Тур - 234: "Хлебнувшему неба" (конкурс завершен)

Вот ничего не помню я…Буэндиа,
Цыгане, много секса, ювелир…
А ведь страна тогда как будто сбрендила,
Да остальной, похоже, сбрендил мир.

Дела людей неведомого племени,
Какой-то лунной дальности земли,
Вожглись, как угли, в души странным семенем
И порослью лианною взошли.

Седой мужик с марксистской пылкой придурью:
Усы, ухмылка, внешностью – грузин,
Он мир весь этот забубенный  выдумал,
И нас – приплод кошачий – погрузил

в него, кто выплыл, стал задумчивей,
Кто утонул, сам стал миры ваять.
С нерусской страстью «фэнтэзи» выдумывать
И нищему полковнику писать.

Покойся с миром сын страны Колумбии,
Не жухнет лавр, что вплёл ты в свой венок.
Ты был велик, таких уж вряд ли будет-то
Средь тех, кто  тут остался  одинок.

Страшна зараза эта «одиночество»,
Передаётся умственным путём.
Но от неё таблеток пить не хочется,
Напротив, мы болезнь запоем пьём.

…Две линии легли наискосок,
По верху капли брызнули с размаху…
Терпи-терпи, подопытный листок, –
Печальный опыт не ведёт на плаху.

Ещё звучал над Витебском февраль –
Ветра играли баховскую фугу.
И юноша – шагал, шагал, шагал –
Выскальзывал из квадратуры круга.

Выписывал дома, людей, столбы,
Взлетал над миром и парил спокойно
Вдали от непонятливой толпы,
Иному отбивающей поклоны.

Листок терпел, пришёл на смену холст:
Калейдоскопом Петербург с Парижем,
Шолом-Алейхем, Гоголь, Холокост,
А между ними – судьбы, души, крыши...

Нести печаль – сомнительный удел:
Её печать с божественным не ладят.
Сдвигая грани, Марк не шёл, – летел,
Самозабвенно излучая радость.

*а теперь можно послушать музыку и ещё раз перечитать текст)
http://www.audiopoisk.com/track/isbah/mp3/preludia-2-v-sovremennoi-obrabotke/
.

Осень. Я тянусь к карандашу,
А карандашом тянусь к бумаге.
Я, как Пушкин, осенью пишу,
А в жару – ни влаги, ни отваги...

Временами, каюсь, я не прочь
Пригубить настоечки зубровской,
Ну, а после этого всю ночь
Лесенкой пишу, как Маяковский...

Воет вьюга... Грусти не унять...
Ухожу я в рощу на рассвете,
Чтоб берёзке песни распевать,
Как Есенин, под метель о лете...

Как-то в ночь не в шутку занемог.
Вспомнилось, прошло чуть больше века
С той поры, как дал подсказку Блок:
Улица, ночной фонарь, аптека...

Время гонит лошадей лихих,
Выставляя нам свои отметки...
Средь оравы пишущих стихи
Гении встречаются так редко.

Вот мне и подумалось: эге,
Нет вернее способа умнО жить –
С гением на дружеской ноге
Быть и этим свой престиж умножить.

Вот - вмерзающий в кристалл
человек неосторожный,
безрассудный.
Кто сказал –
вмёрзнуть в небо невозможно?

Если ад - духовка,
рай – вероятно – морозилка?
Видишь – сыплются за край
медяки души-копилки,

пара блёсток серебра
да монета золотая....
Дуализм добра и зла
облегчённо отметая,

человек впускает внутрь,
в полость нежного пространства,
криогеновую суть,
просветленье-пуританство.

Ледяных прозрений шквал…
Вирус света в чашке Петри...
Если бренный мир так ал –
то бело, как снег, бессмертье.

Начинается зима.
Мёрзлый воздух стекленеет...
Если горе – от ума,
от безумья – счастьем веет?..

Он врастает в небосвод
сонмом нервных окончаний,
свой летательный исход
принимает без печали,

и прозрачный, как слюда,
нам во тьму блестит неярко...
Кто сказал, что пьедестал –
лишь пылающему Данко?

