1.
…Если зайти на славный Унцкий базар со стороны Тывердской Верфи, оттуда, где в любое время года веет прохладой, а ветерок с реки Тыверди ерошит волосы, пройти мимо палаток, изнутри которых, кружа голову, доносится запах свежего хлеба, миновать стороной устланные всевозможными восточными яствами широкие столы, свернуть налево и пройти немного по узкой пыльной тропинке (тут на вас с обеих сторон будут молчаливо, с угрюмостью веков смотреть каменные статуи) - то вы без сомнения упретесь лбом в деревянный помост.
Если не нахватаете разом миллион заноз, то обнаружите, что помост около пяти метров в высоту. А обойдя его, придете к заключению, что помост круглый и имеет в диаметре никак не меньше десяти метров. То есть, весьма большое сооружение. С одной стороны есть ступеньки - тоже деревянные, с небольшими и весьма неудобными перильцами. Это единственная возможность подняться наверх и посмотреть, что там творится. Незнающие люди сюда не приходят. Знающие - смело направляются в нужную сторону, уже на ходу развязывая тесемки своих кошельков, выуживая монеты из карманов одежды и отсчитывая серебро пухлыми пальцами.
Ноздри здесь щекочет запах лака и ладана.
У основания ступенек стоят два стражника. Они не каменные и совсем не декоративные, как может показаться с первого взгляда. Их огромные кулаки настоящие, а их длинные мечи с широким лезвием способны превратить вас в фарш за считанные секунды. И хотя они не моргают, не двигаются и не произносят ни звука, каждый, подошедший к ступенькам, кивает им и кладет в небольшой деревянный лоток 3 серебряные монетки. Это плата, чтобы подняться. За искусство ведь надо платить, верно?
И от стражников тоже пахнет лаком и ладаном. Ходят слухи, что стражники стоят здесь и днем и ночью на протяжении вот уже нескольких дней. Они не спят и не едят. Они не моргают и не дышат. Они даже (о, ужас) не ходят в туалет, что вообще ставит под сомнение их человеческое происхождение.
Впрочем, слухи слухами, но в тот вечер оба стражника были на месте и производили весьма угрожающее впечатление.
Дон Кайса остановился на почтительном расстоянии, в тени широкого шатра, и несколько минут наблюдал за стражниками, надеясь уловить движение хотя бы одного мускула на их хоть и живых, но таких каменных лицах. Его попытка успехом не увенчалась. По щеке дона Кайсы стекла теплая капля пота. Плюнув в пыль, дон Кайса направился к ступенькам. Трех серебряных монет было жалко. Еще с утра дон Кайса сильно сомневался в том, что принял верное решение. Но ближе к обеду пришел к выводу, что такой необычный подарок сыну на день рождения имеет, по крайней мере, две выгоды. Во-первых: он не столь дорогой, как, например, покупка породистого коня. А, во-вторых, любимый сын, в последнее время сильно склонный к самовыражению своей творческой личности, будет очень доволен. А что может быть приятнее для любящего отца, как не светлое лицо своего собственного сына?
-Не шевелятся, чертяги, - пробормотал за спиной верный слуга Шабош. От Шабоша, как обычно, несло луком. Смешиваясь с запахами лака и ладана, запах вокруг Шабоша стоял прескверный, - может, ткнуть их иголкой в мышцу? У меня и иголка имеется, а?
-Я тебе ткну, - буркнул дон Кайса, с тоской опуская три серебряные монетки с деревянный ящик. Монетки тихо звякнули о самое дно. Видимо, народу сегодня было не густо.
Хотя выражения лиц стражников ни капли не изменились, дон Кайса понял, что теперь подниматься наверх помоста разрешено.
Ступеньки тихо поскрипывали под ногами. Поскрипывал и Шабош, которой хоть и походил на кривой тонкий березовый сук, был весьма тяжел на подъем и вообще, кстати, ел чрезмерно много.
-Вы когда-нибудь здесь бывали? - спросил Шабош секунду спустя.
-Нет.
-А друзья?
-Нет.
-А родственники какие-нибудь?
-Нет.
-О. А я все думаю, чего здесь так пахнет?
Дон Кайса повернул голову и увидел толстую чадащую свечу.. По периметру круглой арены таких свечей было множество. Они окружали светящимся кольцом деревянный помост, похожий на цирковую арену. Дон Кайса замер, оглядываясь по сторонам.
В центре арены стоял белый шатер, закрытый. Что, или кто находится внутри, увидеть было нельзя. Пик шатра вонзался в небо, его венчала большая пятиконечная звезда - тоже черная, с белыми полосками внутри. Возле шатра стояли люди. Двое - карлики, обнаженные по пояс, в широких цветастых шароварах. Двое - великаны под два метра ростом с густыми черными бородами, скрывающими грудь и живот. Их наличие еще более усиливало сходство с передвижным уличным цирком. Не хватало только веселой музыки и клоунов с красными носами, разгуливающих по арене.
За спиной едва слышно захихикал Шабош.
