Старая-новая силлабо-тоника
ВВЕДЕНИЕ
Европа и Америка решительно отказываются от силлабо-тонической поэзии, переходя (точнее сказать — перейдя) на жесткий верлибр или версэ. Скептики предрекали крах рифмованной поэзии и в России. Однако силлабо-тоника в XXI веке обрела в нашей стране второе дыхание. В самом деле, представить себе Россию, полностью перешедшую на верлибр, невозможно — слишком велики наработанные за столетия традиции, слишком инерционно-притягательны проверенные годами метры (и мэтры).
Прочитать современные силлабо-тонические стихи в России можно (помимо книжных сборников) в журналах — «Арион», «Дети Ра», «Крещатик», «Зинзивер», «Футурум АРТ», «Воздух», «Акт», «Словолов», «Журнал поэтов», «Василиск» и др. Достаточно широко представляют поэзию традиционные «толстые» журналы «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Дружба народов», «Волга», «Волга—ХХI век». Из интернет-изданий я бы отметил набирающие силы журналы «TextOnly» и «Другое полушарие».
Большинство из перечисленных мной журналов частные, точнее сказать, своекоштные — выходящие за счет поэтов-издателей, и отражают точку зрения предельно узкой группы людей. Можно даже предположить, что пятнадцать-двадцать редакторов издательств и журналов в современной России определяют пути развития силлабо-тонической (да и любой другой) поэзии, что, конечно, для такой огромной страны, как наша, неимоверно. Как же она, русская традиционная поэзия, развивается в этих сложившихся, весьма парадоксальных и предельно непростых для культуры условиях.
В каждом из перечисленных журналов — свои авторитеты, авторы (их, впрочем, можно увидеть в разных изданиях), пристрастия и направления. Если «Журнал поэтов», «Акт», «Футурум АРТ», «Другое полушарие» нацелены на определенный поиск в поэзии, печатая стихи, написанные в том числе в комбинаторной манере (палиндромы, анаграммы, лингвогобелены, листовертни, заумь и т.п.), то «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», «Арион», «Крещатик», «Дети Ра» ориентированы, прежде всего, на классическую пушкинскую традицию, хотя и в этих изданиях случаются неожиданные вольности.
Евгений Сидоров в «Записках из-под полы» пишет: «У нас, по существу (если упрощать и схематизировать тему), — две параллельные поэзии: одна связана с традицией, другая — с разными формами неоавангардизма. Обе стоят над обрывом, напротив, всматриваясь друг в друга. Но мост необходим, он будет построен, исходя из достижений того и другого содержательно-эстетического полюса. Только тогда и появятся новые крупные поэтические фигуры, которых пока очень не хватает».[14]
Евгений Сидоров, равно как и Игорь Шайтанов в книге «Дело вкуса» [18], противопоставляет стихи поэтов круга «Ариона» стихам авторов «Воздуха»—«Вавилона», считая одних традиционалистами (в хорошем смысле слова), других — неоавангардистами. Отчасти это справедливо. Но только — отчасти. Объясню свою позицию. Мне представляется, что авангард — это тоже традиция, только подзабытая, а, точнее, искусственно и безжалостно прерванная в советское время. Невозможно понять и принять стихи, скажем, Ры Никоновой, Елены Кацюбы, Евгения В. Харитонова, не имея представления о творчестве Давида Бурлюка, Алексея Крученых или Нины Хабиас, кстати говоря, блестящих мастеров не только экстравагантной заумной поэзии, но и вполне спокойных силлабо-тонических стихов (это в первую очередь касается Давида Бурлюка).
Итак, традиция, авангард, неоавангард…
Или все-таки по-другому? Авангардная традиция и традиционный авангард? Или совсем точнее — поэзия и непоэзия?
Мне представляется, что современная силлабо-тоническая поэзия настолько многообразна и многопланова, что придать «рифмованному океану» определенные береговые очертания, крайне затруднительно. В этой небольшой обзорной статье я попытаюсь поразмышлять о трех, на мой взгляд, существенных направлениях.
1. МУЗЫКА КАК СМЫСЛ
Сразу назову несколько значимых для меня имен — Сергей Попов (Воронеж), Александр Кабанов (Киев), Александр Чернов (Киев), Евгений Даенин (Винница-Москва), Евгений Чигрин (Украина — Россия), Виктор Куллэ, Игорь Белов (Калининград), Ганна Шевченко (Донецкая область — Москва).
Перечисленные поэты, следуя давней верленовской традиции, ставят во главу угла музыку, звук. De la musique avant toute chose. Смысл как бы отходит на второй план и сам служит в определенной мере смыслом.
