Алика, казалось, совсем не боится высоты. Они стояли на краю пропасти и смотрели вниз - на черную каменную россыпь, тянущуюся почти до самой воды. Конкордатс на всякий случай взял ее за руку. Кисть была волнующе послушна. Вдруг Алика мягким, но уверенным движением высвободилась и отошла к скале, ограничивающей площадку с другой стороны. Положила ладони на ее шероховатую поверхность, прислонилась к камню щекой и замерла. Конкордатс видел: ей нравится ощущать теплоту камня, и ещё, он почувствовал, ей нравилось, что Конкордатс на нее смотрит. Она некоторое время стояла без движения, растягивая удовольствие от того и другого, а потом вдруг быстро повернулась и пристально посмотрела на него через плечо, поймав на любовании. И тут же засмеялась весело и неожиданно для нее уверенно. Он, смешавшись было от этого контрольного взгляда, от вызывающей хитрости, улыбнулся в ответ. Все стало понятно без слов. Конкордатс шагнул было к ней, - он уже ощущал горьковатый запах тяжелых светлых волос, теплую податливость ткани, - как вдруг Алика, легко отстранившись от скалы, помахала ему рукой и бросилась к краю пропасти. Это был разбег. Стремительный и легкий. Она бежала не для того, чтобы остановиться на краюшке с желанием испытать себя или пережить острое чувство смертельной опасности. Конкордатс, успел. Потому что тело сработало раньше, чем включилась голова. Он перехватил ее почти на самом краю и, следуя ее движению вывернулся, гася инерцию. Ноги ее пронеслись над бездной. Словно в танце они совершили широкий круг и вновь оказались около скалы. Она была легкой и удобной и Конкордатсу не хотелось отпускать ее с рук. Он нашел ее губы и она ответила.
- Это не хуже, - прошептала она через несколько секунд, переведя дыхание. - Но - другое. Ты что испугался, дурачок? Смотри. Ну, пусти, пусти же ... Соскользнув на землю, подбежала к обрыву, и вдруг прыгнула. У Конкордатса оборвалось сердце... Сердце? Но Алика не упала, а, вскинув руки, взмыла по крутой дуге вверх. Это было необычайно красиво: стройная изящная фигура, скользящая по крутой дуге, раскинутые как крылья руки.
- Не дурачок, а дурак, - подумал он, ощутив неловкость, - Пора бы привыкнуть... Алика, набрав высоту, стремительно понеслась вперед, затем сделала несколько крутых пируэтов и нырнула вниз. Она резвилась, как стрижонок, впервые отведавший полета. Но вдруг длинная широкая юбка спарашютировала, и она, ойкнув, резко изогнулась, подхватив подол, отчего потеряв устойчивость, закрутилась будто в водовороте. И снова Конкордатс залюбовался ею. Биение юбки, с которой она никак не могла управиться, взволновало его. Охваченный внезапным чувством восторга, он закричал что-то ликующе-озорное и, разбежавшись, прыгнул с кручи... Конечно, он испытал ощущение полета. Только за то время, что стремительно несся вниз, не успел им насладиться. Удар был так силен, что Конкордатс на некоторое время потерял способность воспринимать происходящее. Если бы у него была жизнь, то после такого приземления он с ней неминуемо расстался бы.
Первое, что ощутил Конкордатс, придя в себя, было легкое касание ее рук.
- Ты слишком приземлённый,Кони, - прошептала Алика и коснулась его щеки. - Больно?
- Хорошо, - ответил он, пытаясь придержать её руку. Но она отстранилась: 'Не надо!'
- Рожденный Конем летать не может, - сказал он неожиданно для себя. Очень даже к месту. Неужели сам сочинил?
- Откуда это? - спросила она, взглянув на него с интересом.
- Сущий, наверное, забыл, - сделал он самое достоверное предположение. - А я приспособил к себе.
- Ты всё-таки удачно приземлился, - проговорила она серьезно и протянула ему ладошку, то ли извиняясь за недавнюю резкость, то ли, чтобы помочь встать.
- Да, - ответил он, и не отпуская ее руку, но и не опираясь на нее, стремительно поднялся. Они возвращались в город уже затемно. Возле ее калитки задержались на минуту. Конкордатс наклонился было к ее лицу, но получил только ладошку с отстраняющим движением и строгий взгляд.
- Ты меня пригласишь к себе?
- Нет.
Дверь захлопнулась. Конкордатс постоял немного соображая. А почему собственно "нет"? Он толкнул калитку и решительно вошел во двор. Шагах в пяти от него стоял Ерофеич и ладил к скамейке какую-то дощечку. Увидев Конкордатса, он выпрямился и строго спросил, будто и правда так думал:
- Ко мне?
- К тебе, - ответил Конкордатс приходя в бешенство и хватаясь за рукоять меча.
Глава 27
- Ну-ну, - ответил Ерофеич спокойно и перехватил поудобней молоток.- Что так рано?
- Отчёт пришёл дать... - клинок с сухим шорохом выехал на четверть и отбросил тусклый длинный блик на куртку.
