Капля крови, еще одна. Падают и падают в изумрудную траву. Его кусает за палец испуганная белка, которую он прячет под курткой. Он выслеживал ее с утра. Лежал в зарослях, почти как Барсик, поджидавший в своей засаде птиц. Юный румянец рассвета заливал нежное весеннее небо, и мир вокруг играл розовым французским шампанским, будоража и обнадеживая.
Он - маленький смелый охотник в джунглях Амазонки. Ему всего шесть лет, но он опытный путешественник, мореплаватель, индеец Виннету и полководец Суворов. Чингиз Хан и Дмитрий Донской в одном лице. Наполеон Бонапарт
Он поймал белку из-за ее оплошности, досадного промаха, но он отпустит ее, как только уйдут взрослые. Накормит, покажет этой задаваке из синего коттеджа и обязательно отпустит. Черт, какие острые зубы! Да не кусайся ты, глупая! А то мне придется прижать тебя посильнее. Больно? Ну и что, потерпи, я же терплю. Мы с тобой - спартанцы.
На этот раз ему удалось не придушить белку. А в следующий раз не удастся. Он наивно жесток и жестоко наивен. Ему хочется мчаться на изящном вороном жеребце сквозь чащу, преодолевая препятствия, вдыхая сквозь сжатые зубы теплый аромат весеннего леса и ощущая, как хлещут его по щекам непокорные жесткие ветки, обжигая сладостью и болью до самого сердца.
Телец
Сквозь жалюзи в ее комнату проникают солнечные лучи, смягчаясь и рассеиваясь, чтобы не обжечь, а погладить. За окном - сад, там сейчас пенится черемуха, яблоневые цветочки танцуют на ветру, словно юные аристократки на балу, смущенно розовея молочной белизной щек и наполняя залу ароматом неведомых духов.
У зеркала - розы в китайской вазе, и на низеньком столике перед диваном - тоже, целая охапка. Она открывает глаза - утренние, ясные, прозрачно-зеленые, как крыжовник. Потом оборачивается… оборачивается… Как в замедленной съемке. Оборачивается и обнимает того, кто рядом. А кто рядом? Марчелло Мастроянни, Ален Делон, Жан Маре. Наверняка кто-нибудь из них. Целует его чувственные губы, нежно-нежно, едва прикасаясь, блуждает рукой по груди, обрушивает ему на лицо водопад блестящих, прохладных волос…
И начинают медленно кружиться солнечная комната и весенний сад за окном, зелень травяная, вращаясь, как на безумной палитре, сливается с медовым золотом ее тела, сладким тягучим зигзагом затягивает в свой омут, смешивает судьбы в общем водовороте...
Она умеет любить. Да и имя-то ее - Любовь. Но не ждите от нее домашнего тепла. Не ждите пирожков с грибами. Торт "Поцелуй негра" - это да, пирожные с вишнями - возможно… Она - не наседка, не повар, не нянька. Не мать и не бабушка. Только Прекрасная Дама, Дульсинея, Беатриче, Елена Троянская. Лучшая в мире любовница. Слегка хищная, слегка стервозная. Зато…
Она отдается вам так, что вы забываете об остальных, когда-либо рожденных на свет, женщинах. Она не стесняется ничего, получает наслаждение и дарит, дарит его... Вы помните о ней каждую минуту, просыпаетесь утром и начинаете ждать встречи, звонка, письма… Вы бежите, летите, мчитесь к ней, ревнуете и обижаетесь, тысячу раз решаете порвать и меняете решение, едва услышав голос, шепот, вздох… Она шепчет в ухо такое, что вы тоже чувствуете себя - ну пусть не Тельцом! - но постыдно парнокопытным созданием, пасущимся на лужайке среди сексуальных, волооких подруг… Она нежно стонет, выгибается, мечется и тает, мерцает и пульсирует, как звезда… Черт знает, чего она только не вытворяет!
Она наслаждается всем, что делает, наслаждается жизнью, природой, цветами, картинами… Она живет с таким вкусом, что все вокруг нее становится красивее, совершеннее, легче. Недостатки у нее есть, их немало, но кто захочет их видеть? Не найдете таких безумцев. Она прекрасна…
Близнецы
Ясный день, солнце играет в реке, которая переливается и блестит, как пролитая ртуть. Они сидят на балконе и смотрят на реку. Они не замечают друг друга и не могут быть врозь. Им никогда не скучно, всегда есть, с кем поболтать. Они вечные дети, потому что перед глазами всегда напоминание о детстве.
-Слова любви вы говори-и-и…
-фьюить!