Удивительно дело — как правило, поэты верленовского направления (назовем их так) живут или жили на южных рубежах нашей страны — в Украине или близлежащих областях — в Воронежской ли, Тамбовской…
Предтечей этого направления стали поэты старшего поколения — Иван Жданов, Алексей Цветков, ранний (не иронический) Александр Еременко.
У поэтов-верлинистов (при всем их несомненном таланте) немало перекличек друг с другом, достаточно выверенная, спокойная и зачастую монотонная манера письма.
Евгения Вежлян в статье «Портрет поколения на фоне поэзии» замечает (правда, немного по другому поводу): «Такое ощущение, что перед нами — коллективная лирическая личность, изливающаяся в непрерывном силлабо-тоническом потоке. Что не исключает, однако, наличия в нем отдельных «точек застывания» — голосов, принадлежащих «харизматическим лидерам», концентрирующим на себе внимание аудитории». [5]
Один из лидеров направления — интереснейший поэт Иван Жданов, получивший широкую известность еще в советское время.
Жданов сумел в жестких доспехах силлабо-тоники развить новый подход к слову. Он показал и доказал, что смысл в поэзии не обязателен; его метафоры, на мой взгляд, не имеют обязательной семантической нагрузки, они интуитивны и даже спонтанны. Смысл речи, по Жданову, — речь. Смысл красоты — красота. Вот, например, стихотворение «Ниша и столп».
…Словно с древа ходьбы обрывается лист онемевшей стопою,
словно липовый мед, испаряясь подвальной известкой,
застилает твой путь, громоздя миражи пред тобою,
выползает из стен и в толпе расставляет присоски…[9]
Красиво? Безусловно. Есть ли смысл в метафорах? Очень туманный. «Словно с древа ходьбы обрывается лист онемевшей стопою». Уверен, что, например, заменив слово «древа» на слово — первое пришедшее в голову! — «года» ничего не изменится. Шарлатантсво ли это? Конечно, нет. Это, скорее, шаманство. Музыка в текстах Жданова и является смыслом. В определенной мере это можно отнести и к стихах других вышеперечисленных авторов, чье версификационное мастерство, кстати, весьма различно — если Жданов достаточно старомоден, то, скажем, Куллэ и Кабанов, не чурающиеся ни анжамбеманов, ни других изысков, более виртуозны. Но суть — повторю! — у них общая. Кстати, редко кто из них выходит за барьеры пяти традиционных стихотворных метров и даже обращение к дольнику для них весьма неожиданно.
Вот характерное стихотворение для поэтов этой группы.
АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ
* * *
смотри как жизнь придумана хитро
нас в телевизор видимо поймали
космическое в звёздочку нутро
и семьдесят до пенсии в кармане
вот девушки продеты в сарафан
разнузданной фантазии услуга
но бороздит моря левиафан
устроенный для нашего испуга
луга любви в распахнутой двери
там соловьи чтоб чувство не дремало
кругом добро и кажется бери
здесь всё твоё но денег очень мало
хоть юности диета не указ
на финишной катетер или клизма
так витгенштейн старался но увяз
в песках логического атомизма
вся полнота протянутых горстей
в зубах травинка в головах берёзка
тем обольстительнее чем пустей
текущий счёт откуда всё берётся
промешкаешь и в экстерьере брешь
а дальше тело завтраку не радо
и говоришь приказчику отрежь
на семьдесят а в долг уже не надо [17]
Попытка проанализировать это стихотворение с филологической точки зрения, разобрать его по строчкам и по «гамбургскому» счету, найти строгую логику в строфах, приведет исследователя к неминуемой неудаче. Смысл здесь, конечно, не главное. Более того, автор нарочито вводит в ткань стиха очевидные трюизмы («смотри как жизнь придумана хитро» и т.п.), как бы давая понять: что орфоэпия в данном случае намного важнее лексики и семантики, звучные и достаточно неожиданные рифмы (березка/ берется, указ/ увяз) ценнее сюжета или фабулы. Отличительные черты подобной поэзии — сохранение пушкинских канонов, отсутствие описательности и прозаизации, эллипсический рваный (цветаевский) синтаксис, который предполагает определенные возможности сотворчества (домысливания) со стороны читателя.
Поэты этой традиции наиболее востребованы в современном литературном (журнально-книжном) пространстве, их голос звучен и слышен. Уверен, что успех каждого из них (речь, конечно, не о Жданове, Цветкове или Еременко, творческая биография которых сложилась, слава Богу, успешно) будет зависеть теперь от ряда обстоятельств — связанных, на мой взгляд, с личной судьбой каждого...
