афины, за столь дикий поступок.
Однако некоторые шаги по отражению нашествия греки всё же предприняли. В Коринфе собрались представители греческих городов и постановили прекратить все внутренние распри, направить посольства на Крит и в Сиракузы за помощью, а руководство армией и флотом в предстоящей войне отдать Спарте. На этом собрании фессалийцы пригрозили, что если армия немедленно не выступит на защиту Фессалии, то вся область признает над собой власть персов. Угроза была существенная, ибо Фессалия прикрывала Среднюю Грецию, и её потеря открывала персам прямую дорогу в Фокиду и Беотию.
В Фессалию были направлены десять тысяч гоплитов, которые вошли в Темпейскую долину и перекрыли Олимпийский проход. Из Фракии в Фессалию можно было попасть двумя дорогами. Первая вела вдоль побережья Фракийского моря по восточной окраине Македонии до устья Пенея. Этот путь был наиболее удобным и коротким, и греки закрыли именного его. Вторая дорога шла через Верхнюю Македонию по земле перребов мимо города Гонн. Собственно, как таковой дороги здесь не было. Была тропа, по которой могла проехать одна повозка, и для огромной армии персов она явно не подходила. Однако именно этот путь был наиболее надёжным, и персы проложили дорогу, буквально прорубив её сквозь густые македонские леса. Греки, получив известие от македонцев, что персы движутся не там, где их ждут, быстро отступили, выдвинув в качестве оправдания неоспоримый аргумент: дескать, мы не можем воевать с персами так далеко от дома.
Фессалия была оставлена.
Ксеркс ещё не успел ступить на землю Греции, а многие области и города уже признали его власть. Геродот перечисляет тех, кто дал Ксерксу требуемые воду и землю: фессалийцы, долопы, эниены, перребы, локры, магнеты, малийцы, фтиотийские ахейцы и все беотийцы кроме феспийцев и платейцев. Список этот далеко не полный. Во всех городах, кроме Афин и Спарты, существовали проперсидски настроенные партии, состоявшие в основном из крупных землевладельцев и торговцев, которые от союза с Персией только выигрывали. Кроме того, за подчинение Персии откровенно выступило дельфийское жречество. Геродот пытается закамуфлировать этот факт, но получается у него плохо. Почти все предсказания Пифии отличаются той же проперсидской направленностью, а сам храм в Дельфах после его захвата не только не был разрушен, но и сохранил все свои сокровища. Остальные храмы, из тех земель, которые не подчинились, персы беспощадно разграбили и разрушили.
Стремясь остановить поток «беженцев», совет в Коринфе принял решение направить в земли опунтских локров, в Фермопильский проход, новый отряд гоплитов, чтобы закрыть персам путь в Беотию. С моря этот отряд должен был прикрывать греческий флот, встав в узком проливе у Артемисия.
Горы в Локриде практически не проходимы. Как и в Фессалии, здесь существовало лишь два пути по которым можно было попасть в районы центральной Греции. Один, Фермопильский проход, тянулся вдоль побережья Малийского залива, между морем и Каллидромонским хребтом, и был настолько узок, что в некоторых местах там могла пройти лишь одна повозка. Хватило бы небольшого отряда, чтобы перекрыть его и не допустить персов в Среднюю Грецию. В 352 г. до н.э. Филипп Македонский пытался вторгнуться в Грецию, но греки направили в Фермопилы заградительный отряд, и царь Македонии отступил, даже не пробуя вступить в бой.
Второй путь находился к западу от Фермопил и шёл вдоль Асопского ущелья, мимо горной крепости Трахин, и выходил на открытые равнины Фокиды. Этот путь был намного короче, но более опасен и труднопроходим, так как представлял собой узкую горную тропу. К тому же, его охраняла практически неприступная крепость, полностью закрывающая персам эту дорогу. Ксеркс, скорее всего, даже не рассматривал этот путь в качестве возможного варианта проникновения в Грецию. А Геродот в этом месте своего повествования не говорит о нём ни слова.
