ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ФАНТАЗИЯ
Человеческое сознание необъяснимо, так как само является инструментом для познания. Оно необъективно, ибо принадлежит конкретному субъекту. Необъективны и органы чувств – они служат сознанию, и оно расшифровывает их сигналы.
Так чему же верить в море информации, если все только кажется? Можно верить всему, можно не верить ничему, можно верить чему угодно: мир от этого не изменится. Но существует коллективное сознание, которое способно его радикально преобразить. А если твое, сугубо личное, сознание не согласуется с коллективным? Может, это всеобщее, вернее, общепринятое мнение и является тем объективом, через который следует рассматривать мир? Видимо, да. Хотя история знает немало примеров ошибочного коллективного сознания: от отдельных групп людей до человечества в целом. Мало того, человеческое сообщество ошибается, заблуждается и обманывает себя постоянно, но ошибки оцениваются лишь по прошествии времени.
В какой мере позволительно иметь свой взгляд на мир – тоже решает коллективное сознание, напоминающее несущуюся в космическом пространстве комету, от которой постоянно отлетают частицы, вышедшие из зоны ее притяжения. И которая тем не менее остается кометой – яркой, могущественной и вечной.
Юрий Юлов
Вы знаете, кто такие альгемоны? Допускаю, что вы ничего о них и не слышали. Но, вероятно, догадываетесь, что они существуют. Ну ладно, я в этом побольше вашего разбираюсь, все-таки сантехник, – мне и рассказывать.
Если вы живете в городе, особенно в большом городе, то, скорее всего, неоднократно задавались вопросом о том, что творится в его невидимой и, смею предположить, недоступной или малопроницаемой для человека части этого города – системах водоснабжения и канализации. Это ведь целый мир, вернее, сеть, скелет, фабула, каркас (не знаю, что еще там), отражающий город во всех его тончайших проявлениях!
Вы спросите: как может какой-то водопровод или, скажем, канализация воспроизвести всю многогранность, неповторимость и каждоминутную внутреннюю сменяемость наших красивых типовых жилищ, размах широких улиц, уют кривых закоулков, сочную атмосферу зеленых скверов, устойчивое могущество мощностноглотных и водоненасытных предприятий?
…Да так же изящно и точно, как художник-график, сидящий в резиновых сапогах на складном стульчике в подземном переходе, изобразил бы сейчас ваше глуповато-недоверчивое лицо безукоризненным набором линий простого карандаша!
Вспомните обычный вечерок после работы: сколько раз вы пользуетесь нашими системами? Помогу: чайник налить надо, сковородку сполоснуть (не говоря о чашках!), после ужина посуду помоете, может быть, ванну примете, в туалет тоже, наверное, не раз сходите, зубы перед сном почистите… Подсчитайте – ужаснитесь. Я сосчитал, не поленился: приблизительно двадцать обращений на жильца.
А что на наших орденоносных-орденопросных заводах творится? Гидравлика травит, пневматика свистит, туалетов, которые бы не текли, нет. Мне как-то посчастливилось на практике быть… А очистные сооружения во всей красе видели? Ну, хотя бы с самолета?
Мне кажется, должен быть кто-то, кто всю эту фигню представляет в общем. Так сказать, план, где три координаты – пространство, четвертая – время. Возможно, еще какие-нибудь координаты есть, нашему пониманию недоступные, – но на то эта сила и высшая.
И если, как изощренно выразился один знакомый электрик, энергоснабжение является нервной системой города, то смею предположить, что мы, сантехники, обслуживаем его кровеносную систему и, куда деваться, систему пищеварения со всеми исходящими.
Сорок миллионов кубов проточной воды представляете? Не Нарочь, конечно, но на половину Свитязи потянет. Лох-Несс еще тот! И вы хотите сказать, что в таком объеме нет органической жизни?!
Так вот, поскольку над и под землей, в подвалах и стенах расположены миллионы труб, сотни тысяч вентилей и кранов, десятки тысяч насосов и фильтров, раз «кипят котлы горючие» в бойлерных, то несомненно, что Природа очередной раз не потерпела пустоты и заселила коммуникации живыми существами.