Беглый мазок на холсте безымянном**
Кажется лёгким пятном,
Высветив грань — пряный воздух так пьяно
Соединился с холстом!

И шелохнулся верх платья от вздоха,
И отойдя ото сна,
Словно лучами подсвечена тонко, —
Полуулыбка ясна.

Кто разглядит, эти чёртовы муки —
Сколько кружит с нею взгляд —
Бог целовал её светлые руки,
Кажется боготворя...

О, одиночество — тайная сила,
Ровно в двенадцать — невмочь,
Синим дождём разбавлялись белила —
Свежестью веяла ночь...

Белым листом восхитятся ли снобы,
Канет ли в сон чистота?
Он повторил бы всё в точности снова —
С блика пустого листа...

--------------------------------------------------------
*На основе произведение Оноре де Бальзака "Неведомый шедевр"
** строка Юрия Левитанского из стихотворения «Падают листья осеннего сада…»

              
                                         «Поэт в России больше чем поэт…» Е.  Е.
        «А тридцать три - Христу. Он был поэт, он говорил…» В. В.

Поэт в России больше чем поэт,
Но только никого в огромном зале.
Никто не знает, что стихи сказали
Народу о раздетом короле.
И потому правителю хвала
Из всех орудий медиа-пространства.
Ну, а поэту – посох долгих странствий
И нищеты цепная кабала…

Цепные псы России вечно мнят,
Что голос их превыше ясных строк:
Они тихи…Так щёлкает курок!
И принимает проповедь земля.

Язык впитает вечные стихи,
А лилипутам не вместить поэта:
Швыряет строчку яростного света –
Она для несгибаемых махин.
Что роте ртов до остроты строки?
Толпу прорежет, армию и Думу.
Наперерез рванётся вольнодуму
И не удержат старые мехи…

Строки извечно юной, молодой!
Вином она прольётся, не водой.

Дерзкий мальчишка опять видит странные сны -
Снится ему, будто он, точно птица, крылат.
Носится в небе в серебряном сете луны,
К звёздам стремит восхищённо-пронзительный взгляд.

Утро рассветным лучом постучалось в окно,
Нехотя мальчик из сна возвращается в явь.
Шепчет тихонько:
- Я буду летать всё равно,
Сколько бы мне ни твердили "забудь" и "оставь".

В школьной тетрадке старательно чертит крыло -
Небо уже на него наложило печать,
И потому, всем жестоким насмешкам назло,
Он продолжает надеяться, верить и ждать.

Годы прошли, и реальностью стали мечты -
Группа военных построилась, как на парад,
Мимо их строя торжественно, без суеты,
Гордый собою, на поле ведёт аппарат

Взрослый мальчишка, сберёгший крылатость души,
Радостно смотрит и гладит рукою перкаль -
Больше его не сумеют полёта лишить.
В воздух поднявшись, он быстро уносится вдаль.

Пёстрым ковром проплывает земля под крылом,
Стрекот мотора звучит как торжественный гимн,
Крутится смерчик из пыли, но видится в нём
Пепел ещё не сгоревших в огне Хиросим....

Театра вдохновенье
Наполнено игрой:
Погиб герой на сцене -
Актёр спешит домой.

Но если так играет,
Что за душу берёт,
Когда он умирает,
Герой его - живёт.

Талант, или природы дар?
Родился, говорят в сорочке.
А мне сорочкою бог дал,
Стихов написанные строчки.
Когда бессоница в глаза,
Белеет лист, еще ни слова.
Назавтра выйдет полоса,
Газеты.Там стихов основа.
Друзья устанут поздравлять,
Встречая утром на работе.
"Где научился так писать?
Такой-же, как и все мы, вроде".
Но в коллективе Шапокляк,
Скрипит обижено "писака".
Оставив на душе синяк,
Прошла невидимая драка.
Искать ударные слога,
Талант, работа без простоя,
Ищи, поэзии слуга,
Соря словесною рудою,
Стоят в строю, за рядом ряд,
Слова, как в армии солдаты.
Они солдаты, я комбат,
Меняю лишь года и даты.