Однако перед четверкой карликов-великанов стоял человек посерьезней. Видом он напоминал преуспевающего дона или герцога из соседнего города. На человеке был представительный черный костюм, голову венчала шляпа, из-под которой на лоб и шею опускались черные же локоны густых волос. Над верхней губой росли тонкие усики. Человек стоял, опершись о трость, и, казалось, был полностью увлечен созерцанием своих собственных остроносых черных туфель.
Но стоило дону Кайсе сделать первый шаг по деревянному полу, черный человек стремительно поднял голову, и его черные глаза впились в дона Кайсу не хуже комара, впивающегося в голую лодыжку душной ночью. На мгновение дон Кайса почувствовал панический страх и какую-то детскую боязнь незнакомых людей. Он даже едва не сделал шаг назад, но запах лука из-за спины остановил его.
А затем человек в черном улыбнулся и, вытянув вперед руки, торопливым шагом направился в их сторону.
Не успел дон Кайса и моргнуть, как был заключен в крепкие объятия. Тонкие ладони похлопывали его по спине.
-Как я рад видеть вас, дон, на нашей скромной ярмарке! - произнес человек в черном, отстраняясь. Голос у него был низкий и приятный. - Меня зовут дон Сайзен. Я руководитель всей этой творческой вакханалии! Надеюсь, у вас не было проблем со стражниками?!
-Нет, что вы. Милые ребята. - дон Кайса пожал ладонь, ощутив легкий холод.
-Я так и думал. - дон Сайзен рассмеялся, и смех его вышел столь жизнерадостным, что и дон Кайса не смог удержать губы, растянувшиеся в улыбке.
-Кофе? Чай? Может быть, прохладительные напитки? - дон Сайзен скрестил тонкие пальцы и с любопытством уставился на дона Кайсу.
-Эээ. Нет, пожалуй. Я спешу, еще много дел сегодня. Я по делу.
-К нам все приходят по делу. - отозвался дон Сайзен, - просто так к нам не приходят, мда. Нас весьма сложно найти, чтобы приходить просто так. Да и плата в три серебряных отбивает охоту у многих шляющихся поблизости заглядывать просто так. Давайте, дон Кайса, не стесняйтесь. Кофе?
Дон Кайса оглянулся на Шабоша. Верный слуга лишь пожал плечами. Он вообще был занят созерцанием палатки в центре арены.
-Пожалуй.
Дон Сайзен одарил их милой улыбкой и, не оглядываясь, три раза хлопнул в ладоши. В тот же миг один из карликов резво сорвался с места и скрылся в палатке.
-Откуда вы знаете мое имя?
-О. Я знаю всех донов, которые живут в этом городе. Вас не так уж и много. По пальцам пересчитать можно, - сказал дон Сайзен, - а большинство из вас мои постоянные клиенты. Тут сам Двулик велел всех знать.
При упоминании Двулика, рука дона Кайсы сама собою потянулась к подбородку, но он одернул себя от лишних движений. Дон Кайса стеснялся проводить ритуалы при посторонних.
-Я пришел, что бы купить подарок для сына. У него сегодня день рождения.
-Я знаю, - легко кивнул дон Сайзен, - ему исполняется двадцать три! Милая дата. Меня вообще притягивают подобные цифры. Двадцать три года - это такой интересный переходный возраст!
-Да. В этом году он вступает в наследство, - подтвердил дон Кайса, - мой мальчик уже вырос. Как быстро летит время. Казалось, совсем недавно он ходил пешком под стол. А сейчас? Бегает по благородным дамам, ходит на балы, сидит в своей комнате и пишет, пишет, пишет.
-Я знаю, почему вы пришли ко мне, - подмигнул дон Сайзен и шутливо погрозил дону Кайсе пальцем, - Что он пишет? Стихи или прозу?
-Старается успеть везде, - ответил дон Кайса, - но, к сожалению, не все получается. Я за этим и пришел, собственно. Все говорят, что у вас продается талант.
-К сожалению нет. - вздохнул дон Сайзен, - талант продать, как и купить, невозможно. Разве что пропивают иногда... но это когда есть.
Из палатки неожиданно показался лиловолицый карлик, будто поджаренный на медленном огне до хрустящей корочки, с большим подносом на вытянутых руках. На подносе стояли три чашки, в которых оказался горячий черный кофе. Шабош, который кофе не пил, отказался. Дон Кайса отхлебнул и с удивлением отметил, что сахара положили ровно столько, сколько нужно, ни ложки больше.
-Талант как-то не продается, - повторил дон Сайзен, провожая взглядом удаляющегося карлика, - но его можно подтолкнуть, развить и вырастить, в конце концов. Ведь талант похож на брошенное в землю семечко. Если почва благородна, если ее постоянно поливают и подсыпают удобрения, то семечко рано или поздно прорастет.
-То есть, вы продаете удобрения, - ввернул Шабош, - занятненько.
Дон Сайзен захохотал:
-Вы угадали, молодой человек! Именно так! Можете назвать это удобрением!