Я не о том, о чем вы подумали. Не об этих мультипликационных тварях, которые скапливаются под заворотами ваших унитазов, не о мокрицах и гнилеедящих червеобразных. И даже не о крысах, которые греются возле стояков. Вы меня недопоняли. Я – об альгемонах.
Сколько, по-вашему, существуют системы канализации и водоснабжения? Правильно-правильно: столько, сколько стоит город. А в целом на прогресс цивилизации в них ушло лет сто пятьдесят. Если не учитывать «водопровод, сработанный еще рабами Рима». Но у гордых римлян-то он вообще из свинца был сделан, и что там могло твориться – понятия не имею, а история об этом умалчивает. То есть все-таки – лет сто пятьдесят. Небольшой, по историческим меркам, срок. Но если с человеческой меркой ко всему, что видишь, подходить, то и муха-однодневка необъяснимой становится. А она ведь есть.
…Колорадский жук уже на Дальнем Востоке встречается, трави его не трави! А вирус иммунодефицита из Западной Африки вырвался и за двадцать лет всю планету покрыл! Конечно, человечество в силе пока, отбивается от нападок Природы…
Так вот, об альгемонах. Коллективно-нечаянно сотворенный нами, но скрытый от нас мир сантехники уже создал свою цивилизацию с высокоорганизованными существами. Эти существа и есть альгемоны…
Как же так, удивитесь вы: ведь ставятся металлические водогазопроводные трубы, батареи, вкручиваются муфты, штуцера, переходники, задвижки – все с заводов, и никаких альгемонов на них нет и быть не может! Правильно, нет. В новом доме и тараканов нет, да вот потом откуда только берутся…
Так же и человек: рождается невинным и безгрешным, а уж затем добро и зло в него вселяются. Откуда? – от других людей. А изначально откуда? Эх, творение горемычное, не задавай лишних вопросов – до Бога достучишься! А уж если он проснется и за шкуру тебя возьмет – не поздоровится…
Вы спросите: а как же профилактические работы? Отключат на месяц воду, что-то там чистят, меняют якобы… Неужто альгемонам все это по фигу? Отвечу: глубоко по фигу! Вы месяц помучаетесь – и они помучаются. И не такое было – выживали люди. А зажаться на время – такой шанс Природа всем своим тварям дала, нечего себе особые права требовать! Потом отыграетесь… Для аналогии: сидят в каждом человеке колонии раковых клеток. И хоть ты любую диету исповедуй, хоть проспиртуйся весь, хоть серной кислоты напейся! Себя уничтожишь, а им – хоть бы хны. А в один не самый прекрасный момент всплеснут в своем развитии – и сгоришь в одночасье. Вы думаете, что без воды дольше всех верблюд обходится? Есть животные, которые без нее больше года живут. И живут активно. А месяц не пить и Лешка Шаповал, мой коллега, может. Правда, это он божился, но пока такого не бывало. Да возьмите простого лягушонка. Распластается на зиму, высохнет весь в пергамент. А солнышко пригреет, холода пройдут – снова оживет. Прыгает, как ни в чем не бывало…
А что же, черт возьми, альгемоны из себя представляют? Отвечу: а вы не знаете разве, что в наших резервуарах полощется? Хлорку пьем? – пьем. Ржавчина образуется? – где железо, там и ржавчина, так и есть. С утра моемся? – несомненно. Что еще делаем? – стыдливо умолчим, так точно! Вчерашнюю заварку и позавчерашний супчик сливаем? – о да! Посуду содой моем? – а как же! Слизь и мразь, гнусь и бесь, если можно так выразиться… Вот и весь химсостав, если без формул…
А если сыпануть три килограмма активированного угля, полтора стакана кальция, стакан фосфора, две три ложки калия-хлора-натрия-магния-железа, сверху всякой ерунды, чтоб Менделеева не обидеть, добавить, ведром воды залить – дай Боже, чтобы после дистилляции-завертки-перемешки-кипячения собачонка зачуханная, скажем, получилась! Хрен получится! …Ну, это больше по химсоставу. А цивилизация откуда? Разум, так сказать? Не наш вопрос, не наш ответ. Человеческий мозг в унитаз спустить можно – не проблема, на химические элементы разложить – тоже. А попробуй-ка воспроизведи! Получится – станешь вровень с Творцом, и он, может быть, до тебя снизойдет и побеседует. А если нет – отцветай и чахни. И учись у Природы – ей все под силу…
Короче, в том, что альгемоны существуют, я никогда и не сомневался. Я еще ребенком был, когда дядя Миша, наш дворовой сантехник, о них рассказывал. Правда, в пьяном состоянии он обычно находился, да только пьяные чаще откровенничают, чем врут. Иначе почему у него слезы текли?
