Что отличает поэта от простого человека, пишущего стихи? Поэта хочется перечитывать. Поэт не всегда бывает удобен для цитирования и публикаций. Но его любят и читают.
Александр Оберемок (Migov) поэт со всеми, как говорят геологи, поисковыми признаками. Интересен, талантлив, неудобен для публикаций. Иногда употребляет ненормативную лексику, проще говоря, матюкнется порою для рифмы. Или огда по-другому просто не сказать, неточно будет. Впрочем, мы живем в уникальной стране, где всего из трех слов народ создал (при помощи приставок, суффиксов и окончаний) целый язык. Еще смешнее то, что мы единственная страна в мире, где за этот ненормативный язык можно сесть в тюрьму. Еще смешнее, что все этот язык используют – от Пушкина до Вознесенского, а уж про Есенина лучше не вспоминать.
Вначале так и подумалось – что-то среднее между пьяным Блоком («Я пригвожден к трактирной стойке») и вечно пьяным Есениным («Пой же пой в роковом размахе, Твоих рук роковая беда, А ты знаешь, пошли их на»… - ну, и так далее. Но нет же, то - в прошлом, а это наш нервный, рефлексирующий, пред…армагеддонный XXI век.
«Лучше забрось потайные сети, чтоб ни один ротозей на свете их миновать не мог. Ты же в искусстве рыбалки дока, и на живца-минотавра столько поймано было по воле рока – надо же так суметь!» - это не я экономлю бумагу, именно так, в строчку, Александр Оберемок играет ритмами и размерами.
Как определить творчество Александра Оберемка одним словом? Брутальность? Я не люблю это модное словечко, в нем слышится имя Брута, убийцы и предателя. Но это мужские стихи. Во всяком случае, юным девам и взрослым дамам, желающим поглубже проникнуть в тайны мужской души, эти стихи будут полезны. С мужской точки зрения может показаться, что многовато высоких нот, но потом увидишь одно признание и поймешь – да, это бывает, 36 лет – серьезное испытание:
«С этой грустной и тягостной думой не по силам тягаться уже. Тридцать шесть несгораемой суммой накопились в моём багаже. Хоть уныния нет и в помине – я не хмурый и злой пессимист – просто был на далёкой вершине и лечу, соответственно, вниз».
Главная тема автора, похоже, любовь. Она переплетается и с историей, и с политикой и со ссылками на литературу. А еще со сленгом, английским, великими именами и не менее великими персонажами.
« Ей снова Джим поёт уныло про то, что summer's almost , gone. Она уже почти забыла, чем кончился её роман из эсэмэсок, писем в мыло, звонков и очень редких встреч (пришла, разделась и помылась, а раз помылась – надо лечь). Она не помнит ахи, вздохи и комплименты при луне – и ей, заплаканной дурёхе, теперь хреновее вдвойне».
Есть в этой подборке стихи по-настоящему беспощадные. Например, мысли людей перед взлетом и катастрофой – где-то обычные, где-то никчемные мысли:
«Он представитель солидной фирмы, нынче летит на конгресс всемирный, шепчет тревожно за тонкой ширмой невозмутимости: «…скоро рейс…не долетает процент мизéрный… этот полёт у меня не первый …» Он теребит эспаньолку нервно, левой сжимает приличный кейс. Кресло, ремень – безопасность, всё же… Вспомнился фильм-катастрофа: «…боже…» Змейкой прополз холодок по коже. Он задрожал, побелев, как мел. Скотчем прилипла к спине сорочка. Сзади мамаша гнобит сыночка. Несколько долгих минут – и точка. Всё, началось.
Самолёт взлетел».
И далее:
«Девушка, крашеная брюнетка, слушает плеер, жуёт конфетку, рядом родители (aka предки), в плеере крутится эмокор. Розово-чёрный рюкзак, ботинки. В заднем кармане лежат резинки: «…взрослой вернуться должна, кретинка, дура набитая, в этот спор вляпалась по уши, это ж надо!..» Входит, садится с папашей рядом, и по соседям циничным взглядом: «…тот, с дипломатом, реальный чел…» Маленький мальчик устроил драму – видно, не хочет лететь в Панаму. Плачет, кричит, умоляет маму… «…поздно, пацан…»
Самолёт взлетел».
Стихи Александра Оберемка популярны в Рунете – десятки тысяч прочтений, сотни рецензий (хотя там за рецензию может считаться просто одно слово «клёво!») . И там у автора есть отличные стихи, которые хотелось бы видеть в этой книге. Какие – пусть автор решит.
Мне понравилось вот это (из интернета):
Ложатся в концепцию вечности снежные зимы,
Где после февральских метелей - черёд декабря.
Так холодно, что замерзают в раю серафимы,
укрывшись шестью одеялами крыльев. Не зря
синоптики делают ставки на белое поле.
Плохая погода и новости. Смутные дни.
И хочется, выпив для храбрости, крикнуть: «Доколе?»
в открытое небо. Но мы во Вселенной одни.
Впрочем, не верьте ему, он поэт - заговорит, закружит, одурачит ради красного словца, а потом все будет наоборот:
«Вы, конечно, вольны не верить, и считать это за прикол, но вчера сквозь двойные двери светлый ангел ко мне зашёл. Отобрав мою папиросу (согласитесь же – моветон!), он сказал, что меня не бросит, потому как хранитель он».
Видите, есть не только серафимы, но и ангелы. Значит, есть Бог. И мы во Вселенной не одни. И это уже радует.
Павел Панов, член Российского Межрегионального Союза Писателей,
Член-корреспондент Академии русской словесности и изящных искусств