Дон Кайса отхлебнул еще кофе:
-Я запутался. - Сказал он, - пожалейте мой разум, уважаемый! Скажите толком, что вы можете предложить?
-А вам и не надо ничего понимать. - Тонкие пальцы легли на плечо дона Кайсы, - вы зачем пришли? Чтобы купить своему сыну нечто, что поможет ему творить. Купить ему талант или гений. Я же продаю не сам талант, а те вещи, которые помогут раскрыть в вашем сыне талант. Я продаю муз.
-Чего? - спросил дон Кайса. Слово вызвало у него ассоциацию с чем-то прозрачным, куполообразным, с длинными ядовитыми щупальцами.
-Музы, - повторил дон Сайзен терпеливо, - такие существа, которые приходят к творческим людям и помогают им творить. Вдохновительницы. Они раскрывают в человеке талант. Они вдохновляют его на эксперименты и свершения.
-А. – сообразил дон Кайса, - … но как вы их продаете? Разве это возможно?
-А почему нет? - пожал плечами дон Сайзен, - продаются же щенки и котята. А чем музы хуже?
Дон Кайса пожал плечами:
-А разве музы не выглядят так же, как люди? - спросил он.
-Можно подумать, мы не продаем людей, - фыркнул дон Сайзен, и на какое-то мгновение в нем не осталось ничего человеческого, - на каждом углу только и кричат: "Свежие люди, только что привезенные. Сильные и слабые. Мускулистые и не очень. Молодые и старики. Красивые и страшные". По смехотворным ценам продают. Живых или нет. Иногда и по частям. Наш мир не идеален, мой дорогой дон Кайса. В нашем мире все можно купить за деньги. Даже человеческую жизнь... - он сделал паузу, провел по подбородку изящными пальцами и вновь преобразился, - К тому же, музы только выглядят людьми. В них нет ничего человеческого. Это всего лишь оболочка. Так что советую вам не обращать внимания на их облик. Вы же не любуетесь серебряными монетками только потому, что на них изображен лик нашей прекрасной Девы В Белом.
-Собственно, да. - Кивнул дон Кайса, поражаясь самому себе, - Чего это я распереживался? Давайте перейдем к делу. Так у вас есть музы?
-Одна, - дон Сайзер вытянул вверх тонкий указательный палец с аккуратным ноготком, - специально для такого клиента, как вы. Лучшая муза на этом континенте. Поверьте мне.
-Охотно верю. Покажете?
-С удовольствием, - дон Сайзен обернулся и махнул рукой. Тотчас великаны исчезли в палатке.
-Привезена из далекого города Понижукая! - сказал дон Сейзан.
-Откуда?
Дон Сайзен задумчиво махнул рукой:
-Издалека, - сказал он неопределенно, - там рождаются самые прелестные музы, какие только можно выдумать. Лучшие в своем роде. Уникальнейшие существа, между прочим. А, вот и она. Глядите, мой дорогой дон Кайса. Глядите и наслаждайтесь.
Полы палатки распахнулись. Дон Кайса затаил дыхание, чувствуя, как от чашки с недопитым кофе поднимается пар. Из-за спины шумно сглотнул Шабош.
Сначала показались двухметровые великаны с бородами до пояса. Они вышли вперед и расступились в стороны, скрестив руки на груди. Затем из темноты палатки показалась... муза? Девушка.
Теперь настал черед дона Кайсы шумно сглотнуть.
-Вы... - пробормотал он, сглотнул снова, - вы уверены, что это... эээ... нематериальное существо?
-Вполне, - с довольной ухмылкой отозвался дон Сайзен, - поверьте мне. Я проверял.
Дой Кайса мигнул.
-Хм, - сказал он, - но ведь она... она как живая... у нее такие естественные черты лица... ее волосы... они же материальны... а глаза и губы? Вы хотите сказать, что это все не по-настоящему?
-Удивлены? - дон Сайзен отхлебнул кофе, - я забыл вас предупредить, мой дрогой. Муза не даром является вдохновителем всех творческих личностей. Музы - самые прекрасные существа во Вселенной. Вы ведь знаете, что такое Вселенная?..
-Да, да. Без сомнения, - кивнул дон Кайса, - я читал, да. Вселенная – это что-то такое большое... необъятное...
-Мыслите в верном направлении. Вот в этом вашем большом и необъятном музы - самое прекрасное существо. Своей красотой, таинственностью и нежностью она и вдохновляет людей на творчество. Улавливаете мою мысль?
-Она прекрасна, - кивнул дон Кайса.
-Она может вдохновить кого угодно, - буркнул из-за спины Шабош. Он вечно думал о вещах более низких.
-А у нее есть имя?
-О, да, - кивнул дон Сайзен и вновь бесшумно отхлебнул кофе, - ее зовут Аннэль.
-Аннэль. - Эхом отозвался дон Кайса, - ей так идет это имя...
-Я тоже так думаю, - улыбнулся дон Сайзер, - думаю, настало время поговорить о цене?..
2.