На защиту Фермопильского ущелья должна была идти армия спартанцев. Однако в Спарте в это время намечались торжества в честь Аполлона Карнейского и спартанцы, как и во время Марафонской битвы, отказались выступать до завершения праздников. Ссориться с богами было куда как страшнее, нежели потеря независимости, поэтому в поход отправился лишь небольшой отряд во главе с царём Спарты Леонидом. Отряд насчитывал три сотни гиппеев и девятьсот легковооружённых илотов , слишком мало, чтобы противостоять огромной армии персов.
А армия персов в самом деле была огромна. Геродот приводит астрономические цифры в пять с лишним миллионов человек вместе с обозом, и самое интересное заключалось в том, что греки действительно верили в это. Однако в двадцатых годах прошлого века генерал Морис внимательно изучил поход Ксеркса, обратив особое внимание на снабжение персидской армии водой на всём пути её следования, и пришёл к выводу, что она не могла состоять из более чем 210 тысяч человек и 75 тысяч животных. Даже если предположить, что уровень рек тогда был выше, то и в этом случае армия не могла превышать цифры в 240-260 тысяч человек. Но, согласитесь, и этого вполне достаточно для маленькой Греции. Год спустя в битве при Платее со стороны греков приняло участие 37 тысяч гоплитов и 75 тысяч легковооружённых воинов. Разница чувствуется.
Тем не менее, Леонид всё же надеялся, что сможет продержаться в Фермопилах до подхода главных сил. Продвигаясь вперёд, он рассылал гонцов в греческие города и везде говорил, что ведёт лишь головной отряд, и что скоро прибудут все остальные союзники. По пути следования к нему примкнуло ещё несколько отрядов воинов. Геродот приводит их численность. Большая часть была с Пелопоннеса: 500 тегейцев, 500 мантинейцев, 120 гоплитов из Орхомена в Аркадии, 1000 из остальной Аркадии, 400 из Коринфа, 200 из Флиунта и 80 из Микен. Кроме того, в Беотии к нему присоединились 700 феспийцев, 400 фиванцев, 1000 фокийцев и всё ополчение, какое могли выделить опунтские локры. Фиванцы были присоединены по настоянию Леонида, так как существовало подозрение, что Фивы тяготеют к Персии.
Таким образом, отряд Леонида состоял из пяти тысяч двухсот гоплитов и девятисот легковооружённых илотов. Ополчение опунтских локров вряд ли могло превышать две тысячи бойцов, которые так же имели лёгкое вооружение, иначе речь шла бы не об ополчении. Вместе с ними количество защитников Фермопильского прохода составило примерно семь-восемь тысяч человек.
Фермопильское ущелье представляло собой очень сильную позицию. В трёх точках горы здесь практически вплотную подходят к морю. Первая точка, западный вход, находится в самом начале ущелья, и, по словам Геродота, ширина дороги позволяла двигаться по ней только одной повозке. Однако горы здесь ещё невысокие и легко проходимы. Дальше проход расширяется, и сужается вновь лишь за древним поселением Фермопилы, названного так из-за горячих источников, существующих и поныне. Фокийцы когда-то возвели в этом месте стену, чтобы остановить вторжение северо-западных племён. Ко времени описываемых событий стена обветшала и требовала ремонта. Ещё дальше находится третья точка, восточный вход, но горы тут так же легко проходимы. Здесь же находилось селение Альпены, располагавшееся на уступе, обращённом в сторону болот.
Прибыв в Фермопилы, греки заняли средний проход и принялись спешно восстанавливать стену. От местных жителей Леонид узнал, что неподалёку от Альпен проходит горная тропа, и дабы предотвратить нападение персов с тыла, Леонид направил на охрану тропы тысячу фокийцев. Геродот этому моменту уделяет очень мало внимания, но если Леонид вынужден был отправить на охрану тропы тысячу гоплитов, серьёзно ослабив свой отряд, значит, угроза обхода была весьма существенна.