2. ЗАРИФМОВАННЫЙ РАССКАЗ
Поэты, работающие в жанре «зарифмованный рассказ», опираясь на лучшие российские (советские) стихотворные традиции середины и конца прошлого века (Борис Слуцкий, Александр Межиров, Аркадий Кутилов, Александр Ханьжов, Олег Григорьев) ужесточили черты современной просодии, рифмованный стих стал еще более прозаизирован, в стихах появились максимально густая плотность, усиленная аллитерационными возможностями, максимум просторечной, бытовой и даже обсценной лексики. Это поэзия жесткая, нелицеприятная, зачастую граничащая с физиологическим очерком.
Полагаю, что расцвет подобного рода поэзии отчасти связан и с новой общественно-экономической формацией, в которую вступила Россия в конце восьмидесятых-начале девяностых годов прошлого века и тысячелетия. От гуманных (пусть только декларируемых) коммунистических идей страна перешла к лагерной (капиталистической ее назвать при всем желании затруднительно) установке, что человек человеку волк, выживает сильнейший и т.п. Это не могло не сказаться на стихах.
Характерно новое направление представляет талантливый красноярец Антон Нечаев.
ТВОЙ ДРУГ
Если тебя пристрелят,
будет все хорошо.
Землю парчой устелют,
всюду развесят шелк.
Будет много народу,
мама придет рыдать.
Тело по всему городу
будут гуртом таскать,
чтобы глядели гады
те, кто тебя убил:
нечего ждать пощады! —
так твой друг говорил.
Где он теперь, красавец?
Пьет на Карибах ром.
В перстне роскошном палец,
прямо у моря дом.
Разик его хватило —
в город послать цветы,
где это дело было,
где укокошен ты. [12]
Не менее жестки и шокирующи Владимир Губайловский (Он умрет от цирроза, / очень рано умрет. / Это — грустная проза, / если доктор не врет. / Он загнется от рака, / рака толстой кишки. / Эким боком, однако, / нам выходят стишки (7) и Евгений Лесин (Весенним утром в Подмосковье/ Среди берез и тополей, / Напившись менструальной крови, / Я спал в блевотине твоей… (11)
Поэты, работающие в жанре «зарифмованного рассказа», называют вещи своими именами, препарируют чувства лирического героя, искренно говорят о наболевшем, вовлекая читателя в процесс сопереживания.
Это даже не эпатаж (прошли те времена), это точное о п и с а н и е действительности, предельно реалистичные зарисовки с натуры, которые, по идее, призваны шокировать, но уже не шокируют. Все привыкли к тому, что окружающий нас мир суровой эпохи первоначального накопления капитала таков, каков он есть.
Перечислим и здесь несколько имен — Сергей Арутюнов (Москва), Александр Бугров (Кострома), Евгений Бунимович (Москва), Алина Витухновская (Москва), Андрей Власов (Великие Луки), Владимир Губайловский (Москва), Сергей Зубарев (Липецк), Полина (Ольга) Иванова (Москва), Валерий Кислов (Санкт-Петербург), Евгений Лесин (Москва), Наталия Лихтенфельд (Берлин), Валерий Лобанов (Москва), Борис Марковский (Германия), Антон Нечаев (Красноярск), Валерий Прокошин (Обнинск), Игорь Панин (Москва), Евгений Реутов (Москва), Феликс Чечик (Израиль), Владимир Ярцев (Новосибирск).
Интересна рифменная система вышеупомянутых авторов — она, как правило, строга, перекрестна, стихотворные метры (размеры) в произведениях выдержаны, раешные вольности допускаются крайне редко, если не сказать, что не допускаются вовсе. Иначе и не может быть при т а к о м взгляде на жизнь (такой жизни) — слова увесисты, многопудовы как гири.
Один из ярчайших поэтов направления — Валерий Прокошин из Обнинска. Он печатается не часто, в основном в журналах «Дети Ра», «Футурум АРТ» и «Крещатик».
Процитирую стихотворение «Сад осенний, сад вишневый, сад больничный»:
Сад осенний, сад вишневый, сад больничный —
То ли Чехов, то ли Бунин&Толстой.
Разговаривать о Боге, как о личном,
С пожилою, некрасивой медсестрой.
Вдруг сравнить себя с собакою на сене —
Между ангелом и бесом… А вокруг
Сад вишневый, сад больничный, сад осенний
По библейски замыкает ближний круг.