...Карета неслась по узким улочкам города так, словно за ней по пятам гнался сам Двулик. Если вам в этот момент не посчастливилось прогуливаться по площади Паппци или в переулке Казначея Мирского, то вы вполне могли бы угодить под копыта пары гнедых лошадей, ведомых костлявым слугой дона Кайсы Шабошом. Шабош, конечно, кричал, мол, разойдитесь и – куда претесь, но делал это вяло и негромко, поскольку страсть как любил наблюдать за людьми, в панике прыгающими в стороны от лошадей.
Дон Кайса сидел в карете и молчал. Двадцать минут назад его кошелек похудел на сто серебряных монет. Но жалел ли он о деньгах? Вряд ли. Он жалел о другом. О том, что никогда в жизни не пробовал, что называется, сесть за перо. Он не был творческим человеком. Он не задумывался о красоте мира. Он не поднимал головы, чтобы посмотреть на ночное небо и насладиться уникальностью каждой горящей над его головой звездочки. Он не видел в лучах солнца, играющих на воде, ничего такого, что можно было бы перенести на бумагу. В его голове никогда слова не складывались в рифмы, а строчки в предложения. Если он и брал в руки книги, то это были амбарные и делопроизводственные книги, связанные с его работой. А если и прикасался к музыкальному инструменту, то только для того, чтобы оценить его стоимость.
И вот двадцать минут назад он впервые подумал о том, что мог бы прожить свою жизнь намного более интересней.
Муза сидела напротив него. Такая материальная и воздушная одновременно. Нет, с виду она была вполне даже осязаема. Ее светлые локоны спадали на лицо и плечи. Ее руки были сложены на коленях. На безымянном пальце левой руки - серебряное колечко. Красивые темные глаза смотрели на дона Кайсу, почти не мигая... и он тонул в этих глазах, чувствовал, что медленно погружается в темную пучину ее глубокого взгляда. Конечно, ничем остальным музу Двулик не обделил. И пышной грудью и изящным сложением тела. Но почему-то именно глаза приковали взгляд дона Кайсы. Именно в глазах он увидел всю свою прежнюю никчемность жизни.
И он не знал, что сказать. Он потел, потирал ладони и молчал.
А ведь надо было что-то говорить. Хотя бы просто так. Хотя бы сотрясти воздух...
-Эээ, Аннэль... - пробормотал он, впервые в жизни чувствуя, с какой силой ему приходится выталкивать слова из собственного горла, - вы же не возражаете, что я вас.. эээ... купил...
-Такова жизнь, - произнесла она, и дон Кайса поперхнулся.
Голос музы оказался еще прекраснее ее облика.
-Если вы не видите в этом ничего предосудительного... - сказал он, - то я только рад.
-Мое мнение останется при мне, - ответила Аннэль, - а там уже вам решать.
-Я купил вас не себе, - быстро произнес дон Кайса, словно оправдывался, - эээ... глупое слово - купил. Но тут уж ничего не поделать. Я заплатил за вас деньги. Целых сто серебряников. Фактически, теперь вы моя. Но я купил вас на подарок. Моему любимому сыну сегодня исполняется двадцать три. Я долго размышлял, что ему подарить, и один мой друг сказал, что на восточном базаре есть чудесное место, где продают таланты. А мой сын очень творческий человек. Он пишет. Ему не хватает самой малости, чтобы писать достойно. И вот я подумал, что если бы ему еще немножко таланта, то он бы стал настоящим писателем и стал бы счастливым. А для меня нет ничего важнее, чем счастье моего сына. И я увидел вас, Аннэль, и понял, что вы - та самая муза, которая сможет ему помочь...
Дон Кайса остановился и перевел дыхание. Давненько он так много не говорил. Это был почти подвиг с его стороны. Неужели муза вдохновила?
Аннэль же в ответ лишь улыбнулась - немного грустно и задумчиво.
-Я вас понимаю, - сказала она, - не нужно передо мной оправдываться. Если вы считаете, что ваш сын станет со мной счастливым, то пусть так и будет.
Карету тряхнуло. Спереди послышался приглушенный крик Шабоша: "Ах, чтоб тебя, куда лезешь!"
Дон Кайса одернул темную штору на окне и выглянул наружу.
-Мы уже скоро приедем, - пробормотал он, - мне придется отвести вас в комнату для подарков... извините...
-Чего уж, - сказала Аннэль, - бывало и хуже.
-А... - дон Кайса сделал глубокий вздох, набираясь смелости, - а можно до вас дотронуться?
Муза-Аннэль улыбнулась и молча протянула вперед руку. Дон Кайса, до этого мгновения считавший себя достаточно храбрым человеком, вдруг понял, что ему будет стоить невероятных усилий дотронуться до ее пальцев с ровными аккуратными ноготками.
-Ну же. Не бойтесь. Я вас не укушу, - подтолкнула она.
-Я и не боюсь, - произнес он, чувствуя себя маленьким мальчиком, случайно угодившим в общество прекрасных молоденьких девушек.
И он дотронулся рукой до ее руки.
