Главы 34-35 (Лирика)

Глава 34
  
  Придя домой, Конкордатс завалился на топчан. Не раздеваясь. Как в те времена, когда он еще не умел раздеваться. Или не мог? Но теперь поступил так по другой причине: не собирался спать -  хотел просто полежать. Лежа ему лучше думалось. А обдумать надо было многое. Да и чего ж раздеваться, если день только начинается? Дел сегодня много. Но прежде, чем планировать, надо все разложить по полочкам. Этот клон. Кто он, что? И еще... Еще... Что еще? Что-то очень важное... Ну да... Что-то... Что?..
  И тут сон сморил его. Заснул и сразу увидел Алику, словно она там, во сне, ждала, когда он заснет. Какой грустный взгляд! Что-то томило ее. Вот о ком он не успел подумать, и только во сне понял это. Надо подойти... Она вскинула голову, в глазах сияние. Что она увидела в нем такого? И тут он понял, что смотрит она не на него - мимо. Обернулся в направление взгляда и увидел звезды! Ну да, она же никогда прежде не видала звезд. Одна из них  (кажется, на нее и смотрела Алика) сияла особо ярким и теплым сиянием. Планида", - отчего-то догадался Конкордатс. Не о ней ли говорил Троухалик? Путеводная? Он сделал шаг к звезде, остановился, обернулся к Алике. Та смотрела на него спокойно и даже немного отрешенно, предоставляя ему самому сделать выбор. В глазах ее блестели звезды. Целая Вселенная.
  Конкордатс колебался. Он вновь обратился к  Планиде, но к своему удивлению не нашел ее среди сияющей россыпи. Сначала его это не испугало: ну куда она может подеваться с безоблачного неба?! Однако как ни искал, как не шарил глазами по небосклону – не увидел! Меж тем некоторые из звезд, срываясь с небосвода, летели вниз, чертя собой золотые трассы. Тогда он забеспокоился, заволновался: а вдруг и она вот так? С этим беспокойством в душе и проснулся. Проснулся недовольным, с давящим ощущением неизбежности выбора, в условиях, когда неизвестно из чего выбирать.
  Посидев на ложе и окончательно придя в себя, решил идти к клону,  не откладывая. Что ж тянуть? Конкордатс не представлял, как станет объясняться с ним, однако не сомневался, что получит то, за чем направляется. Не удастся по-хорошему, значит, придется брать силой. "Я иду за своим", - оправдывал он себя, хотя в глубине души не был уверен, что прав. Но это только укрепляла его решимость.
  Уйти тотчас не удалось. Едва успел искупаться в фонтане, что стало доброй традицией: без этого не начинался день, как на калитке пропели короткую песенку из трех нот - ее песенку - колокольчики. Он рванулся  открывать, но  замок уже  признавал ее за свою и открывал без оглядки на хозяина.  Аккуратно прикрыв за собой калитку, во  двор  вошла Алика - стройная, упругая, легкая.
  - Почему не перелетела  через ограду? - спросил он, притягивая ее к себе. Она засмеялась в ответ.
  - Ты купался? В фонтане? - она пригладила его влажные возле лба волосы. - Тебе не холодно? Ну, вот еще! Парить над оградой - это не поэтично!
  - А преодолевать преграды?
  - Разве это преграда...
  - ... если за ней я? - Подхватил он. - Или мой забор недостаточно возвышен для такой особы? Придется его нарастить.
  - А ты умеешь? Интересно  как!
  - Попрошу Сущего.
  - Он с тобой не дружит! Лучше попроси Ерофеича!