Тружусь всю жизнь, как муравей,
Но жалок плод моих усилий,
Зато Пегас не загнан в мыле,
Как у талантливых людей.

Они сгорают, как свеча,
Сверкнуть спеша звездой сверхновой,
А я влачу свои оковы
И жду, как смертник, палача.

Им цель указывает Бог,
Талант даёт её добиться,
А я ведь мог и не родиться, -
Не изменился бы итог.

Кого запомнят на века,
Кого забудут в день ухода,
Решает Бог или Природа,
Иль Дух, неведомый пока.

Что ж раз судьбою не дано
Прославить собственное имя,
Безликой массою с другими
Сольюсь и опущусь на дно.

Но может содрогнётся мир,
Призвав редактора к ответу,
Он погубил во мне поэта,
Что стать таким мог, как Шекспир.

На протяжении веков
Поэты отвечали
На притяженье облаков
Приливами печали...
Переходя на лёгкий слог,
Расправив смело крылья,
Они взмывали высоко...
Но голосом могильным
Судьба звала на пьедестал
Талантливых и юных...
И снова
гений
бронзой
стал...

Оградкою чугунной
Он не надёжно защищён
От сплетен и вандалов;
Садятся птицы на плечо
Вошедшему в анналы;
Скамейка – нищего приют
До первого мороза...

По-э-ты
дол-го
не  жи-вут  –
Такая жизни проза.

Но в удалении веков,
В забвенье, сквозь запреты,
Всё так же смело и легко
На притяженье облаков
Откликнутся поэты!

- Что за мальчик! Что за чудо!
Щёчки – персик, волос – шёлк.
Вообще талантов груда:
В восемь месяцев пошёл.

- Ну а мой – других не хуже,
Он как Солнце средь планет:
Ел сегодня ложкой ужин,
А ему и года нет.

- Хоть с роддома я намедни,
С вами спорить я могу:
Гениально мой наследник
Мне сказал: «Агу – агу!»

Спорят женщины упрямо
В Риге, в Сочи, в Воркуте,
Перевзвесив всё до грамма,
«Кто же лучший из детей?»

Каждой маме, без сомнений,
Ясен правильный ответ:
Только свой – «ТАЛАНТ» и «ГЕНИЙ»,
Кочубей и Пересвет.

Судьба не лёгкая у гениев -
Зерно пророщено и брошено,
Растёт стремительнее времени
Вперёд — лазутчиком из Прошлого.

У них новаторство прозрения,
порой, настолько капитальное,                        
Что современники оценят ли
то, что за гранью понимания?

Для косности — подобны зуммеру,
и... попадают под репрессии —
в нехудшем случае — к безумию,
а в худшем — к смуте или ереси.

Не дураками и не дурами
места вождей, обычно, заняты,
Но всё, что «выше средне...»
                                        уровнем,
для них опасней наркомании.

И остаются недопоняты,
И остаются недопризнаны,
Потом — посмертно лишь — припомнят им
несвоевременные истины.

        

Я вспоминаю, с ностальгией, как свистел
сидящий на окне вагона ветер.
Лишь я и он, да - поезд - мы в ответе
за слаженность работы тех систем,
что степью мчат на юг локомотив:
"лишь-мы-лишь-мы" лишь мы - тут, воедино.
Летит - навстречь, трепещущий хитином,
степной, летучий мир, освободив -
разбитым легионом тщетный зуд,
толкающий на безрассудства крохи
живых телец...На непрестанный грохот.
Туда, где - ждет, сверкая, белый зуб
прожектора, седлающего тень
ночной стрелы, пронзающей пространство.
И Вновь под вечным небом наше братство,
такое - стоит только захотеть.
И вот, минуя рельсы и резон,
доставить до перрона пассажиров -
вверх, вверх, вверх, вверх. Горит, лампадным жиром,
весенний лунно звездный горизонт.
Разгон. Напор - полет и, невдомек -
концовкой - непредвиденная жалость.
Удар сердечной боли. Вкус металла -
от рельсов пахнет сталью и огнем,
а на поверку - небо, я и степь.
Гудок все дальше, дальше - затихает,
по небосводу опытный механик
роняет леониды для - гостей.