Поступал я позже на биофак, чтобы затем с альгемонами где-нибудь в лаборатории института биологии разобраться. С профилирующими предметами – полные лады, но все на сочинении заваливался: в школе не доучили, а способности не в том секторе находятся. Тоже Природа не так поделила, что делать! После второй попытки поступления отслужил на границе с дружеской державой, вернулся, да вот в сантехники и пошел. Правда, в армии тоже один случай интересный был! Но не о нем пока речь…
Встречал ли я альгемонов до того дня, о котором хочу рассказать? Конечно! Их наш брат видит почаще, чем летчики – НЛО. Пробовал даже фотографировать – да вот беда: на свет никогда не выползают, а вспышка делает их бесцветными. Куда ты понесешь фотографию, на которой какое-то бесформенное пятно с точками-крапинками? Да еще с комментарием, что оно, дескать, из этой трубы-сороковки выползло, затем собралось в одно место, а уж потом превратилось в перекатывающееся полуметровое желе…
С размерами также вопросы: в том виде, в котором я их встречал, им и разместиться негде, кроме разве какой-нибудь теплой лужи… Стало быть, эта бугровидная соплеобразная громадина и есть, извините за повтор, их естественная форма бытия, а уж как они себя внутри системы чувствуют? – можно только догадываться, что хреново.
Приходил один журналистик, надо сказать. Фотографии взял, речи мои на диктофон записал. А что я ему особенного мог рассказать, если сам толком ничего не знаю? Принес он потом газету «Сенсация и обыденность» со статейкой под рубрикой «На грани непознанного и непонятного». А я эту газету ни до этого, ни после не встречал. Да еще буковку в фамилии моей перепутал, борзописец…
Ну а теперь о том случае, когда альгемоны достали меня конкретно.
Сижу как-то поздним вечером, скуку поздним ужином и телемаразмом разбавляю. Звонит жэсовская начальница Лара Петровна: «Срочно в подвал тридцать девятого дома между вторым и третьим подъездами! Прорвало трубу: затопит людей – не рассчитаемся! Ты же меня никогда не подводил, сверхурочные оплачу!…»
«Оплатишь ты, курва! Как в прошлый раз: сестре поздравительную открытку даже отправить вовремя не смог (а у сеструхи – тридцатник!), а ты меня для показухи перед комиссией за грязную форму взгрела! А сама спецовки последний раз год назад выдавала, хоть раз в квартал положены!»
…Пользуется Мамка моей безотказностью. Аварийная бригада дежурство начала, небось, как обычно: с «пятидесяти капель». Так что у них сейчас из четырех человек при лучшем раскладе полтора осталось.
Ну, я ноги – в сапоги, комбез – на плечи, ящичек – в одну руку, ключ-«троечку» – в другую. Курточку набросил – на улице сырой дождик.
Тридцать девятый – рядышком.
Подхожу к подвалу. Встречает меня старушка. Костерит как может мою службу и меня лично. Ну, это дело привычное: поливай, бабуся, корона не слетит!
Спустился в подвал, а там уже бойцы из аварийной орудуют: один ищет ключ от вентильной в своей цивильной куртке, которую впопыхах перепутал с рабочей, и в которой того ключа отродясь не было…
У меня-то ключ есть, положим, да пока неясно, что перекрывать.
Второй успел бухнуться в воду, уронил свой чемоданчик, ползает на четырех и призывает в помощь японского бога, поскольку собственный Господь с омерзением от него отвернулся. Третий стоит на ступеньках и кричит неизвестно кому: «Все на хрен перекрывай! Потом разберемся!»
…Ну – Лешка Шаповал! Командирский голос – у него дед полканом был при майорском звании: полтонны песка на полк, если в целом, салагам в карманы засыпал, чтоб не дрочили. Так и Лешка: выражает энергию горлом своим жилистым, а дай ему щелбан – и утихнет, замухор.