  Они расположились на втором уровне беседки за маленьким дощатым столиком и болтали о всякой всячине. Сначала потому, что просто хотелось слушать друг друга. Потом, чтобы избежать главной темы, которая появилась в разговоре, прячась в ее тревожных взглядах. В доме, оказывается, были и чай, и темное шоколадное печенье, и конфеты из халвы. Конкордатс пил горячий чай большими глотками, и Алика на каждый такой глоток сочувственно поджимала губу, но замечаний не делала, не желая прерывать рассказ. Слушала она здорово, и Конкордатса все время подмывало приврать, чтобы доставить ей еще большее удовольствие, но он сдерживался. Алика расспрашивала о Троухалике. Удивлялась тому, что никогда не слышала о нем. Видно было, что она уже начала переживать за гнома. Потом поговорили о модераторе. Она улыбнулась и сообщила, что не удивлена тому, что это не мужчина. И вдруг посерьезнела. И главная тема выплеснулась в разговор.
  - Но чего же ты хочешь, Кони? - спросила она вдруг, - ты собираешься вернуться в прежнюю жизнь? Там тебе было лучше? - Она, наверное, хотела спросить: а как же я? Но промолчала. Впрочем, этот вопрос было не скрыть. Он отразился в ее взгляде. И Конкордатс с тоской отметил в нем ту же грусть, что и во взгляде Алики из сна. Теперь-то он понимал, почему она была печальна тогда.
  - Троухалик бегает туда-сюда, - сказал Конкордатс бодрым голосом, чтобы успокоить ее. - Потому и не успевает надоесть ни там, ни здесь.
  - Ты мне не надоел, - отвечала она слишком серьезно, и это начинало приводить его в уныние. - Я знаю, если ты уйдешь, то уйдешь навсегда...
  Он сам это чувствовал. А если то, что он делает, связано с его уходом отсюда, как быть с Аликой? Он хотел сказать ей, что многие проблемы, которые сегодня не дают покоя, мучают неизвестностью, завтра решаются сами собой и совершенно неожиданным образом. Но сказать так было бы жестоко. Что касается его, то он вдруг подумал, что грусть никогда не бывает безысходной как и непроходящей. Потеря - это плата за приобретение... Но и об этом не следует говорить с женщиной. Ей ведь не объяснишь, что выбора нет. Что есть дорога, по которой он идет с самого начала, с первого дня здесь. Шаг за шагом. До этого она проходила по знакомой местности, и вокруг были родные лица, но вот уже виднеется околица. Что дальше? Остановиться? Но дорога, которую он выбрал, ведет его к цели. Сойти на обочину? Полежать на травке? Отдохнуть, подумать? Это можно. Однако если размышления затягиваются, то вдруг начинаешь путаться в смысле происходящего. На самом деле, ты идешь или лежишь? Ты уже пришел? Нет, конечно, поваляться приятно, кто спорит. Только...
  - Хочешь, - предложила вдруг Алика, - я тебя провожу к брату.
  - А почему бы и нет? - Конкордатс повеселел, потому что этими словами она признала обстоятельства, ведущие его, неоспоримыми, естественными и основополагающими, а значит не подлежащими обсуждению, как очередность времен суток. И ему стало легче оттого, что не придется искать объяснения мотивам: он и сам не мог ничего объяснить даже себе.
  - Допивай чай и пойдем... - весело скомандовал он. - Или ты полетишь?
  - Перестань дразниться, - попросила она.
  Он отловил ее руку, которая, поплескавшись в воздухе, как опадающий в безветрие лист, все-таки была поймана и прижата к губам.
  - Пойдем в дом, - прошептал он.
  - Нет, - отвечала она тихо, поглаживая его запястье, - мы же договорились, что ты идешь в гости.
  - Вечером встретимся?
  - Да...
  - У тебя! - нажал Конкордатс.
  - "У Вано"... - отвечала она тихо, - а там посмотрим.
Они спустились во двор взявшись за руки.  Там Конкордатс развернул ее к себе и попытался поцеловать.