-В го-о-ороде-е-е, как его-о-о…
-ничего не помнит, полный склероз…
-А город пил коктейли пря-а-а…
-ники!
-Пил и ждал, блин, пум-пум-пум…
-пум-пума ждал, чокнутая?..
-Вы называли меня у-у-у-у-умнице-е-е-е-ей…
-тебя-а-а-а?..
-Милою-у-у-у де-е-евочко-о-ой…
-ну не мальчиком же…
-Не понимали вы, что шутите…
-да кто с тобой будет серьезно-то…
-Вы с вулка-а-а-аном…
-с Полканом! с Полканом!
-Страстей!!!
-костей! с мешком костей!
-Ты, Ваня, блин! Отстань, дай песню спеть!
-Я пристаю? Я? Пой себе!
-Ты все время допеваешь…
-Я не допеваю…
-Допиваешь…
-Не допиваю…
-Доедаешь…
-Не доедаю…
-Мои чипсы доел…
-Не доедаю, не допиваю, ночей не досыпаю, тока чтоб тебя на ноги поднять…
-Я тебя щас подниму, блин… откинешь копытца…
-У меня копытца, а у тебя - ласты. Ща склеишь ласты.
-Ты что, ко мне приклеился? Надоел уже…
-Лена, блин! Это я приклеился? Это ты приклеилась!
-А пошли погуляем. Надоело дома сидеть, уроки вечером сделаем.
-Не, давай сначала сделаем. А то опять компьютер не дадут.
-Я тебе и так не дам.
-Это я тебе не дам.
-Ты-ы-ы? Мне-е-е?
-Ну пошли тогда погуляем.
Иногда они живут порознь, в разных людях, а иногда - вместе. Они очень похожи, к тому же, их двое. Поэтому им, по большому счету, не нужен больше никто. Они бегут по жизни в легких серебряных сандалиях, дети Гермеса, и на бегу фехтуют блестящими копиями его жезла.
Они умны, любят читать и писать. Дерутся из-за компьютера. Обожают болтать. У них масса приятелей, много влюбленностей, море встреч и расставаний.
-Знаешь, Ваня, я так влюбилась… Он такой… такой… Самый лучший в мире… - она пропадает из поля зрения, уносится с очередным ураганом.
-Лена, а где твой друг?..
-Да ну тебя, Ваня, при чем тут он? Я вчера познакомилась с таким человеком… Таким… таким…
Они подвижны внешне и внутренне. Полюбят вас, а назавтра бросят, не заметив вашего разбитого сердца, и побегут дальше, сверкая пятками… С ними всегда легко, приятно и интересно, не так ли?
Рак
Июльская ночь. Сырая и свежая. Бушующийий ливень насквозь пробивает кроны, шумит в них, смывает усталую пыль и суету дня. Он уже примял траву, устроил настоящее наводнение в низинах, после него будет пахнуть травой и сиренью.
На подоконнике маленький букетик фиалок. Чья здесь квартира? Тепло и тихо. Мир страстей остался под дождем. Вы спите и , еще не проснувшись, начинаете ощущать запах кофе, слышите, как тихо звякают тарелки и чашки. Кто-то жарит вам оладьи. Вы поднимаетесь с постели и сонно бредете по длинному коридору, поворачиваете направо и видите на подоконнике заросли амариллиса и жасмина, а у плиты - ту, с кем вам хотелось бы безмятежно жить под одной крышей, не задумываясь, где, когда и на каких основаниях это происходит. Вы пытаетесь поймать ее ускользающий облик, разглядеть, обнять, припасть к прозрачному роднику, но не тут-то было, туман поднимается за окном и проникает сюда, в её уютный дом, откуда не хочется уходить никогда. Вы возвращаетесь, забираетесь обратно под одеяло и вновь засыпаете, а она садится на край кровати и берет вас за руку, гладит и баюкает, шепчет вам что-то типа "Птички уснули в саду… Рыбки уснули в пруду…"
Дивный сон. Нет, такому не суждено сбыться.
Вы проснетесь совсем не там и не с той.
Моросящий дождь напомнит о том, как много дел предстоит сегодня сделать. О том, как придется ходить по городу без зонта, потому что зонт накануне сломался, а ботинки промокли и наверняка не высохли. Вы нехотя встанете и поплететесь готовить завтрак, вы всегда это делаете, несмотря на то, что страшно не любите кухню.