Вот и бродишь в нем почти умалишенный
С продолжением истории простой:
Сад больничный, сад осенний, сад вишневый —
Гефсиманский, год две тысячи шестой. [13]
Трагическое ощущение жизни — основной лейтмотив поэтов, пишущих в жанре «зарифмованный рассказ», они постоянно напоминают себе и нам, читателям, о трагичности и абсурдности жизни, о том, как быстро и безжалостно замыкается «ближний круг». Их речь — прямая, без экивоков, синтаксически простая, что граничит их манеру с добротной прозой.
Поэты старшего поколения — «шестидесятники» Андрей Вознесенский, Евгений Евтушенко, Юрий Влодов — остаются вполне современными и в своих лучших стихах по-прежнему на высоте. Перечисленные авторы, на мой взгляд, также работают в жанре «зарифмованный рассказ».
Евтушенко, когда отходит от политических агиток, показывает себя одним из лидеров этого поэтического направления — поэтом подлинного лиризма и мастерства.
* * *
И все-таки я с тобою,
и все-таки ты со мной,
зажатые шумной толпою,
придавленные тишиной.
И все-таки мы родные,
а это нельзя не сберечь,
и все-таки мы иные,
чем были до наших встреч.
У памяти столько заначек,
что хватит их нам наперед,
и кто-то из нас заплачет,
когда из нас кто-то умрет. [8]
Вознесенский при всей своей мастеровитости, условной авангардности и раешности остается подлинным смысловиком и рассказчиком... Он описывает действительность, свои внутренние переживания. Он рассказывает нам о них (см. подробнее о новых стихах А. Вознесенского мою рецензию в журнале «Знамя»). [16]
Талантливый и менее известный Юрий Влодов предельно лаконичен, афористичен, но также повествователен.
* * *
Все гениальное просто:
Голуби, стены Кремля…
Небо высокого роста,
Малого роста — земля…
Вспомните Роберта Фроста! —
Фермер! Крестьянский атлант!..
Все гениальное просто,
Сложным бывает талант! [6]
Эстафетную палочку поэтов-рассказчиков подхватывает более молодые и более версификационно раскрепощенные (я бы даже сказал — мастеровитые) авторы — Сергей Арутюнов, Полина (Ольга) Иванова, Сергей Зубарев, Анастасия Денисова и другие.
Находясь, как правило, в рамках пяти стихотворных метров, эти поэты демонстрируют весьма густую концентрацию стиха, отточенную и разнообразную рифменную систему.
Вот одно из стихотворений Сергея Арутюнова.
* * *
Как поедешь, милок, на окраину, в Балашиху,
Станут спрашивать, кто, мол, откуда, — мычи да плюй.
Оставаясь в живых, будешь веровать лишь в ошибку.
В январе и не вспомнишь, какой бушевал июль.
Там по-прежнему носят футболки и олимпийки.
Там штаны мешковаты, глаза на миру красны,
И усадьбы тонут в щебенке и повилике,
Тишина обступает и голос идет в распыл.
Это, бэйби, Россия-мамка, родная Рашка.
Ты давно не бывал тут, забегался, — так поедь,
В придорожных кафе кипятошное быстробрашно
Оставляя нетронутым, дабы не отупеть
От воды-забывайки, нарекшей поэта poet,
Чтоб на каждый окрик ты лыбился, косорыл,
Ибо что с нее взять, если даже себя не помнит
И не хочет помнить о тех, кто ее забыл. [2]
Интересно, что рифмы Арутюнова (одного из самых виртуозных поэтов поколения) во многом предопределены ассонансной рифменной системой так называемых эстрадных поэтов (в частности, Ахмадулиной и Евтушенко). И, конечно, такие бесспорные арутюновские находки, как балашиху/ ошибку, красны/ распыл, напоминают о непрошедших для него (нынешнего поколения в целом) бесследно шестидесятых-семидесятых годов.
Связь поколений не прерывается.
3. КОМБИНИРОВАННЫЙ СТИЛЬ
Особая разновидность современной силлабо-тонической поэзии — поэзия, условно говоря, комбинированная, имеющая разные отличительные, опознавательные черты. Здесь соединяются несколько традиций — силлабо-тоника и заумь, палиндромия и анаграмматическое письмо. В комбинированном стиле, на мой взгляд, значительных высот достигли такие авторы, как Тамара Буковская (Санкт-Петербург), Сергей Бирюков (Галле, Германия), Елена Кацюба (Москва), Константин Кедров (Москва), Валерий Кислов (Санкт-Петербург), Арсен Мирзаев (Санкт-Петербург).