- Не надо, - спрятала она лицо у него на груди, – нет настроения. Но он мало по малу овладел ее губами. Они - вначале твердые и холодные -  постепенно оттаяли, ожили. Наконец она ответила на поцелуй.  Он ощутил под руками упругое, горячее тело, наполняющееся желанием,  и мысленно посмеялся над словами Троухалика по поводу   того, что «они не понимают разницы»…
- Все, все, все, - вдруг отстранилась она.  – Тебе пора. И он сам понял, что если не остановится сейчас, то никуда не уйдет. И еще понял, что она могла бы сейчас сказать совсем другое, чтобы помешать ему уйти, но ничего не сделала для того, чтобы лишить его права выбора.  
  Они  остановились возле свежевыкрашенной в блеклый, скучный цвет дощатой калитки, на которую Конкордатс никогда не обращал внимания.
  - Ни пуха, - сказала Алика и добавила негромко, - возвращайся!
  
  Глава 35
  
  При всей схожести доменов в городе - они словно были построены по одному плану все они разнились по цвету, материалу, и даже форме построек. Планировка главных усадеб была одинаковая в принципе: обязательные два этажа - второй алтарный", длинные коридоры с расположением комнат на одну сторону. Во дворе - дорожка к дому с непременной беседкой. Какие-то скульптурные украшения, соответствующие характеру и вкусам автора. Эти различия начинались с калитки. Да что там с калитки, разнились даже размерами и формой колокольчики у входа. Более того, даже поводки звонков были разными. Затейливо плетеные шнуры, обычные веревки, цепочки - кажется, это все не повторилось нигде ни разу. Но все это обязательно было. Даже Ерофеич, повесивший у себя на калитке киянку, и объяснявший это тем, что стучать в дверь приличного домена деревянным молотком культурней, чем трезвонить на всю округу, будто бы извещая о пожаре, не сильно отошел от традиций, поскольку предоставлял посетителю удобный инструмент для привлечения внимания хозяина. Здесь же на двери ничего не было. Конкордатс поискал глазами и, не найдя, чем можно позвонить, толкнул скрипучую калитку и вошел во двор.
  Странный это был двор. Необжитой, неустроенный. Будто и не было в домене постоянного обиталища. Будто было это жилье временное, случайное. Деревянная беседка, сколоченная из не очень тщательно обструганных досок и выкрашенная в неинтересный, блекло-зеленый цвет, стояла на полпути к дому, чуть в стороне от асфальтовой дорожки - серой, выбитой, с пологими впадинками, обозначенными засохшей грязью, видно оставшейся от дождевых луж. Дом - кирпичный, но почему-то крашенный, равнодушно смотрел на Конкордатса одинаковыми, высокими, забранными в шестисекционные рамы, окнами. Во всех них верхние правые секторы - форточки - были открыты наружу. Эта одинаковость и унылая строгость озадачили Конкордатса. Он с интересом всмотрелся в человека, сидящего в беседке: был тот в мягком байковым костюме - ношеном, бесформенном, невыразительного и скучного цвета, не имеющего названия, поскольку нигде, кроме этой беседки, цвет этот не встречается. Человек - худой, нездоровый сидел к Конкордатсу боком и что-то писал. Отсюда не было видно ни стола, ни бумаги, закрытых высоким, плотным - без просветов - ограждением беседки.
  Когда Конкордатсу оставалось шагов десять, хозяин поднялся и, опираясь на длинную тонкую трость, вышел ему навстречу. Они остановились друг против друга на некотором расстоянии. Ни один, ни другой не стремились сойтись ближе. Конкордатс не хотел сближаться, чтобы не спровоцировать рукопожатия, незнакомец, возможно, потому, что ему было трудно ходить. По изучающему взгляду клона, по тому интересу, с каким тот смотрел, Конкордатс понял, что он знает, кто перед ним. Помолчали еще некоторое время и, когда молчание начало слишком затягиваться, странный этот человек спросил, не заботясь о том, что вопрос может выглядеть неприлично:
  - Вас ноги не беспокоят?
  - Ноги? - удивился Конкордатс, - нет, не беспокоят. - И вдруг вспомнил, как упал во дворе у О*Ды. И неожиданно для себя добавил: "В последнее время".