Когда армия персов подошла к западному входу, Ксеркс отправил в стан греков лазутчика. Персы уже получили известия, что в Фермопильском проходе расположился греческий отряд, и Ксеркс рассчитывал, что при виде столь огромной армии греки отступят. И действительно, появление персов вызвало в греческом лагере ожесточённые споры. Пелопоннесцы предложили покинуть позиции и отступить к Коринфскому перешейку. Локры и фокийцы возмутились, и Леонид принял решение остаться на месте, чтобы не вносить разлад в ряды союзников. У самих спартанцев даже не возникало мысли об отступлении. Всё их воспитание строилось на презрении к врагу и к смерти, и именно отсюда черпала силы их доходившая до абсурда небрежность. Персидскому лазутчику удалось настолько близко подобраться к грекам, что он смог заглянуть за стену. Стоявшие на страже спартанцы вместо того чтобы следить за окрестностями расчёсывали волосы. Эта новость так удивила Ксеркса, что он призвал к себе Демарата, сопровождавшего персов в качестве советника, и спросил, что это может означать. Демарат ответил, что таким образом спартанцы готовятся к смертному бою и что ни при каких обстоятельствах они не отступят. Ответ Демарата не удовлетворил Ксеркса. Он простоял на месте четыре дня, по-прежнему надеясь, что греки отступят, но греки не уходили.
На пятый день, видя, что противник не собирается оставлять своих позиций, Ксеркс приказал мидянам и киссиям атаковать греков и привести их к нему живыми. Ксеркс был раздражён поведением спартанцев, не желавших отступать при виде столь огромного воинства. Мидяне стремительно атаковали греческие позиции, однако все их атаки ни к чему не привели. На смену им выступили десять тысяч «бессмертных» под предводительством персидского полководца Гидарна, но и они не смогли ничего сделать против греческой фаланги. Геродот в этом месте говорит, что «... Лакедемоняне же доблестно бились с врагом и показали свою опытность в военном деле перед неумелым врагом...». Это заявление вызывает как минимум недоумение. Неужели Ксеркс привёл с собой армию новобранцев, не имеющих никакого представления о войне? Или воины вдруг разом забыли, как надо сражаться и что такое победа вообще? Вряд ли. Достаточно вспомнить тот факт, что не так давно персы покорили Малую Азию, Египет, Аравию, Вавилонию, Сирию, Финикию, дошли до Индии, Средней Азии и Карфагена. Традиции победителей невозможно утратить за время перехода от Геллеспонта до Опунтской Локриды, для этого нужно, по крайней мере, одно генеральное сражение, которое уничтожило бы костяк армии.
Так что будем считать, что Геродот просто неправильно выразился. Он не учитывал разницу в вооружении между греческим гоплитом и персидским воином, хотя прекрасно был о ней осведомлён. В сцене перечисления народов, воевавших на стороне Персии, он даёт детальное описание вооружения каждого из отрядов, вплоть до головных уборов. Основу вооружения персидской армии составляли копьё, длинной около двух метров, лёгкий плетёный щит, лук со стрелами и короткий меч-акинак. В добавление к этому, персы, мидяне и киссии носили под туникой чешуйчатый доспех, а ассирийцы и лидийцы – льняной панцирь. Остальные отряды по большей части представляли собой легковооружённых воинов и выглядели весьма пёстро. В отличие от них греческий гоплит являл собой классический образец тяжеловооружённого пехотинца. Он был облачён в льняной панцирь, на голове медный шлем с высоким разноцветным гребнем, на ногах поножи. Левой рукой он держал круглый аргивский щит, а в правой – длинное, до двух с половиной метров, копьё. Копьё было главным оружием гоплита. Он наносил им короткие колющие удары из положения с верху, а мечом пользовался лишь в том случае, если копьё ломалось. Конечно, более длинные копья давали грекам некоторое преимущество, но всё же главную роль сыграла разница в экипировке. Назвать тех же персов или мидян тяжеловооружённой пехотой можно лишь с большой натяжкой, и выставить их против фаланги, это всё равно, что выставить танк против танкетки – результат тот же.