Вы приносите кофе в постель той, с кем не хотели бы жить ни дня. Она обижается на вас, дует губки и, словно в отместку, меняет вчерашние планы. Вместо того, чтобы заканчивать повесть, вы пойдете туда, куда вам совсем не хочется идти. Например, к теще. Она ни за что не скажет вам об этом заранее, будет тянуть до последнего, суеверно бормоча: "Ну, там посмотрим… Если доживем…" Вы всегда доживаете, и ее планы рушатся вам на голову, как ведро холодной воды.
Она обижается, что вы ее не слушаете, когда она рассуждает о том, как было хорошо раньше. Она знает много историй из прошлого. Вы пытаетесь. Неимоверным усилием воли вам удается не заснуть, но она замечает вашу сонливость и задает контрольный вопрос… После вашего ответа она может перестать разговаривать с вами на весь день. Или два. При этом ее никогда не интересует то, что увлекает вас, и она не станет слушать ваших восторженных рассказов даже для виду.
Вам хочется любви, но она всегда не в форме. Вы хотите оладушек, но она не желает торчать у плиты. Вы, наконец, хотите только одну чашку кофе, причем, не ради кофе, а ради ее прекрасных глаз, которые проследят за процессом приготовления и обратятся, наконец, к вам, сияя от счастья… да нет, просто улыбаясь! Вы никогда не получите этой чашки. Се ля ви. Ваша дама - Рак, как и та, первая… Просто они - две стороны двуликого Януса, темная и светлая стороны Луны… Вы ни за что не сможете бросить ни ту, ни другую, это исключено.
В утешение вам можно сказать одно. Благодарите бога, что вы живете с женщиной-Раком. Потому что мужчина-Рак - это полная катастрофа… Ну, или ее перевертыш. Правда, о том, встречаются ли такие перевертыши в жизни, история астрологии стыдливо умалчивает.
Лев
Огромное оранжевое небо саванны горит закатом. Изломанный силуэт дерева, выжженная трава - он видит этот пейзаж каждый день, и если вы думаете, что льву могут наскучить его владения, то вы ничего не понимаете в жизни царственных особ. Он ощущает гордость. Его прайд! Вот они, спят в траве. Проснутся и отправятся на охоту, изящные золотые кошки.
Его зовут Стив. Он лежит в шелковом халате на своем диване и размышляет. Новый роман задуман, фабула выстроена, идеи выловлены из воздуха, где свободно носились до этого, и связаны в аккуратный букет, красивый, торжественный. У него масса творческой энергии, он фонтанирует мыслями, образами, отдельными афоризмами. Стиву кажется, что роман уже у него в кармане и что дело, как говорится, в шляпе. Стоит только придумать детали, засесть за компьютер - и всё… Если он сможет преодолеть свою лень, то непременно напишет бестселлер, победит во всех конкурсах и получит все мыслимые призы и награды. Он привлекает внутренним светом, да и внешне… Словом, не заметить его золотую гриву невозможно. Каждый день Стиву звонит поклонница. Он любит разговаривать с ней и, кроме того, привык, поэтому радуется и ждет звонков. Они могут болтать часами, он любит рассказывать ей разные истории и случаи из своей жизни, она чудный слушатель, и, может быть, Стив даже любит ее. Но он ни разу не позвонил ей сам: то ли не царское это дело, то ли он просто боится.
Вчера на территорию прайда забрел чужак - молодой лев, холостяк-одиночка. Они дрались так, словно дело происходило на краю Рейхенбахского водопада, и наш знакомец победил. А разве у него был выбор? Он настолько боится измен, что обязан побеждать всех молодых львов.
Напротив дома, где живет Стив, есть крошечное уличное кафе с полосатыми зонтиками, куда он ходит курить сигару и наблюдать жизнь. Детали, детали, будь они прокляты! И почему считается постыдным использовать в работе литературных негров? Пусть бы делали ченовую работу, он вполне щедр и любит платить слугам. Он часто сидит под зонтиком с чашкой кофе и рюмкой коньяка, наслаждаясь красно-оранжевыми мазками на полотнах осенних живописцев, расположившихся со своими кистями по всей улочке. Иногда он не докуривает сигару до конца и отдает ее бездомной старухе, собирающей бычки и бутылки. Она уже запомнила вальяжного господина с золотой шевелюрой и подмигивает, как знакомому. Сегодня она поманила Стива коричневым пальцем и, скрипнув доверительным смешком, распахнула жестяную коробку, полную окурков. Вглядевшись, он оценил. В ее коллекции не было ни одной дешевой сигареты, только отборные, изысканные бычки. Он поднял большой палец - "во!"
-А то! - усмехнулась бездомная. - Твоя сигара как раз кстати. День рождения у меня.