  Собеседник понимающе кивнул.
  - Ну да, вы же не общаетесь!
  Конкордатс поначалу не уловил связи. Но вдруг понял, что клон говорит не об О*де - о Сущем!
  - Расположимся здесь, - сказал Клон, - кивая на беседку. - В доме... - он некоторое время подбирал слова, чтобы объяснить причину такого решения, но не подобрал, и закончил уклончиво, - в доме вам не понравится.
  Совсем наоборот, подумал Конкордатс с неотразившейся на лице усмешкой, однако, говорить ничего не стал и, кивнув, прошел за хозяином в беседку.
  Вблизи она была еще более неказиста, чем ему показалась поначалу. Хозяин накрыл листы бумаги тяжелой пепельницей, будто они могли разлететься, и жестом предложил садиться.
  - Мое имя Конкордатс, - представился Конкордатс, понимая, что знакомиться все равно надо, а, сидя, это будет делать неловко.
  - Я знаю, - отвечал хозяин, - усаживаясь на лавку и не называя себя. - Не желаете ли чего-нибудь выпить?
  - Пока нет, - отвечал Конкордатс, и это "пока", вырвавшееся неожиданно для него самого, было, если еще не отступлением от выбранной манеры поведения, то обозначением такой возможности.
  - Тогда, может быть, папиросу?
  - Увы, не курю... Но вы не представились, - напомнил Конкордатс таким тоном,
  будто сделал выговор.
  - Извините, я думал, в том нет необходимости... - отвечал мягко клон. - Я так полагал, что, коли уж зашли вы ко мне не случайно, то имя мое не составляет для вас тайны. Ошибся? - Он прикурил, затянулся глубоко и с удовольствием. И продолжил. - Впрочем, что в имени? Действительно, это не самое главное. Можете называть меня Константом. Итак, чего вы от нас хотите?
  От нас... Конкордатс насторожился. Почему он так сказал?
  - От вас?
  - Мы Констант Великий, император римский... Не обращайте внимания - это я так шучу. Итак, чем могу служить?..
  - Дело в том, что здесь, - Конкордатс кивнул в сторону унылого обиталища с рамами в крупную ячейку, - здесь мое прошлое. Я это недавно узнал. - Он специально говорил непонятно, чтобы установить, насколько осведомлен о нем его собеседник.
  Тот на его слова никак не отреагировал. То ли знал, зачем пожаловал визитер, то ли готов был ко всему. Конкордатс выждал еще секунду и продолжил:
  - И я хотел бы пройти туда...
  - В дом? - спросил Констант, и в голосе его было сомнение.
  - Сначала в дом.
  - А если я отвечу "нет"?
  - Мне очень жаль...
  - Но это мой дом. Моя крепость... Вы будете брать ее штурмом? Станете сражаться с инвалидом?
  - Но там хранится нечто, принадлежащее мне и для меня очень важное.
  - Не вам. Сущему.
  - Вот как? Но я полагаю, что своей жизнью могу распоряжаться так, как мне заблагорассудится.
  - И не только своей? И чужими тоже? Вы ведь так тоже полагаете?
  - Допустим, - сказал Конкордатс и тут же понял, что попался в логическую ловушку.
  - Однако Сущие решили иначе. Здесь ни вы, ни я не располагают, ни своей, ни чужой жизнью. Ваш меч здесь не разит плоть, не ранит и не убивает.
  Конкордатс не нашелся что ответить. Он подумал, что пора уходить, потому что добром здесь, видно, ничего не добиться. Прав был Троухалик - ночной набег, вот единственный путь к себе. Собеседник почувствовал его настроение, и когда Конкордатс готов был уже встать, чтобы раскланяться, сказал:
  - Не обижайтесь, я ведь не сказал "нет". Чужому я бы, конечно, не доверился так, как доверяются родному брату.
  Они переглянулись... И одновременно улыбнулись. Впрочем, нет - Констант чуть раньше... Так, словно выпустил давно готовую выпорхнуть улыбку, и Конкордатс в ответ не сдержался.