А воды в подвале уже по колено. Ну, думаю, все! Что вы, граждане, пытались здесь уберечь: морковку свою, топинамбур, а уж тем паче картоху, – ляснется!
…Хорошо, что не горячую прорвало. Горячая – всегда плохо: и летом, и зимой. Летом – обварит, зимой – что обмочиться на морозе: сначала тепло и приятно, а затем прихватывает. Надо сказать, и в холодной прелести мало, даже сейчас, в июне – десять градусов, зараза! Из-под земли все-таки.
Стянул я сапоги, подкатал штанины и пошел осматривать – откуда льет, значит.
Прошел по одному ряду – вроде бы не здесь, прошел по среднему – тоже, кажись, тихо. Вышел на последний, самый темный – одна лампочка ватт на пятнадцать в конце тускнеет. Чувствую, вода как бы теплее стала… Вот тут-то я альгемонов по-настоящему увидел!
Какое там «увидел» – почувствовал! Стали они мои босые ноги облеплять и потихонечку так всей своей скользкой массой по ним взбираться. Как мне показалось, даже говорили что-то, только беззвучно. Роптали, что ли, жаловались, возмущались, протестовали. А я уже пообвыкся в темноте и хорошо видел их глаза, которые… Как бы это сказать? Какие у студенистой массы могут быть глаза? Такие же жидкие, расплывчатые по форме и размеру, но выразительные и обиженные по сути. Ну какие у слизкой кучи могут быть глаза?! Точки разве, в конце концов… Но опять же – расплывчатые.
Стал я альгемонов с себя сбрасывать и «третьим номером» глушить. А их хоть надвое размолоти: каждая часть отдельную жизнь начинает. Хоть измельчи до крохи – опять стекаются в определенный объем, как тот муравейник. Или как базар, скажем. И по отдельности – организмы, а вместе – тем более: цивилизация.
Уже и трубу я увидел, из которой они перли, а добраться до вентиля, чтоб перекрыть, нет возможности – вязнут ноги, как в смоле!
А они мне как бы говорят: «Сгинешь не дойдя! Поворачивай обратно!»
Коротко и ясно. Спасибо и на том…
Ну вас к черту лысому! Бросил я свой ящичек, только ключ в руке оставил – и вспять подался. И в самом деле меньше удерживать стали. Однако наступают, гонят! И из трубы протоплазма, бленда ихняя сочится. И вода бурлит беспрестанно. А альгемоны уже не только воду оккупировали: ползут по трубам, стенам, дверям, за потолки цепляются…
Один по распределительной коробке растекся, замкнул собой всю эту электротрахимудию, вспыхнул – и сгустками в воду стек. Несколько зрелых альгемонов сгустки его погибшие в себя втянули и сами округлились. Увековечили память героя как бы. Совсем темно стало после этой вспышки… А сколько, казалось, той лампочки-пятнадцатки!
Пытаюсь выбраться, рукой за стенку держась. Альгемоны хоть и медлительные – оторваться от них не могу. «Ты – один из них! Ты заплатишь за все!» – слышится сквозь шум воды. «Че я вам задолжал, твари канализационные?!» – мысленно возражаю. Но в принципе согласен: не они нас обидели, а мы их.
Настигнут, думаю, свалят массой и увековечат ради пропитания. Хотя какое им с меня питание?! Я костистый – перевари меня попробуй…
Уже и ключ выбросил, за стенки руками цепляюсь… А они и не наваливаются вроде, а интеллигентно так: «Лямбда тебе, человечишка!» Чувствую, что и правда – «лямбда».
…Выполз в конец ряда все-таки. Оглядел подвал с торца.
А они, считай, повсюду! По потолкам пока не ползают, но уж и потолки взопрели – значит, всползут! Просачиваются, как вражеские агенты в наши тылы…
Уже и дверь открытая видна. А в проеме мальчик лет четырех стоит, ручонкой машет и кричит: «Папка, где ты? Иди сюда!»