Стив кивнул: "Поздравляю"
Конечно. Гордость, отличительная черта всего львиного прайда. Девятнадцатое августа. Эта старуха обязана была найти себе повод для гордости, ведь она тоже - золотая львица…
Дева
Люся Спицына была младше, чем Мара Комиссарчикова , но все думали, что дела обстоят как раз наоборот. Мара, ее подружка из цветочного магазина. Да и не сказать, чтоб подружка, так, встречались иногда в фито-баре. Мара-то приходила исключительно с Люсей поболтать, а вот Люся - та аккуратно заглядывала, каждый день по два раза. Верила в оздоровление организма и общую профилактику, что было совсем не удивительно: уже десять лет она работала медсестрой.
Мара была незамужней девицей и сильно хотела замуж, Люся только удивлялась.
Потому что сама она замуж не хотела, ни под каким видом. Стоило ей представить чью-то зубную щетку в своем стаканчике и чью-то вязаную шапку с грязным помпончиком на кухонном столе, как её била истерика. Почему эта несчастная шапка должна была оказаться на кухонном столе, Люся не знала, она однажды просто увидела это во сне и подозревала, что все непременно так и будет.
Она с удовольствием ходила на свою работу в хирургический корпус. Ассистировала доктору Кауфману, хирургу-ортопеду. Откуда он был, этот Кауфман, и какого, вообще, вероисповедания, ей было все равно, ибо хоть и хорош собой и достаточно молод, но ведь не замуж за него выходить.
Люся обожала стерильность. Наверное, именно из-за нее и стала медсестрой. Что до крови, болтающихся лоскутов кожи, обломков костей и прочих прелестей профессии, то этого всего Люся умудрялась не замечать, глядя далеко вперед и видя там впечатляющий результат в виде сросшихся конечностей и принявших человеческий облик пациентов. Страдания и стоны на пути к результату также оставляли ее равнодушной.
Она всегда готова была подменить коллег по работе, дежурила в выходные и праздничные дни, частенько проводила в отделении Новый Год, а с некоторых пор не представляла себе иного Деда Мороза, кроме переодетого Кауфмана, который однажды устроил ей Сочельник прямо в приемном покое. Они дежурили тогда вчетвером. Еще один доктор и еще одна сестричка. Во время обеда Люся сбегала за подарками в свой любимый магазин "1000 мелочей", и, сев за праздничный стол, предвкушала одни приятные моменты. Но все сразу пошло кувырком. Врачи достали спирт и разлили его по чайным чашкам. Нет, Люся могла позволить себе и выпить рюмочку ликера в такой праздник как Новый Год, но чайная чашка спирта! Потом они включили тихую музыку и погасили свет. Но и тогда Люся еще вполне уважала своего ортопеда, тем более, что он нарядился в колпачок и малиновый полушубок, что казалось ей залогом полной благонамеренности. Поэтому танцевать с ним она пошла, не предполагая, во что это выльется. Обнаружив, что вторая пара из приемного покоя исчезла и они танцуют одни, Люся все еще думала, что кому-то из больных понадобилась помощь и коллеги умчались на зов.
Колпак Деда Мороза разбил ее иллюзии в пух и прах. В тот момент, когда пьяный Кауфман сорвал его с себя вместе с бородой и швырнул в салат, перед ее глазами встала ее собственная идеальная кухня и предательский помпончик на столе… Во время происходящего следом за этим безобразия она думала исключительно о помпончике и изумлялась собственной прозорливости и вещему сну. Освободившись, наконец, от ортопеда, Люся встала с кушетки и молча убрала колпак со стола.
-Ты прелесть, детка. Я давно хотел на тебе жениться, да все времени нет развестись, - пошутил Кауфман.
-Так вы женаты? - с облегчением выдохнула Люся.
-Вообще-то… - замялся доктор, - вообще-то, женат…
-Слава богу! - она подбежала и чмокнула его в небритую щеку. - Какое счастье!
Весы
"Эти эмансипантки меня просто бесят.Они забираются на ящики из-
под мыла и заявляют, что женщины умнее мужчин. Это правда, но об
этом надо помалкивать, иначе нам придется закрывать лавочку."
(Анита Лус, американская писательница)
Что поделаешь, ее звали Алиса Одиссеевна.