  - Я так понимаю, что время "пока" истекло? - спросил Констант и хитро подмигнул.
  - Наливайте, - ответил в тон ему Конкордатс. Тот вынул из-под стола кувшин и два глиняных стакана. Неужели ждал, или предусмотрительный?
  Констант перехватил его взгляд:
  - Когда под ногой не твердо, стараешься иметь все необходимое под рукой, - и вынул плошку с печеньем. Я думаю, этого хватит.
  - Со свиданьицем!
  - За встречу, - отвечал Конкордатс.
  Они чокнулись и, словно знаменуя это, хлопнули окна в доме - ветром из что ли толкнуло? - яркий отблеск метнулся к столу, озарил его, заиграв отблесками на бутыли. Звякнул колоколец на входной калитке. Впрочем, мало ли бывает таких знаменательных совпадений. Ведь не зря говорят "мир померк в его глазах", если речь идет о горе, или "мир заиграл всеми красками", когда человек испытал радость. А здесь всего лишь отблеск света из оконного стекла.
  Вино было терпким, чуть кисловатым, хмельным.
  - Итак...
  - Можно Кони, - вставил Конкордатс.
  - Кони... Вы заметили...
  - Если Кони, тогда уж на "ты"...
  - Действительно, мы же братья, если хорошенько посчитаться родством. Ты заметил, что даже имена у нас схожи?
  - Даже? - засмеялся в ответ Конкордатс.
  - Меня бы тоже, наверное, если сокращенно и ласкательно могли бы называть Кони". В детстве например. Если бы у меня было детство.
  Конкордатс, неожиданно охмелевший от одного, пускай и объемистого стакана, засмеялся и затянул невесть откуда взявшийся куплет:
  - Как же коням быть? Хочут кони пить"! Констант понимающе кивнул и разлил по-новой. Выпили.
  - Хорошо, что ты навестил меня, - сказал чуть погодя Констант. - Я ждал!
  - Ты знал обо мне?
  - И да, и нет...
  - Как это?
  - Сущий сказал.- Усмехнулся тот. - Шучу, шучу... После Озарений в нас ведь много остается от Сущего. А я научился разбирать его настроения очень точно. Проникся, так сказать. Знаешь, бывают такие переживания, что полностью овладевают человеком.
  - Человеком? Ты о Сущем?
  - Ну да... А что тебя смущает?
  - Не знаю. Мне кажется, что нам просто легче их воспринимать людьми, вот мы по образу своему и подобию их так и изображаем.
  - Интересно! А кто же они? Духи Святые?
  - Ну наш святой вряд ли... Однако, обладай он телесной оболочкой, зачем бы ему было искать себе иную плоть? Зачем воплощаться?
  - А зачем ты всюду ищешь приключений? Зачем любезничаешь с дамами? В этой жизни... Ведь она так не похожа на прежнюю твою жизнь. Настолько не похожа, что ты должен был вообразить себя в местах, где плотским удовольствиям не место.
  Конкордатс вскинул голову...
  - Однако, братишка, ты слишком осведомлен для местного жителя. У тебя тоже есть прошлая жизнь?
  - У меня? - Констант вроде бы задумался. - Нет, просто я не сторонюсь Сущего, и он, сам того не желая, со мной откровенен. И твои обе жизни хорошо знаю. - Он прикрыл глаза, словно припоминая что-то, и вдруг продекламировал: "В центре конной группы, Конкордатс отчетливо видел его, восседал на могучем своем Дориале сэр Роэллан. Судьбе было угодно свести их на этом поле, чтобы на глазах всего воинства наконец решился вопрос, кто из них!"
  Конкордатс почувствовал, что ему становится жарко ... Поразительно было не то, что Констант точно воспроизвел кусочек его прошлого, поразительно было то, что он воспроизвел его "слово в слово". Будто читал по написанному. И вспыхнули в памяти слова Троухалика о том, что прошлая жизнь, словно не прожита, а прочитана. А раз прочитана, то и написано кем-то, - внезапно подумл он.