Аннэль засмеялась. Тихо, почти неслышно. А дон Кайса вздрогнул. Стоило ему прикоснуться к ее нежной теплой ладони, как он вдруг совершенно ясно понял, насколько безобразной и мелкой была вся его прежняя жизнь. Перед глазами с невероятной четкостью возникли образы из его прошлого. Он увидел себя со стороны, идущего по коридору Университета Торговли, невероятно гордого от того, что он только что закончил этот самый Университет и собирается поехать к отцу в Унц, дабы принять и продолжить его дела. Он увидел себя, подделывающего отцовы бумаги, выводящего подписи давно умерших людей, приписывающего чужие доходы и списывающего свои собственные расходы. Он увидел себя, идущего по головам других торговцев города, более слабых или более бедных, которые были не в состоянии оказывать ему сопротивление. И, наконец, он увидел себя этаким кожаным мешком, набитым деньгами. Мешок этот был весь в складках, лежал в пыльном углу какого-то темного подвала. Горло его был перевязано сальной веревкой, на боках - заплатки. И от мешка воняло. Воняло кровью, потом и смертью тех, чьи деньги лежали внутри него...
И дон Кайса отшатнулся назад, больно стукнулся головой о деревянное покрытие, вскрикнул, словно пес, которому наступили на лапу. В наступившей следом тишине снова раздался вопль Шабоша: "Эх, мать твою, с дороги, бо расшибу!"
-Что ты сделала? - прошептал дон Кайса, потирая руку.
-Ничего, - сказала Аннэль, - я же муза. Я помогла тебе увидеть, кем ты хочешь стать.
-Но я не хочу стать мешком для денег!
-Может быть, ты уже им стал?
Карета дернулась и остановилась. Но еще несколько секунд дон Кайса сидел без движения, разглядывая лицо музы. Аннэль, не мигая, смотрела на него. Потом он отворила дверцу, впуская внутрь прохладный вечерний воздух, улыбнулась. Ее глаза приковывали взгляд она Кайсы, ни на секунду не выпуская его из своей власти:
-Ваш сын будет счастлив, увидев меня. Я так думаю.
И она первой вышла из кареты, не дожидаясь, пока подскочивший Шабош протянет ей руку.
3.
День рождения многоуважаемого Кайсы-младшего прошел великолепно.
С вечера начали прибывать гости. По Унцкой традиции, двадцать три года - это круглая дата, год совершеннолетия. С двадцати трех лет молодые люди могут вступать в наследство. Поэтому гостей было множество, и прибывали они со всех сторон огромной Империи.
Первыми прибыли герцог и герцогиня Шайские со своими двадцатью шестью родственниками. Потребовалось пять карет, чтобы привезти их всех. Едва улеглась пыль на дороге, как примчались дон Лайерт и дон Прыгчий с супругами. На четверых еще шестеро отпрысков, младшему из которых едва исполнилось полтора года. Стоит ли упоминать все родственное дерево дона Кайсы лично? Пробежимся лишь по небольшому списку прибывших. Две сестры из западного Унца с супругами, но без детей. Один дядя по отцу, две тети и дядя по матери. Внучатая племянница. Двоюродные братья и сестры общим числом - тринадцать. Еще одного, чтоб число вышло менее мистическим, нашли в каком-то восточном селении. Восемь тетушек. Девять дядюшек. Две бабушки и, к сожалению, один дедушка. Привезли даже прабабушку, которой на днях стукнуло девяносто восемь. У нее оказалось слабое сердце, да и возраст сыграл свою злую шутку, поэтому прабабушке стало плохо в самом начале, и ее увезли в лечебницу Унца, когда еще даже не совсем стемнело.
На заднем дворе фамильного имения дона Кайсы раскинули широкие шатры, развесили фонари и свечи. Личная прислуга дона трудилась три дня, не покладая рук, расставляя столы, стулья, подстригая траву, выравнивая газон и развешивая на ветках деревьев светящиеся гирлянды. В общем, выглядело все ярко и празднично. Даже сосед, благородный дон Тирбий, с завистью поглядывал из-за забора, делая вид, что выгуливает своего сенбернара Крузо.
По случаю круглой даты дон Кайса специально съездил в соседний с Унцом город Крыль и привез оттуда самый настоящий оркестр. Сколько денег у него ушло на это, дон Кайса никому не сказал, хотя среди приглашенных друзей и родственников ходили слухи о сумме едва ли не с пятью нулями. Оркестр, что и говорить, выглядел впечатляюще. И играл не хуже.
Виновник торжества, Кайса-младший, сидел во главе центрального стола и принимал поздравления. Это был молодой еще юноша, с резкими чертами лица, бледноватой кожей и кудрявыми черными волосами. Он совсем не походил на своего отца - разве что носом - зато очень сильно походил на мать. У него, как у матери, были черные глаза, тонкие губы и острый подбородок. Он был худой, в мать, и высокий - в нее же. Те, кому посчастливилось застать благородную донну Гилию живой и в самом расцвете ее красоты, до сих пор поражались, насколько Кайса-младший походил на нее. Казалось, он вобрал от матери все то самое красивое, что она могла ему дать. Поговаривали, что и остротой и гибкостью ума юноша тоже был обязан матери. В общем, от отца он взял только острый нос - и точка.