Родителей, как говорится, не выбирают. И кто был виноват в том, что папу назвали Одиссеем? Очевидно, дедушка. А в том, что ей придумали имя Алиса? Ах, ну конечно же, папа! Эти профессора-лингвисты! Никогда не знаешь, чего от них ждать! Бабушка, бесхитростная пейзанка, вошедшая в профессорскую жизнь после фольклорной экспедиции, предупреждала: будут дразнить Алисой Патрикеевной. Ну и кто, по-вашему, оказался прав? Везде дразнили, на всех должностях и постах. Она и смирилась. Зачем портить отношения и строить из себя независимую? Дипломатия - тоже искусство.
Прежнего начальника звали Игорь Петрович. И он женат был, конечно. Как тут быть? В тот раз все довольно удачно устроилось. У Игоря Петровича жена была археологом. Как лето - она на раскопки, дети - к бабушке в деревню, а Алиса Одиссеевна - к ним в квартиру, за Игорем Петровичем ухаживать. И все довольны.
Но только однажды пришли новые власти и Игорь-Петровича помели. А на его место посадили Андрея Михалыча. Алиса Одиссеевна не стала из себя корчить эмансипе, и вскоре стала начальником группы. И опять все устроилось неплохо. У Андрея Михалыча - дача, он туда наведывается, а жена совсем не любит природу, все по салонам да фитнес-клубам… И опять все довольны. Андрей Михалыч бриллиантовый гарнитурчик подарил, в нем она группой и руководила.
Только начальники - они ведь надолго не задерживаются, сменился и Андрей Михалыч. Ну сменился, так сменился. Потом еще трое сменились. К тому времени Алиса Одиссеевна уже большим отделом руководила. Сейчас, говорят, Департаментом…
А все почему? Не надо корчить из себя эмансипе! В особенности, Весам. Потому что тут может другой крен произойти. Алиса-то Одиссеевна совсем ничего из себя не корчила, а вот ее знакомая, еще по ясельной группе детского садика, корчила, и довольно сильно, хотя родились они в один день и в одном роддоме. У Весов ведь так, могут в одну сторону качнуться, а могут - в другую. Никакой стабильности, и все заносы - от настроения. Ну так вот, эта детсадовская знакомая всю жизнь качала права, то по одному вопросу, то по другому. И с дотошностью гастроэнтероскопического зонда искала вокруг виноватого в своих несчастьях. Найти-то она его нашла, но вскоре после того оказалась в Лефортово с диагнозом "оппозиционер".
Нет, в том, что женщины умнее противоположного им пола, все представители этого пола давным-давно подсознательно уверены, так давайте уже будем держать себя в руках, дамы, вместо того, чтобы болтаться в одну и другую сторону, эмансипе - не эмансипе. Ибо прикрывать лавочку, по правде говоря, нам еще рано.
Скорпион
Она держит в руках бутылочку из-под духов в виде изящно изогнувшейся женской фигурки тягучего темно-лилового цвета.
Муж, милый муж. Сегодня двадцать пятое октября, их общий день рождения.
Они познакомились двадцать лет назад, на Рижском взморье, Лина и Леон. Между ними всегда было много общего. Она - затянутая в черные блестящие вещи, стильная и стремительная. Пунцовый шелковый шарфик, обтекающий изящную головку и вьющийся за плечом, делал ее похожей на змею. Он - красивый и элегантный, с насмешливой улыбкой и бриллиантом на мизинце. Все это было и осталось там, на взморье, однажды вспыхнуло и взметнулось к удивленному Балтийскому небу, рассыпая искры, пока они шатались вдвоем по песчаным дорожкам и уютным барам, вдыхая вечный кофейный аромат этого курортного места и впитывая свое счастье, жгучее, как заливающий поджаристые купаты соус в рыбацком кафе с сетями на окнах.
После развода у нее было еще три брака, но жизнь играла комедии и фарсы, поражая зрителей неожиданными финалами: все трое мужей скончались при загадочных обстоятельствах, оставляя наследство за наследством. И вот - новый виток, их новая встреча и нелепая повторная свадьба. Опять Лина и Леон, Леон и Лина.
Она не сразу поняла, что с ним случилось. Недоумевала, ждала, закатывала скандалы. Наконец, прислушавшись к себе, решилась осознать горькую правду. Он изменился. Боже, как он изменился! Превратился в "серую ящерицу": гордого Скорпиона больше не существовало, был мелочный, подлый нытик, норовящий присосаться к ее бурлящей энергии, повиснуть камнем на шее, выместить на ней все свои неудачи и неуспехи, недомогания и невозможности. Он стал завистлив и требователен, капризен и обидчив до абсурда. Он высчитывал и отслеживал, записывал и предъявлял. Он мстительно хотел превратить ее в сиделку, соглашаясь для этого стать инвалидом. Он был готов умереть физически ради того, чтобы уничтожить ее морально.