  - Ты поднимаешься в алтарный этаж? - спросил Конкордатс в волнении.
  - Иногда. Теперь ты веришь, что я знаю твою жизнь?
  - Ты пустишь меня туда?
  - Не сейчас... Надо подумать... Сейчас мы еще поговорим, выпьем и разойдемся. До того, как я дам окончательный ответ, я должен увидеться с Сущим.
  - Спросить разрешения? - Криво усмехнулся Конкордатс.
  - Почувствовать, надо ли это.
  - Твое "нет" меня не остановит!
  - Я знаю это. Но моей вины в том уже не будет.
  - Как интересно! Ты охраняешь дом своего Сущего, а я свой дом от Сущего. Самое интересное, что Сущий-то этот один и тот же...
  - Вы разные...
  - Что? - Конкордатс не дослышал ответа. Что ж вино-то такое хмельное?
  - Мы разные, говорю!
  - Да, разные. Хотя и одной сути. Почему же?
  - Я думаю, это не от... нас зависит. От него.
  - Объясни!
  - Он нас для разного создавал... Или в разном настроении. Я ему нужен был для душевного общения, для себя... А ты для общения с другими. Этакий супермен. Но с человеческим лицом!
  - Но я его надежд не оправдал.
  - Он просто не предполагал, что ты получишься слишком характерный. Характерней его. А вообще, сдается мне, они и не предполагают о нашем существовании... Или так - они нас не ощущают.
  - Как? Ты ведь только что сказал "создал", "я ему нужен".
  - Это другое. Они могут догадываться, воображать. Присниться, в конце концов мы им можем... Но оставим этот разговор, братишка, до следующего раза. Это все не так просто.
  - Но все-таки! Они находят нас, не путают. Озаряют...
  - Но никогда не обращаются к нам напрямую. Я думаю, мы для них что-то вроде маски. Вот и с тобой... Он хотел выглядеть сильным и независимым, и придумал для себя такой костюм. А костюм вдруг ожил. И стал Конкордатсом. Захотел Сущий его надеть, а костюмчик-то тю-тю, убежал.
  - Может и вернуться, но с условием, что не его наденут, а он заполнится содержимым...
  Констант вдруг взглянул на него остро и быстро, и Конкордатс по этому взгляду внезапно понял, до частичного отрезвления понял, что перед ним уже другой человек, что это не то анемичное создание, которое встречало его возле беседки. Когда он успел преобразиться? В какой момент? И вдруг вспомнилось, как вспыхнули стекла окон, блеснув отраженным светом. Как звякнул несуществующий колокольчик. Стараясь не выдать волнения, Конкордатс, краем глаза фиксировал движения собеседника. Внешне он не изменился, нет. Пиджак, не важно на что он надет: на плечики или плечи - один и тот же пиджак. Только на вешалке - пиджак главный, на человеке - лишь часть внешности. Констант остался тем же Константом, но его уже не было. Его не чувствовалось, что-то другое таилось под его обликом. Но Конкордатс, как не вглядывался, видел только Константа, только пиджак. Не хватало силы зрения или смелости, чтобы увидеть лицо. Констант встал и протянул руку для прощания. Конкордатс пожал ее: она была горячей и плотной. Подчиняясь импульсу он стиснул ее... Несколько секунд они боролись напрягая ладони и Констант вдруг уступил, ослабил пожатие. В глазах его отразилось удивление...
  - Сегодня в полночь, - сказал Констант, шатким голосом,  глядя в глаза Конкордатсу  бессмысленным, как у внезапно проснувшегося, взглядом. - Ему это надо!
  Закрывая калитку, Конкордатс, бросил беглый взгляд на беседку - Констант сидел за столом, обхватив низко наклоненную голову руками, будто бы в одном мгновенье лишился силы.