Какой тебе «папка», дитя неразумное! Убегать надо из этого подвала – и подальше! Пока не поздно. А уверенность, что не поздно, улетучивается. Добрался до двери, вытолкал мальчика на улицу, дверь доской подпер. Бабка та опять о чем-то ругается. Я ей кричу: «Беги, старая, там – альгемоны!»
А они уже и из замочной скважины показываются, и из щелей протискиваются. Схватил мальчика на руки: он плачет, я успокаиваю. Бегу по тротуару, ноги хлябают в неизвестно какими судьбами обутых непромокаемых чуфырях… Слякотно после дождя. И темнота во всем микрорайоне.
Смотрю, а они и из подвала соседнего дома выползают…
Тут-то до меня дошло, что авария здесь ни при чем: альгемоны взбунтовались, разрушили наши канализационные и водонапорные конструкции и прут на город. И вбирал этот текучий кисель камушки-песчинки, и неуклюже их от себя отбрасывал, как бы отплевывал. И знаю, что если б день был или поменьше сырости на улицах, то не высунуться бы им. И не сомневаюсь, что этих тварей мутационных ненадолго хватит, и ничего они людям сделать не смогут!
Но это – людям. А мне с мальчиком?
…И ползли по влажной траве и сырому асфальту, облепляли скаты машин, скамейки и поручни подъездов восставшие невольники водных сетей, как бы доказывая, что они имеют право на иную, более достойную жизнь, и требуя от людей реализации этого права.
Я знал, что рассвет погубит их, но до рассвета было так долго!
Подпрыгивая, я бежал с мальчиком на руках, чуть не наступая на альгемонов, и, пряча свою тревогу, старался его успокоить. А полупрозрачные, полуметровые полусферы, беспанцирные улитки, безногие медузы выползали из встречных зданий, окружали нас, предупредительно (или предупреждающе?) оставляя место для очередного шага. Я повторял малышу, что нам нужно только выбраться за город, а там они нас уже не достанут. Мальчик перестал плакать, даже погладил ручонкой меня по голове. И только просяще повторял: «Хочу домой, хочу спать!» «Да-да, малыш, скоро-скоро!»
…Хорошо говорить: «выбраться за город». А если до ближайшей окраины километров шесть, а за ней – пригород, настолько же шикарно благоустроенный, т.е. во-до-ка-на-ли-за-ци-он-но-на-сы-щен-ный? Как только я замедлял ход, альгемоны начинали медленно опутывать ноги своей желеобразной массой, пытаясь остановить. Я старался обходить места густых и крупных коммуникаций, справедливо полагая, что там альгемонов больше.
…В зеленом массиве загородного парка их почти не было. Я сел на скамейку, снял куртку, укутал в нее мальчика, и он, утомленный, положил мне на грудь свою пушистенькую головку и задремал. Дремота подступала и ко мне. Запах волос мальчика напомнил детство. Возможно, это был запах волос младшего брата, которого я рано и нелепо потерял.
Но было зябко. Энергия тепла, полученная от движения, улетучилась. Стала колотить дрожь: сначала противно-мелкая, затем нервно-дергающая.
Зарозовел восход. Сырая трава дымилась туманом – компромиссом сырости и тепла.
И тут я вновь увидел альгемонов: блестящими каплями в молоке тумана они подбирались к нам.
Нет, теперь я был спокоен: солнце погубит их. И без того медлительные, они становились вялыми, теперь уже больше по инерции, чем от неистовства, продолжая свой поход.
Начало светать. Альгемоны стали расползаться друг от друга. И даже самый близкий, который был почти у моей ноги, грустно взглянул на нас и уполз в тень скамейки. Мятая полусфера его тела начала тускнеть и растекаться.
Лучи солнца разбудили мальчика. «Все кончилось, – сказал я. – Они уже умирают. Теперь пойдем, я отведу тебя к папке».