В своём повествовании Геродот не даёт чётких определений, как именно проходило сражение. Где-то он пишет, что греки сражались в привычном для них построении фалангой, и даже приводит один из способов спартанской тактики против «бессмертных»; где-то, что они бились со стены. Поэтому остаётся только догадываться, каким именно образом греки построили свою защиту. Скорее всего, стена перекрывала ущелье не полностью, и им приходилось комбинировать. Однако, что бы там не происходило на самом деле, персы в течение двух дней атаковали греков – и безуспешно. Воспользоваться своим численным превосходством им не позволяла местность, а тактика изматывания могла сработать лишь в случае беспрерывных атак – и днём, и ночью. Персы этого не учли, хотя не могли не понимать, что время сейчас работает на греков. Леонид одного за другим направлял гонцов к союзникам с просьбами о помощи. Эти воззвания пока что падали в пустоту, но рано или поздно кто-либо из них мог откликнуться, или же Спарта наконец-то отгуляла бы свои праздники и подошла к Фермопилам со всей силой. При таком обороте дел Ксерксу ничего иного не оставалось, как только отступить и готовить новую кампанию. Персидский флот, несмотря на своё численное превосходство, действовал крайне неуверенно, и помочь армии не мог.
Персов спас случай. Один из местных жителей, некто Эпиальт, пришёл к персам и за определённую мзду пообещал провести их горной тропой в тыл грекам. Ксеркс ухватился за это предложение как утопающий за соломинку и тут же отправил с Эпиальтом десять тысяч «бессмертных». Свой обходной маневр «бессмертные» начали, когда стемнело, но уже вечером следовавший с Леонидом прорицатель Мегистий по внутренностям жертвенных животных предсказал, что греков ждёт гибель. Ночью в лагерь к Леониду явились перебежчики и сообщили, что персы перешли горы, а утром их слова подтвердили наблюдатели, находившиеся на ближайших горных вершинах.
Греки устроили очередное совещание. Большинство настаивали на немедленном отступлении. Предложение это вряд ли подверглось критике, как в прошлый раз, ибо положение в корне изменилось. Теперь противостояние в ущелье теряло всякий смысл. Заградительный отряд в данной ситуации был обречён; окружённый персами с двух сторон, он просто-напросто был бы уничтожен. И Леонид не стал никого удерживать. Для спартанцев же сам вопрос – отступить-остаться – даже не возник. Конечно же, остаться. Ни о каком отступлении и речи идти не могло. Вместе с ними остались феспийцы и фиванцы. Однако если феспийцы остались с большой охотой, посчитав за великую честь стоять бок о бок со спартанцами в последнем бою, то фиванцы были удержаны Леонидом силой. Фивы с самого начала тяготели к Персии, и в данном случае фиванский отряд можно рассматривать как заложников.
Пока проходило совещание, «бессмертные» вышли к тому месту, где на страже тропы стояла тысяча фокийцев. Завидев персов, фокийцы отступили, и свою главную задачу – охрану тропы – они не выполнили. Геродот никак не освещает этот поступок. Он пишет, что, столкнувшись с фокийцами, персы обрушили на них град стрел и те бежали на вершину горы, думая, что удар «бессмертных» нацелен именно на них. Однако едва фокийцы освободили дорогу персы прошли мимо, не обращая на них никакого внимания.
Леонид прекрасно понимал, что удержать Фермопильский проход и Анопейскую тропу теми силами, которыми он располагал, невозможно. Вероятно, именно по этой причине он и отпустил союзников, а сам, когда персы вышли из лагеря и стали приближаться к греческим позициям, вывел свой отряд в наиболее широкую часть прохода и построил его фалангой. Геродот пишет, что в начавшемся сражении варвары гибли тысячами, и их приходилось подгонять бичами, заставляя идти вперёд. Эллины бились отчаянно, стараясь подороже продать свои жизни. Копья сломались, и греки сошлись с персами в тесном рукопашном бою. Леонид пал, над его телом закипела ожесточённая сеча. Греки четырежды обращали врага в бегство, но всё же не позволили персам овладеть останками своего царя. Завидев приближающихся «бессмертных», оставшиеся в живых гоплиты изменили тактику. Они отступили за стену и заняли оборону на невысоком холме. Здесь они организовали последний рубеж обороны. Даже когда сломались мечи, они продолжали рвать врага зубами и руками и погибли все до последнего человека.
В последнем бою не принимали участия только фиванцы. После гибели Леонида, они сложили оружие и сдались персам. Ксеркс не стал церемониться с ними и приказал заклеймить царским клеймом, сделав своими рабами.