И вот она держит в руках бутылочку тягучего темно-лилового цвета и, оглянувшись, быстро выливает содержимое в его бокал на праздничном столе. Пусть это произойдет сегодня, среди гостей, в их общий день рождения. Кажется, никто не заметил. Она все продумала и безупречно осуществила. Почти идеально. Почти.
Она не учла одного: он - тоже Скорпион. Он переставит бокалы.
Стрелец
Море сегодня спокойно. Его гладь отливает молодой бирюзой, светлой рижской сиренью и изумрудной сияющей зеленью. Ветерок легко качает наше судно, бросает в лицо мелкие, легкие брызги, шепчет, посвистывает, поет в парусах.Мы идем на фрегате через безбрежный простор, наша цель - далеко впереди, и это придает смысл не только данной экспедиции, но и всему нашему существованию.
Слева танцуют дельфины, сопровождая наш парусник, справа чайки летят, розовея нежно в солнечных лучах… Я стою и ловлю губами соленый ветер, а он треплет мои седые длинные кудри и разматывает кашне.
В прошлые выходные я проводил семинар во Франкфурте. "Проблема всех религий, - думаю я, - соблюдение ритуалов и утрата содержания. Пропасть между религией и жизнью неудержимо растет… Почему не было святых в Содоме и Гоморре? Потому что общество утратило Божественное начало…"
Каждый должен сам разбудить в себе чувство Божественного. Я часто размышляю об этом, ищу, нащупываю свой путь, делаю попытки приблизиться к Богу.
На палубу выходит Дора, и ветер внезапно усиливается, хватает ее белоснежную шляпку, уносит в море. Пошутил…
Я гляжу на Дору и думаю о том, как благодарен ей за любовь, которую испытываю. Эта любовь давно уже не зависит от нее, не зависит от обстоятельств. Даже если Дора решит оставить меня, ничего не изменится. Наверное, потому она и не уходит, несмотря на то, что я старше ее на тридцать два года.
-Послушайте, профессор, вы будете сегодня погружаться?
-Буду, Макс. Часа через два достигнем того места, о котором я рассказывал. Мы были там в позапрошлом году. Приготовь камеры.
Вечером мы с Дорой сидим на палубе и улыбаемся друг другу. Вдали появляются неизвестные огни, мерцающие слабым светом, словно в тумане, хотя ночь ясная и звезды висят над нами пресловутыми алмазными подвесками Анны Австрийской.
-Опять "Летучий Голландец"? - шепчет она и берет меня за руку.
-Да, - отвечаю я. - Теперь уж точно.
Я не чувствую никакого страха, хотя твердо знаю, что на этот раз он настоящий.
Козерог
"Кап-кап, кап-кап, кап-кап…" - с потолка кельи сочится дождевая вода, падает в алюминиевый таз. Надо ремонтировать крышу. Надо. Как много мелких забот. Называют это послушаниями… Смешно. Мелкие хлопоты по обслуживанию себя и братьев. И ни намека на душу. Не больше ли послушаний было в миру?
Ну разве трудно полоть, носить уголь, разгребать снег? Приятно-монотонная физическая работа. Я понимаю, если бы мне назначили послушание забыть Полину. Или не забывать ее. Это все равно. Помнить и не любить.
Или такое послушание: не думать. Не мечтать, не писать, не сочинять. Не находить никакого интереса и смысла. "Блаженны нищие духом". Вот это было бы послушание: оно заключалось бы в том, чтобы не покончить с собой… А что, вполне подошло бы для борьбы с гордыней.
-Эко, куда тебя занесло, - обычно говорит мой наставник. - Сколько в тебе гордыни-то.
Я здесь для того, чтобы избавиться от гордыни, стать нищим духом.
Интересно, сегодня он придет? Знаете, о ком я, да? Конечно, знаете.
Придет, не оставит в покое. Нет, чтоб плюнуть, что я ему? Тьфу, мелочь. Нет, нацелился. Вводит в прелесть. Искушает, зовет. Он мог бы заполучить меня с потрохами, если б…
Если б. Вот для чего я здесь, на самом деле. Чтобы избавиться от этого "если б". Избавиться и жить. Только вот чем?
Они предлагают взамен сажать капусту. Полоть капусту. Солить капусту. Есть капусту. Пустяки, одни пустяки… А! Вот и он!
-Ну наконец-то! Где ты был так долго?
-Прости, масса дел. Сам знаешь, сколько грешников.