- О делах благородных? Ну-ка, ну-ка. - Ерофеич словно бы не понимал опасности. Он стоял спокойно, глядел насмешливо. - Только вопрос у меня к Вам, благородный рыцарь. Вы собираетесь меня наказать, как простолюдина или сражаться со мной, как с равным?
Конкордатс ничего не собирался. Просто приступ гнева застлал ему разум, и рука, почуяв волю, сама привычно схватилась за оружие. Но слова Ерофеича опередили взмах меча. Необходимость отвечать, заставила мозг работать. А действительно, Ерофеич благородный или простолюдин? И вообще, по каким признакам определить, кто здесь кто, если у них не было предыдущей жизни, где все расписано строго по ранжирам? Да и благороден ли здесь сам Конкордатс, тем более, обнажив меч против безоружного? Он растерялся. Глупое положение, из которого нет выхода. Меч обнажен, намерение обозначено. Бросив его в ножны, не применив на деле, можно дать повод для злых кривотолков, ибо такое поведение вполне могут истолковать как браваду, позерство, не свойственные бойцу, а то и объявить трусостью. Но напасть на безоружного...
- Сражаться как с равным, - ответил он сурово, тяня время и стараясь угадать, что придумал Ерофеич, ибо, как он вдруг понял, он определенно что-то придумал.
- Это правильно. Представь сам, - в голосе у отставника появились доверительные нотки, - если бы ты зарубил меня сгоряча, так сказать, неспровоцированно, безоружного, какую бы заработал репутацию?
Конкордатс кивнул. Неожиданно для себя. И тут же пожалел о том.
- Ведь для людей незнающих молоток против меча - не оружие. А если бы я поразил тебя, то это было бы для тебя тем более неудобно. Ну, как же? Репутация и прочее. Поэтому нам надо бы уравнять оружие. Для приличия.
Конкордатс проглотил это молча.
- Нет ли у Вас, благородный дон, - откуда только взялось это неведомое "благородный дон"? Но оно так ладно влилось в речь, будто именно так и надо было обращаться к Конкордатсу - Нет ли у Вас, благородный дон, запасного меча?
У Конкордатса не было запасного меча.
- Хорошо. У меня есть ещё один молоток. Только, вот незадача, боек у него не 500-граммовый, а 750 - граммовый. Не желаете?
Конкордатс презрительно поджал нижнюю губу.
- Вы правы: опять неравенство оружия. Или вот что.
Ерофеич, оглянулся и указал в сторону двух совершенно одинаковых лопат, воткнутых в землю.
- Острые и очень удобные. Не желаете ли сменить меч на орало? Вижу, что тоже нет. Эхе-хе, незадача. Придется отложить наш поединок до того времени, пока мы подберем устраивающее обоих оружие.
Ерофеич говорил серьезно и убедительно. И вся эта ересь в его изображении приобретала смысл, да она и имела, наверняка, смысл в этом нереальном бессмысленном мире. И Конкордатс, не знал, как воспринимать сказанное. Потому что в глазах у Ерофеича плясали чертики, и эти чертики, в отличие от самого Ерофеича - серьезного, вдумчивого и заботливого, словно отец родной, откровенно глумились над Конкордатсом. И тот, чувствуя облегчение от того, что ситуация, пусть и таким образом, разрешилась, твёрдо пообещал себе: я подберу оружие и поединок состоится.
- Ну а пока... Могу ли я предложить Вам, господин Конкордатс, стаканчик доброго вина?
Приглашает в дом? К Алике? Неужто он не только вхож, но и ввож? Что у них? Ну, если он ведет себя, как хозяин, нетрудно предположить.
Конечно, сейчас было бы самым правильным с достоинством удалиться, пойти к себе, обдумать, как устроить поединок, а вечером прислать секунданта. Но ему вдруг остро захотелось узнать, что их связывает. Может быть, для того только, чтобы испытать жгучую горечь и разочарование и насладиться этим. Это все же лучше, чем неопределенность, в которой он сейчас находился. Конкордатс, сглотнув комок, кивнул головой.
- Нет, уважаемый Конкордатс, не туда, - Ерофеич угадал его движение, - у Алики мы кроме чая ничего не обретём. Пойдёмте-ка ко мне. Там сыщется и добрая выпивка и хорошая закуска. Да она и спит ещё, почитай. Не будем мешать, она поздно ложится. Знаете, - продолжил он доверительно, - этих молодых особ хлебом не корми, а дай им помечтать на ночь о принце. И вдруг сказал просто, без интонации: "Да и незачем тебе к ней идти..."
Конкордатс рванул головой, но Ерофеич мягким жестом остановил его.
- Не серчай ты, чудак человек. Ты себя без одежды-то видел когда?
Конкордатс опешил. Что было за этими словами? Что-то было. Но не желание обидеть или посмеяться, а что-то более серьезное. Что-то многое объясняющее.
- Видел, - ответил он тихо.
Теперь обомлел Ерофеич.
- Врешь!!! Ну-ну, это я сгоряча. Да кончай ты за ножичек хвататься, порежешься.