Когда всё было кончено, Ксеркс пришёл на поле битвы и, увидев тело Леонида, приказал отрубить ему голову и посадить на кол. Этот поступок никак не вяжется с отношением персов к проявленному врагом мужеству, ибо персы как никакой другой народ ценили воинскую доблесть. Геродот предполагает, что Ксеркс возненавидел Леонида за то, что тот осмелился противостоять ему и таким образом отомстил ему.
Геродот называет имена некоторых спартанцев и феспийцев, проявивших наибольшую доблесть в этой битве. В частности, он упоминает имя Диенека. Именно ему принадлежат слова, ставшие нарицательными. Когда один из местных жителей сказал спартанцам, что если персы выпустят свои стрелы, то они затмят солнце, Диенек весело ответил: «Наш приятель из Трахина принёс прекрасную весть: если мидяне затемнят солнце, то можно будет сражаться в тени».
Гибель Леонида и его отряда была воспринята многими греками как личная трагедия. По окончании войны всем погибшим были установлены памятники. На памятнике, установленном в честь спартанцев, была выбита такая надпись:
Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне,
Что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли.
Эта надпись как нельзя лучше определяет характер спартанских воинов, для которых превыше всего была их мужская и воинская честь. И недаром спартанские женщины, провожая своих мужей и сыновей в поход, говорили: «Со щитом или на щите». Щит – самый громоздкий и тяжёлый предмет из экипировки гоплита, и именно от него в первую очередь старались избавиться во время бегства. Погибших в бою спартанцев несли домой на щитах. Провожая своих мужчин, женщины хотели, чтобы те вернулись либо с честью, либо мёртвыми. Третьего варианта не было.
Так же Геродот приводит прорицание Дельфийского оракула, которого спартанцы вопрошали ещё в самом начале войны:
Ныне же вам изреку, о жители Спарты обширной:
Либо великий и славный ваш град чрез мужей-персеидов
Будет повергнут во прах, а не то – из Гераклова рода
Слёзы о смерти царя пролиёт Лакедемона область.
Не одолеет врага ни бычачья, ни львиная сила,
Ибо во брани Зевсова мощь и брань он не прежде
Кончит, чем град целиком иль царя на куски растерзает.
Леонид вёл свой род от Геракла. Геродот перечисляет имена предков Леонида вплоть до самого героя, и в этой связи предсказание Пифии является не просто пророческим, но определяющим. Выходит так, что, отправляясь на битву, Леонид не сомневался в своей гибели. Греки очень серьёзно относились к предсказаниям оракула и верили в них не меньше, чем в своих богов. Мегистий так же предвидел гибель Леонида и всего греческого отряда. Геродот сообщает, что он отпустил своего сына, который вместе с ним участвовал в походе, а сам остался с Леонидом и разделил общую для всех защитников Фермопил долю. Мегистию была посвящена отдельная надпись:
Славного это могила Мегистия, коего миды
Некогда тут умертвили, бурный Сперхей перейдя.
Ведал преславный гадатель грядущую верную гибель,
Но всё же не захотел Спарты покинуть царя.
Геродот так же сообщает, что из трёхсот спартанцев двое остались в живых. Они были отправлены гонцами за помощью, но не успели возвратиться к началу битвы. Вернувшись в Спарту, они были обвинены в трусости и преданы бесчестию. Один из них не выдержал позора и повесился, другой год спустя в битве при Платее проявил чудеса героизма, и обвинение в трусости с него было снято.
К сожалению, история почти не сохранила для нас имена тех, кто в глазах многих стал символом мужества и героизма, и потому перечисление их не займёт много времени. Вот они:
Леонид, царь Спарты; Диенек, спартанец; Демофил, предводитель феспийских гоплитов; Дифирамб, феспиец; Мегистий, прорицатель, акарнанец; Алфей, спартанец; Марон, спартанец; Еврит, спартанец.
Пояснительный словарь:
Геллеспонт – античное название Дарданелл.
Гоплит – тяжеловооружённый греческий воин.
Сарды – в описываемый период столица Персии.
Используемая литература:
1. Геродот. История. Ладомир, 2001.
2. Питер Коннолли. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории. ЭКСМО-Пресс, 2000.