-Ты заставляешь их… страдать?
-Конечно. Но они сами этого хотят.
-Знаю, знаю. И я тоже… хочу.
-Опять ты за свое. Я должен соблазнить тебя.
-Соблазняй.
-Тебя невозможно соблазнить.
-Это не так.
-То, что ты считаешь соблазном, мучительно для любого нормального человека.
-Значит, я ненормальный.
-Тогда зачем мне твоя душа?
-Она и Ему не нужна.
-Не богохульствуй.
-Это ты мне говоришь? Ты ?
-Конечно. Куда приятней соблазнить праведника.
-Так кто же я, все-таки?
-Ну давай посмотрим. Что ты скажешь, если я предложу тебе твою Полину в обмен на душу?
-Не смеши меня. Это невозможно, я давно отказался ради нее от души, но она не принимает жертвы.
-Примет.
-Ты не сможешь ее заставить.
-Я понимаю, что люди не верят Богу, но чтобы они не верили Дьяволу…
-Она сильнее вас обоих вместе взятых.
-Чего ты хочешь в обмен на свою поганую душонку?
-Я хочу страдать и умереть.
-Я понял… Ты хочешь отдать свою душу ей?..
-Я давно ее отдал!
-Тогда о чем мы толкуем? Тебе нечего мне предложить. Ему тоже нечего тут спасать. Ты пуст.
-В том-то вся и беда.
-А как насчет сокровищ? Золота, роскоши, власти?
-Ты упорно пытаешься меня рассмешить.
-Тогда - пустыня? Скит?
-Мне все равно, где быть.
-Чего ты хочешь, идиот?
-Верни мне мою душу!
-Я - тебе?
-Ты! Ведь больше никто не сможет!
-А Он? Он?
-Он считает, что я могу заработать ее капустой! Верни мне мою душу, и я тотчас отдам ее тебе! Или объясните мне, вы, оба, как можно заработать капустой царствие небесное?
-Знаешь, мне надоело. Найди сначала то, что потерял, а потом будешь торговаться. Я подожду.
-Возьми меня с собой!
-Э-э, нет. Ад - платный приют для престарелых, где в обмен на уход и заботу у вас забирают квартиру. Бомжам место в богадельне. Иди к Нему.
-Я пришел к Нему, а Он сует мне в лицо капусту…
-Он прав! Тебя давно пора превратить в идиота!
-А дальше? Дальше? Снова в мир? "Мальчишки отняли копе-е-ечку"?..
-Почему бы и нет? Только тебе еще далеко до этого.
-Не уходи!
-Слыхал, что любой крест по силам?
-Даже тот, которого не можешь найти?
-Ищи. Ищи, чтобы было, что волочь по жизни, придурок. Загляну к тебе через пару столетий, прощай.
-Прощай…
Водолей
Словно сорвавшийся с цепи пес, летит над холмами бледно-лимонная бешеная луна. Быстро, бесшумно и незаметно скользит в своей страшной пустоте, отмеряя оставшиеся дни, минуты и вечности, каждому - по делам и вере, редким - по мыслям и неверию…
Ночью на свалке очень красиво. Не видно, что эти высокие горные пики, холмы и хребты состоят из мусора, и можно представить себе, что находишься где-нибудь в Приэльбрусье или Гималаях и вдыхаешь чистый, прозрачный воздух полной грудью. И даже сам запах свежего горного воздуха можно иной раз вообразить. Именно здесь, в один из таких моментов, я и понял, между прочим, что такое восторг, а раньше не знал.
Я живу на свалке третий год. В славном проржавевшем вагончике с буржуйкой и кастрюлей без ручек на фанерном столе. Раньше, как водится, был богатым, красивым, здоровым. Успешным и семейным. Однажды вышел из дома, сел в тачку, задумался, свернул не вправо, а влево… Очнулся здесь. Какой смысл спрашивать, что случилось? Что угодно могло случиться, может быть, не имеющее ко мне ни малейшего отношения. К примеру, убили в Сараево эрцгерцога Фердинанда, а моя жизнь, извините, псу под хвост.
Таким, как мы, рассчитывать и планировать бесполезняк. Все равно все выйдет наоборот. Может быть, и вы тоже зарекались не делать того-то и этого-то? Обещали кому-то прийти на свидание и погулять в парке? Так знайте, именно тут и происходит внезапное мистическое "хрясссь…" - и вы уже не мечтаете о парках, а только хотите, по мере сил, подлечиться. Оклематься и вернуться туда, откуда вылетели легкой сумасшедшей пробкой.