По сложившейся традиции, именинник ничего не ел и не пил, пока каждый из приглашенных не подходил к нему, не дарил подарок и не говорил много лестных слов. Кайса-младший сидел и слушал, благородно кивал и улыбался. Подарки подхватывал один из слуг и аккуратно складывал их слева на специально расстеленной тканевой накидке. Поскольку гостей было много, а лестных слов еще больше, то поздравления затянулись на несколько часов. К концу церемонии улыбка на лице Кайсы-младшего казалась натянутой, на висках скопились капельки пота, и именинник то и дело поглядывал на отца. Слава богу, сразу после церемонии все уселись за столы, и началось обыкновенное и тоже весьма традиционное веселье. А ведь всем известно, что когда столы ломятся от яств и выпивки, да еще встречаются давно не видевшие друг друга родственники, то уже через определенное время забываются и повод празднества и виновник сего торжества.
В общем, спустя определенное время, каждый был занят своим делом.
Родственники герцога и герцогини Шайских оккупировали самый дальний стол под розовыми лампами и устроили скоростную выпивку прямо из бочек с душистым унцким красным. Из-за стола то и дело доносился громкий пьяный смех и бодрые возгласы, требующие «еще бокалов», и «пей до дна, зараза», а также «ну-ка руки за спину и одним ртом давай».
Супруги дона Лайрта и дона Прыгчего собрали вокруг себя кружок юных девушек из близких и дальних родственников и поучительными голосами наставляли их на путь истинный. Путь, как выходило из речей, был долог, тернист и заканчивался удачным замужеством.
Две сестры из западного Унца присоединились к шумной компании за центральными столами и, оказавшись девушками голосистыми, затянули веселые герцогские песни сомнительного характера. От таких песен у большинства народу сами собой пустились в пляс ноги, руки и живот. Многие танцевали прямо на столе.
Праздник удался на славу! Каждый получил столько удовольствия, сколько сам пожелал. Желающие выпить – выпили. Желающие поесть – поели. Желающие потанцевать – потанцевали до мозолей на пятках. Нашлись даже те, кто желал хорошенько подраться (а как же без них) – и уж они, будьте уверены, получили свои расквашенные носы.
Гулянка продолжалась до самого утра, а потом шла еще и утром и прохладных днем и следующим вечером.
Но дон Кайса не дождался рассвета. Едва только гости занялись положенными гостям делами, он подошел к сыну и взял его под локоть.
-Пойдем, - сказал дон Кайса дрожащим голосом, - я покажу тебе свой подарок.
4.
-Наверное, мне надо оставить вас наедине, - сказал дон Кайса.
Ему было неловко.
В комнате царил полумрак. Горело всего три свечи, раскидывающие дрожащие тени по углам. Тень музы-Аннель дрожала, касаясь кончиков туфель дона Кайсы. Лишь собрав всю свою волю в кулак, он не отступил назад. Хотя его ощутимо трясло.
А еще за спиной стоял сын, Кайса-младший. И сын был весьма удивлен.
-Пап, кто это?
Аннэль находилась в центре комнаты, стояла, опустив руки, и разглядывала вошедших. На ее губах играла легкая улыбка.
-Я тут долго думал, что тебе подарить, - сбивчиво начал дон Кайса, - и решил, что лучшим подарком будет вот эта… ммм… в некотором роде… эээ… муза.
-Она – муза? – удивился Кайса-младший, - самая настоящая, живая муза?
-Ну, живая – понятие относительное, - вмешалась Аннэль, - может, пройдете?
-Я, пожалуй, оставлю вас наедине. – Заторопился дон Кайса, - с днем рождения, сынок, и все такое. Знакомьтесь, пишите… если что понадобиться, зови слуг, они всегда начеку…
-Но как, пап? Откуда же? – Кайса-младший выступил из-за спины отца и зашел в комнату. Дрогнули свечи, задрожали тени. Побежал по комнате тонкий запах воска.
Дон Кайса почувствовал, как пот струится по шее и между лопаток.
-Купил… - сказал он и, нащупав спиной дверь, вынырнул из комнаты, - зовите, если что. С днем рождения…
Дверь захлопнулась, оставив наедине виновника торжества и теперь уже его личную музу.
-Ты правда муза? – спросил Кайса-младший.
Аннэль едва заметно кивнула. Локон светлых волос упал на глаз.
-Самая настоящая, - сказала она.
-Но ведь ты же… вы же нематериальны… Я всегда представлял муз этакими маленькими девушками с крылышками, которые летают над ухом и нашептывают нужные слова!
-Есть и такие, - сказала Аннэль, - а есть и большие музы, которые никуда не летают, а сидят у себя в кабинете и диктуют нужные слова под запись. Все зависит от того, кто ты есть на самом деле. Каждому человеку важно подобрать свою музу.
