Кипарисов синь как дуги глаз.
Челядь перебрасывает масти,
Уточняя погребной запас.
Герцог с обезрамленным портретом
Мучает кистями кружки дно:
Прошлое чумное бабье лето
Герцогиню к предкам унесло.
Легкий стан, а в масле – обескровлен.
Зелень глаз в опале. Четкость губ.
До вчерашней дозы голос помнил,
А сегодня – свой лишь. Как же груб!
Не ласкает слух дыханье гласных,
Не волнует хрипотцой с утра.
В образе нисколько прежней страсти –
Краска под мазками зацвела.
Травная настойка над камином,
Собранная ласковой рукой,
Сбавит тяжесть доли лебединой,
До полночных страхов даст покой.
А с утра как в гордом реверансе –
Гул в ушах. Иль проще, без морок,
На войну уйти за честь Прованса –
За узды схватить неверный рок?
Капельками, медленно, из кружки,
Потечет французское вино.
Я пьяна. И мамина подушка,
Приодетая в шершавость льна,
Дарит мне нерадостный образчик
Кавалера – верность до костей.
Был бы чуть трезвей его рассказчик,
И была бы жизнь его пестрей.