Вот и мой знакомый психиатр, из местных, тоже говорит: не обещайте деве юной, не зарекайтесь, не подымете потом. Это он, должно быть, что-то цитирует. Сегодня вы здесь, завтра - там, сегодня король, завтра - нищий на паперти, сумасшедший в палате, прокаженный в лепрозории. Не надейтесь, не верьте и не ищите - все равно не обрящете.
Он всем советует: живите, мол, так, будто сбежали из дурдома. Для таких, как я, лучший рецепт. Я, впрочем, так и живу. Таким, как я, вообще, надо принять к сведению, что эта наша так называемая жизнь, как бы она ни сложилась, всегда выходит чумой во время пира в любом обществе, даже среди гамадрилов.
-Твой устав, - говорит мой психиатр, - чужой в каждом монастыре, включая собственный.
Нет, вы не подумайте, друзей у меня полно. Полно друзей. И две любовницы. Одна - местная модница. Хоть и в мужских черных носках, а всегда на шпилечках, колтун на голове мелированный: рыжина - седина, рыжина - седина… А другая из секты. Балахон на ней красивый, весь в колокольчиках и мигающих огоньках. Тысяча косичек на голове. Славные женщины, обе, неординарные.
Я и сам неординарный. Дружок-то мой так и говорит:
-Нелепый ты, - грит, - непредсказуемый. И неизлечимый.
А я и вправду. С криком "бляха-муха!" живу, стал замечать, глядя на себя в последнее время со стороны. При каждом удобном случае люблю кинуться, фигурально выражаясь, под бульдозер. Скажете, глупо?
Да, чуть не забыл. Русский я, если вы понимаете, что я имею в виду. Этот психиатр сразу отгадал. Настоящий, говорит, ты русский человек. Даже на рандеву. И, как всегда, прав. Где только я ни назначал своих рандеву, куда ни приглашал дам, вплоть до космоса. И ничего, слетали однажды, все втроем. До самой бледно-лимонной луны.
Хотите, и вас с собой возьму? Завтра же и смотаемся, если кто хочет. Клянусь!
Рыбы
Медленное аквамариновое движение. Неуловимое шевеление плавников. Она стоит в плотной стеклянной воде среди кораллов, замерев и слушая абсолютную тишину океана, сквозь которую прорастают звуки параллельных миров: ритмы, рифмы, видения. Ей одной дано их слышать, они наполняют и пронизывают все ее существо, играют и живут в чутком, таинственном подсознании, чаруя и увлекая ее в сапфировую бездну жгучих, как лед, страстей и холодного, как мысль, творческого горения.
Ее зовут Ася. Она клоунесса.
"Тумбала-тумбала-тумбала-лааааааа…" - напевает она, мастеря себе бумажный колпак. Красный шарик на резиночке - это нос. Лохматые рыжие волосы и веснушки - свои, и делать ничего не надо. Не говоря уж про лицо. Глупее ее лица разве что морда американского сурка Фила, вынутого второго февраля из теплой норы и выставленного на всеобщее обозрение для получения точного прогноза погоды.
"Тумбала-тумбала…" Разве можно любить Асю? А никто и не любит. Каждый день она выбегает на арену и падает, ловит розу, брошенную из-за кулис, и снова падает, ловит случайный воздушный поцелуй - и разбивает нос.
Ее выпускают на манеж из-за скрипки, которую она достает после всех падений и взрывов хохота. Достает и начинает импровизировать. И вот тут уже не Ася кажется глупой и невозможной, а публика сидит, как полная дура, отвесив челюсть и слушая божественные звуки этих трелей и групетто, тремоло и глиссандо, форшлагов и флажолет…
Никто не может любить Асю. Так она думает. А сама давным-давно влюблена в дрессировщика львов. Лет десять влюблена, наверное. Только она молчит об этом, естественно, чтобы его не огорчать. А дрессировщик тоже молчит, потому что он старше ее лет на двадцать и не верит, что такая молоденькая и талантливая клоунесса может обратить на него внимание.
Приходя домой после представления, Ася ложится на продавленный диванчик и смотрит в окно, где плывут светлые облака. Такой у нее вид из окна, к счастью. Восьмой этаж, много-много неба, сплошные воздушные замки. Нежные, розовые или косматые, лиловые. "Тумбала-тумбала-тумбала-лааааааа…"
А когда ей становится мало и этих красивых созданий, она глотает колеса, или нюхает порошок, или колется. И улетает отсюда насовсем, в небеса обетованные, потому что там - такая же бездна, как в океане. Только без кораллов.