Я взял его за руку, и мы пошли по тропинке. Альгемоны, прежде текшие единой кисельной массой, теперь расползались друг от друга в сырые и затененные места. «Мы не боимся смерти и не пытаемся спастись, – как бы говорили они. – Просто к ней нужно подготовиться. И это должен сделать каждый отдельно». Некоторые уже дымились, затем растекались на капли, которые, превращаясь в пузыри, лопались, оставляя на траве скользкие прозрачные паутинки…
Что дальше? Вы уже поняли, наверное. Подхватил двухстороннюю пневмонию. Естественно, не шутка – ночь под дождем бегал! Отец мальчика подал в суд, судебно-медицинская экспертиза квалифицировала меня на момент совершения как невменяемого. Врач говорит, что это белая горячка, делириум тременс. А что мне ваш гексенал, если я два года как пить бросил! Даже закодировался для подстраховки. Раньше, правда, закладывал. У нас ведь народ такой – все норовят спиртным рассчитаться. Да и за что платить нужно, а за что нет, сами порой толком не знаем. Вот наш брат, бывает, и скатывается. А я, как в этой системе разобрался, так и решил зашнуроваться наглухо. А может, это посталкогольный синдром? На алкоголь – пост, вот и синдром. Шучу-шучу, просто они ничего не понимают…
Врач пытается убедить, что раз никто, кроме меня, альгемонов не видел – значит, и мне показалось. А кому там видеть было? Аварийщикам нашим пьяным, бабке подслеповатой да тому мужику, что картошку свою спасать полез, а как сына потерял, то и вовсе обезумел? Хорошо, что доску сам отбил, на простор вырвался… Мальчик, конечно, видел и рассказал им все, да кто ж его, несмышленыша, в расчет примет?
Допускаю, что и в самом деле вижу и чувствую иначе, чем другие. Эта моя последняя мысль нравится врачу больше всего. Здесь мы с ним солидарны. Не в смысле, что мне альгемонов выбросить из головы надо, а в более широком. Наверное, есть у него варианты ходов, как меня образумить. А мне приятно его понимание: «Без таких людей, как ты, жизнь не была бы такой разнообразной». Да по фигу, какой я! Жизнь – сама по себе…
А раз не такой как все – значит, отклонение. И лечить это надо, искоренять, по крайней мере загонять вглубь себя. Хотя, например, простой воробышек мир в инфракрасном диапазоне воспринимает, то есть совсем не так, как мы, – его же никто не лечит! Собак никто не лечит от того, что у них слух объемный. Дельфины и летучие мыши ультразвуком общаются – мы не улавливаем, а приборы фиксируют.
…А что, если и ко мне какой-нибудь прибор подсоединить? Датчики на виски – и все увидят на экране то, что я наяву вижу?
С альгемонами все ж нечестно обходятся. Обнаглел человек, «царь» Природы, пик пищевой пирамиды! Разводит только то, что ему нравится. И уничтожает немерено! Львы в Англии водились – иначе откуда на гербах? Туры землю нашу топтали – не кавказские полукровки! Где американские бизоны? А как стадо африканских слонов по саванне пробегало? Земля тряслась, как наши груди, говоря словами поэта… Княжеские да царские охоты, лицензии на три сотни голов… Красную Книгу завели, как на потеху. Все больше травки, которые уничтожай–не уничтожай откуда только возьмутся, когда человечество себя изживет…
Почему бы не строить для наших младших канализационных братьев бассейны, скажем? Конечно, это не карпы – есть их не будешь. И не золотые рыбки – не полюбуешься. Но это для человека они некрасивые и происхождение подкачало. А у Природы все дети равны. Кому-то змеи противны, а они уже три миллиарда лет по планете ползают…
К тому же альгемоны умные и, в конечном итоге, безобидные существа – сам убедился, хоть и страху они на меня нагнали. Опять же: если им воли не дать, то они вскоре и в настоящих врагов человечества развиться могут! Ведь у них прогресс гораздо быстрее идет…
Ладно, еще с месяц покантоваться на казенных харчах – и домой. …Прислала вчера Лара Петровна делегацию с буханкой хлеба (хорошо здесь кормят, разнообразно, но мало!), блоком сигарет без фильтра и уймой столь же дешевых жизненных советов, вселенскими проблемами предо мной ею воздвигнутых. Остальную выделенную на посещение дотацию пропьют, наверное, с чистой совестью…
Куда пойти, куда податься? В родной ЖЭС не сунешься – от меня теперь люди шарахаться будут и детей мной пугать. Может быть, устроюсь куда-нибудь дворником. Или сторожем на свалку.
…А вы знаете, что на старых помойках водятся метафоды? И они уже давно создали свои цивилизации!