-Но как же… - нахмурился Кайса-младший, - но ты же… папа сказал, что он тебя купил…
-Он меня купил. – Кивнула Аннэль, - к сожалению, некоторым музам не дают свободы выбора.
-Как это?
Аннэль резко вздернула голову, движением руки убрала прядь волос за ухо. Два темных глаза впились в Кайсу-младшего, заставив того вздрогнуть.
-Зачем тебе это надо знать? – спросила муза, - я теперь твоя собственность. Твой отец купил меня и подарил тебе. Значит, теперь я твоя муза. Можешь делать со мной все, что хочешь… в творческом плане.
-Хорошее уточнение, - буркнул Кайса-младший.
-Я же муза, - отозвалась Аннэль, - ничего другого сделать со мной ты физически не сможешь. Я помогу тебе написать книгу, стихотворение или что ты там хочешь… но не более.
-Но я всегда думал, что музы приходят к тем людям, кого считают действительно талантливыми. – Сказал Кайса-младший, - они помогают тем, кто достоин…
-Да. Тяжело сталкиваться с суровой реальностью жизни, - заметила муза-Аннэль, - в свои двадцать три года ты, наверное, не задумывался над тем, насколько выдумка отличается от реальности. Есть мир фантазеров, а есть мир денег. И, к сожалению, деньги почти всегда оказываются в выигрыше. Ведь фантазеры могут предложить только свободу души, а деньги - свободу совести.
Кайса-младший сделал еще несколько шагов вглубь комнаты и остановился возле музы. Теперь он мог хорошо видеть ее, разглядеть каждую черточку ее лица. Ему даже показалось, что он уловил исходящий от Аннэль чудесный мягкий аромат. И так захотелось провести пальцами по ее щеке и шее… Но он сдержался. Потому что испугался. Он никогда в жизни не дотрагивался до муз и понятия не имел, каковы они на ощупь…
-Ты – небесное создание, - сказал он, - как можно было продать или купить тебя?
Аромат, исходящий от ее тела, мягко окутал Кайсу-младшего и вскружил ему голову. Он глядел в глаза музы-Аннэль и понимал, что погружается в них все глубже и глубже.
О, да. Она действительно была не от мира сего.
-Как ты оказалась здесь? – прошептал он.
-Не по своей воле, - сказала Аннэль. Она по-прежнему не шевелилась. Только губы ее двигались, - я не хочу об этом говорить. Давай договоримся о простых вещах. Мы будем видеться только тогда, когда ты захочешь что-нибудь написать. Я почитаю твои корявые опусы и постараюсь чем-нибудь помочь. Наши отношения должны быть чисто деловыми. Я помогаю тебе стать талантливым писателем. Идет?
-Какая-то ты странная муза. На заказ. – отозвался Кайса-младший, поглощенный ее нежным ароматом.
-Такова жизнь.
-И все равно, я не понимаю. Разве музы не должны приходить к тем, кому они действительно нужны?
-А тебе не нужна муза?
Кайса-младший пожал плечами:
-Нужна, наверное… но я не знаю… не такая муза… у меня должна быть моя муза и ничья больше. Я не должен принимать ее в подарок от отца. Она сама должна сделать свой выбор и прийти ко мне… А ты… как ты попала сюда? Я хочу знать. Почему не по своей воле?..
-Были причины. – Сказала Аннэль, - есть некоторые обязательства, которые должны выполнять музы, чтобы получить свою свободу. Некоторые волшебные личности, вроде дона Сайзена, этим пользуются. Они захватывают нас в плен, опутывают своими чарами, и мы не можем сопротивляться им до определенной степени. Если они нас продают, то мы обязаны выполнять все прихоти купившего нас человека, иначе нам не поздоровится.
-И эти люди считают, что с помощью чар они оставят вас настоящими музами? – воскликнул Кайса-младший, - О! Как мой отец мог связаться с такими… с такими…
-Он не виноват, - мягко сказала муза-Аннэль, - твой отец прагматик. Он верит лишь в то, что можно купить…
-Но я-то не верю! – Кайса-младший схватился за голову, - будь проклят мой день рождения, если он причиняет вред такому существу, как ты! Муза должна быть свободна! Только так она останется настоящей музой!
Кайса-младший отвернулся и нервно прошелся по комнате, не обращая внимания на то, что муза-Аннэль заинтересованно наблюдает за ним. Кажется, с губ ее слетело едва слышное: «А этот мальчик не потерян»…
Кайса-младший остановился и взял Аннэль за плечи.
-Я не хочу, чтобы ты была моей музой. – Сказал он, - Вернее хочу, очень хочу… но мне не нужна муза, купленная за деньги у колдуна-торговца! Мне нужна муза свободная, которая сама выберет меня. Ты должна помочь мне!
-Чем? – звонко рассмеялась Аннэль, - что ты хочешь от меня в таком случае?
-Я хочу сделать тебя свободной. Чтобы ты ушла. Помоги мне!
