Ты от них же совсем поотвык, посмотреть хоть на бледный живот.
А теперь вновь в себя принимать этот хлынувший жадный поток,
А теперь-то опять и опять, как отставшему школьнику вот
по учебнику все повторять.
Да, они настигают в толпе, не спросивши – ты кто ж и ты чей,
Окунают тебя с головой в небывалую душную блажь,
Чтоб потом закрепить за тобой это странное звание – наш,
Чтоб стоял ты зеркальным клинком в паутине их липких лучей.
Но ведь ты-то стоишь без конца обнаженным в горючем поту,
Жаркий стыд принимается вдруг набирать над тобой высоту –
Не сойти за кого-то того – ты - преступник и ты уличен,
Рассупонен, раскрыт, как сундук, вывернут, разоблачен.
И видны на тебе целиком, как под кварцевой лампочкой, швы,
Каждый шаг, совершенный впотьмах, твой горчащий сочащийся сок,
Все те книжки, что ты не прочел, всякий крохотный волосок
Да наращенный мох за февраль, обитающий здесь, на висках.
Вуайеристы, пытливые коршуны, вот они и глядят сверху вниз,
Как под кожей свирепствует раж, как там ходят крупные поршни,
Но когда, темнота, как удар, накрывает твой город и дом,
Ты сбегаешь в кисельный туман, забываясь бессолнечным сном.
(ночь с 2 на 3.04.2009)