Тамара Буковская (печатающаяся, кстати, не только в своекоштном «Акте», но и в «Новом мире») пишет:
волеизъявление
мочеиспускание
предопределение
рукоположение
расположение
уложение
служение
сожжение
сужение
лужение
уже ни е
еще не е
не ничье
но не мое [4]
Перед нам произведение, построенное по принципу усекновения строки и монорима. Оно содержит в себе, в частности, элементы зауми (уже ни е/ еще не е). Силлабо-тоническое стихотворение получается синтетическим или комбинированным, соединяющим в себе несколько традиций.
Елена Кацюба демонстрирует невероятные возможности метрической палиндромии.
Я И ТЫ
Я и ты — бог, эго бытия.
Я и ты — Бах эха бытия.
Я и ты — бутон нот у бытия.
Я и ты — балет тела бытия.
Я и ты — бури миру бытия,
я и ты — бич у тучи бытия,
я и ты — беда в аде бытия,
я и ты — бензин из небытия.
Я и ты были силы бытия.
Я и ты были жилы бытия.
Я и ты — база, фаза бытия.
Я и ты будем мед у бытия. [10]
Это силлабо-тоническое палиндромическое стихотворение, усиленное рефреном «Я и ты — бытия», содержит все элементы высокой поэзии. Мало написать строчки, которые одинаково читаются слева направо и наоборот, важно, чтобы в них были музыка, смысл, образ.
Каждая строка приведенного выше стихотворения Кацюбы несет определенную семантическую нагрузку. Уже первый стих (я и ты — бог, эго бытия) показывает удивительную и я бы сказал сакральную сущность слова, в котором метафорическим способом закодированы абсолютные законы мироздания. Автор, точно перекладывая Библию палиндромным поэтическим языком, создает новый вид комбинированной силлабо-тоники.
Сергей Бирюков делает ставку на аллитерацию и заумь, граничащую с безумью, но, в итоге, в своих простых по ритму стихах, написанных трехстопным хореем, тоже говорит о вещах высоких и сакральных.
Гоголь голый или гость,
голос или горе?
Колос воли, в горле кость,
космос в теплом створе. [3]
Важный момент — поэтов, которые профессионально владеют техникой и мастерством силлабо-тонического стихосложения и при этом используют приемы иной стихотворной (комбинаторной) традиции, предельно мало. Талантливо совмещать стили, как выясняется, не так просто. Эклектика дается не всем.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Основная проблема современной силлабо-тонической поэзии невероятно проста и сложна одновременно. Дело в том, что далеко не все поэты напечатаны в полном объеме (об этом я подробно писал еще в 2004 году в статье «Новый самиздат»). (15) Не создана адекватная эмпирическая база, более того — до сих пор нет механизмов для ее возникновения — напомню, что большинство современных журналов поэзии выходят за счет небольшого количества энтузиастов, которые при всем желании не могут объять необъятное.
Другая проблема мне видится в том, что локальные референтные группы (критики, которые, к сожалению, стали выполнять роль пиар-менеджеров и отошли от своих прямых обязанностей) по-прежнему отстаивают свои собственные, ведомые только им пристрастия, точно забывая, что поэзия, говоря словами Олега Чухонцева, абсолютная материя.
Алексей Алехин пишет на страницах редактируемого им журнала «Арион»:
«Движение литературы представляется им (литературным обозревателям. — Е.С.) чем-то вроде спортивного сезона, где всякий раз вспыхивают и угасают звезды. Ну, как во времена моей юности на смену хоккейной тройке Локтев—Альметьев—Александров пришла тройка Фирсова, а потом Харламова — или, если брать теперешний модный теннис, за Кафельниковым вознесся Сафин, а там и Давиденко заблистал». [1]
К сожалению, эти слова во многом справедливы. В российский литературный процесс входят тройками. Если в шестидесятые годы блистала тройка Евтушенко—Вознесенский—Ахмадулина, то в настоящее время «гремит» новая тройка — Кенжеев—Цветков—Гандлевский. Это наиболее востребованные сегодня авторы. В этом, конечно, нет ничего страшного, более того, безусловно, все перечисленные поэты даровиты и заслуживают внимания, о чем, в частности, и говорится в данной статье. Вопрос в том — что есть и д р у г и е. И для того, чтобы их проанализировать, нужно, как минимум, их прочитать. А это в нынешних условиях, к сожалению, не просто.
Несмотря на все перечисленные трудности, силлабо-тоническая поэзия динамично развивается в самых различных регионах страны — от Москвы до Владивостока. Вырос общий версификационный уровень. Будем откровенны — региональные поэты ничем не уступают в мастерстве москвичам и петербуржцам. В целом всплеск силлабо-тонической поэзии в России в начале XXI века позволяет говорить о новом поэтическом буме в нашей стране, осмыслить который в полной мере нам еще предстоит.
Евгений Степанов