-Нет. Это невозможно. – смех растаял в полумраке комнаты. Глаза Аннэль в одно мгновение наполнились грустью, - я не могу уйти, иначе я погибну. Чары дона Сайзена слишком сильны. Он могущественный маг. Он может летать по мирам, куда никогда не ступала нога человека…
-Но ведь ты… ведь ты сказала, что обязана выполнять все прихоти человека, которому принадлежишь, верно? – от волнения Кайса-младший не заметил, что сильно сжал пальцами плечи Аннэль. Она поморщилась от боли, но сдержала вскрик.
-Что же ты хочешь?
-Я хочу, чтобы ты стала свободной музой! – воскликнул Кайса-младший, - это моя прихоть! Возможно ли это?
-Я не знаю. – Сказала Аннэль, и впервые в голосе ее возникла неуверенность, - мне ничего подобного не желали раньше… нужно попробовать…
-Так пробуй! Что тебя держит?
-Ты.
-Ой. Извини. – Он разжал пальцы и сделал шаг назад, - ты теперь свободна. Я так хочу. Можешь выйти из этой комнаты или упорхнуть в окно. Я буду очень рад, если ты так и сделаешь.
Аннэль задумчиво посмотрела по сторонам. Теперь муза не улыбалась.
-Если я осталась несвободна, то не смогу даже открыть эту дверь, - сказала она.
-Так открой ее.
Муза сделала первый шаг, потом еще один и еще. Ее рука легла на дверную ручку. Тихо щелкнул замок. Дверь открылась, впуская внутрь свет из коридора. Робко и нерешительно Аннэль сделала еще один шаг – ее нога пересекла порог и опустилась на каменном полу коридора.
Она обернулась.
-Я свободна, - прошептала она, - я по-настоящему свободна!
-Я так рад за тебя! – не в силах сдерживать свою радость, Кайса-младший быстро пересек комнату, прижал Аннэль к себе и впился губами в ее губы.
Не знаю, что там говорят о нематериальности муз, но поцелуй вышел вполне реальным, сладким и волнующим.
И длился он довольно долго.
Затем Аннэль отстранила молодого человека от себя и вышла в коридор.
-Я сейчас исчезну, - сказала она, - на самом деле, муз никто не должен видеть. Дон Сайзен делал нас видимыми, потому что продавать видимые вещи намного легче. Но я могу приходить к тебе, если ты хочешь.
-Нет. – Сказал Кайса-младший, - если ТЫ хочешь.
Она улыбнулась, помолчала, а потом спросила:
-А что ты пишешь? Стихи или прозу?
-Все понемножку, - пожал плечами Кайса-младший.
-А расскажи мне что-нибудь на память.
-Я не так много помню…
-Что-нибудь короткое. Стихотворение?
Кайса-младший провел руками по лицу. Пальцы его дрожали то ли от волнения, то ли от минувшего поцелуя.
-Ладно. Слушай.
И он быстро прочел свое самое любимое стихотворение.
5.
Вслед за этим наступило молчание. Муза долго, внимательно смотрела на Кайсу-младшего и сказала:
-Я буду приходить к тебе. Ты достоин того, чтобы к тебе приходила свободная муза.
А затем она исчезла. Никто не заметил ее исчезновения – ни Кайса-младший, ни один из слуг, стоявших неподалеку, ни уж тем более гости, пировавшие на улице. Напоминанием о музе стал лишь ее аромат, витавший в комнате.
Молодой человек еще некоторое время стоял неподвижно, полузакрыв глаза, и вдыхал этот аромат, не желая впитывать его весь… Спустя какое-то время он вышел на улицу и присоединился к празднующим.
День рождения продолжался еще два дня. Гулял весь Унц – и западный и восточный. Гости спали, ели, пили, снова спали, танцевали. Больше всего, конечно, пили. Пока не валились с ног и не засыпали, или не уносили эти самые ноги домой, пока не спились окончательно.
И праздник закончился. И наступил новый будничный день. А следом наступила ночь.
И, лежа в своей кровати, благородный дон Кайса вспоминал прикосновение музы и испытывал к самому себе полное и глубокое отвращение. Он не хотел быть мешком, набитым деньгами. Впервые в своей долгой жизни он хотел быть ЧЕЛОВЕКОМ. Ворочаясь в постели, дон Кайса заснул лишь тогда, когда дал самому себе слово впредь жить и поступать только так, как подсказывает ему совесть. Так это было в дальнейшем или нет, мы не знаем, но нам очень хочется верить, что дон Кайса стал другим человеком. Действительно другим.
А его сын, Кайса-младший, в ту же ночь не спал. Он сидел за столом, склонившись над листами бумаги, и писал. Мысли скользили на бумагу легко и быстро. Он ни на секунду не прерывался, не поднимал головы, а писал и писал… Но даже если бы он поднял голову, то все равно не увидел бы своей собственной музы-Аннэль, парившей под потолком и тихо нашептывающей ему нужные слова.
Но он чувствовал ее, и от этого становился самым счастливым человеком на счете.
И пусть все говорят, что музы – существа нематериальные, но он до сих пор ощущал на губах вкус ее нежного поцелуя.
КОНЕЦ
14 мая 2007