Тур - 216: "И бродит время здесь по кругу" (конкурс завершен)

Всё было в юности не так:
Всё было проще и понятней,
И вкус у хлеба был приятней,
И был в цене простой пятак,
А жизнь казалась бесконечной,
И яркий шлейф дороги млечной,
Вёл от околицы в места,

Где расплескали ковыли
Холодный шёлк под небом знойным.
Где величаво и спокойно
Курган в обветренной дали
Стоит, одетый в латы камня,
Как скиф из древнего преданья,
Чьи племена давно ушли…

Где обожжённый травостой
Щетиной жёсткой кроет склоны.
Где я, беспечный и влюблённый,
Вдыхал таинственный настой
Полыни, чобора и мяты,
И, нежной робостью объятый,
Девичий локон золотой

Ласкал. Там жирной запятой
Пятнало солнце лист заката.
И мысль, крамольная когда-то,
Пронзает истиной простой:
Всё было в юности прекрасно,
И прохожу я не напрасно,
В который раз дорогой той…

28.09.2011

Жил в некоем городе некто.
Он был не лишен интеллекта.
Такого шального субъекта
Не знали родные края.

Он пил что-то вроде нектара.
Прозрачно-стеклянная тара
Разбросана на пол-гектара
Среди спорыша и репья.

То был заурядный детина.
Его не сломила рутина.
И шесть килограмм никотина
Его не способны убить.

Но если случиться плохое -
Завянет его каланхое,
Иль дом свой спалит в Онохое -
Он будет по прежнему пить.

Онохой - поселок городского типа в Бурятии

Здесь, у самого у края,
Токмо собственным умом,
Несмотря и не взирая
Потихонечку живём,

Проживаем жизнь в рассрочку,
Втихаря и про запас.
Кто-то сильно катит бочку,
Слава богу, мимо нас,

Кто-то из последней мочи
Лезет из болота в знать,
Кто-то зуб усердно точит.
На кого? Хотел бы знать.

Кто-то носит модный топик,
Кто - фуфайку под ЗК,
Кто-то всех в сортире топит,
Кто не спрятался пока,

Кто-то ходит голый-босый,
Кто-то носит модный мех,
Кто-то под слепого косит,
Хоть и видит лучше всех,

Кто в костюме от Армани
Представляет верхний слой,
Кто-то держит шиш в кармане,
Кто-то камень под полой,

Кто-то весь с утра в работе,
Кто-то дрыхнет на печи,
Кто-то, сволочь, знает что-то,
Но из принципа молчит,

Кто в бутылочку играет,
Всё списав на нервный срыв…
Хорошо, что хата с краю,

Плохо, что за ней обрыв!!

Время, став ручным, спряталось в часы,
Спит, как кот домашний.
Я его могу дёрнуть за усы:
Мне совсем не страшно!

Бросить на весы я его могу,
До минутки взвесить.
Стрелка на оси вертится в кругу:
Вечный бег на месте.

Как она тонка! Как она стройна!
Притворилась слабой ...
Если б не в кругу двигалась она –
Далеко ушла бы!

Стрелка на оси – белка в колесе:
Ни пути, ни цели.
Если б не в кругу двигались мы все –
Сколько б мы успели ...

Дел привычных власть, слов привычных связь:
Верность, долг, обычай.
Время под стеклом дремлет, не боясь,
Что уйдёт добыча.

Иногда, со мной наедине,
Мама говорит как это важно
Говорить уверенно и слаженно,
И живот подтягивать к спине.

Бабушка тревожится за то,
Что носки вязать я не умею,
Что за всю прошедшую неделю -
Ни петли, ни крестика, ни нот.

Папа верит в шахматы и мат,
В совершенство всех канализаций.
Я же изучаю карту наций
И долблю всесильный сопромат.

В лабиринтах улиц городских
Что мне все умения, их прока,
Если не понять как одиноко
Был рождён и умирает стих...

И зачем зазубрина в часах
Спотыкается так вероломно,
И зачем с дождями, так огромно,
Небо умещается в глазах.

Открой окно. Пусть снег тебя разбудит.
Не первый, а обычный снег. И всё ж…
Ты замечал, как быстро тают будни?
Как каждый день на прошлые похож?

И вдруг, кружась, как мяч в водовороте
(То недолюблен, то неразлюбим),
Ты понимаешь: гол в твои ворота
Забит не кем-то, а тобой самим.

Не в первый раз и, верно, не в последний.
И дежавю реальней прочих чувств:
Как рыба, бьёшься в старом добром бредне,
Где каждый узел знаешь наизусть.

А ты проснись. Ещё не слишком поздно,
Песочные часы полны песка.
Открой окно. А чтобы не замёрзнуть,
Ты руки никогда не опускай.

                                                 23 октября 2015 г.

Мы говорим о погоде:
мы – истинные англичане.
Это – почти молчанье…
Смог за окнами бродит.

Бог да спасёт королеву!
«Виктория» – имя победы!
Кстати: время – к обеду…
Ах, годы-годы, где вы?

Британия, правь морями! –
Лондон – столица мира,
Ирландия – общий чирей…
Сколько же в мире дряни.

Дизраэли?! – он безроден;
слышно – недурно пишет?
Тише, my dear, тише...
Вновь говорим о погоде.

Алиса, у виска ты не крути,
со вздохом  не закатывай тут  глазки...
послушай, тетя  дело говорит…
отринув реквизит волшебной  сказки,
ты вырастешь однажды без грибов
из детских платьев и цветных иллюзий…
поймешь, что мир кощунственно не нов
и не для всех бывает All inclusive…
смирившись с этим, будешь  просто жить…
и в смене дней, прошедшей многократно,
без лишних чувств, которые свежи…
уже не отличишь вчера от завтра…

а время убиваемое мстит
и суть свою бессовестную кажет:
все меньше тех, кого моложе ты...
все больше тех, кого ты много старше….
к нулю свод первых - основная цель…
пусть кролика подольше где-то носит,
ведь страшен заключительный тоннель
со светом, что заявлен был в анонсе...

мысль детскую увы не разбудить,
с ребенком этим маеты не мало…
хотела так тебя  предупредить,
Алиса, ну куда ж ты побежала?    
  

От безделья - вся тоска,
Рыхлая как творог.
Тупо хочется ласкать
Тех, кто мало дорог.

Тупо хочется помять
Всё, что есть на теле,
Тупо хочется, чтоб март
Стал скорей апрелем.

В путешествие пустить
Губ настырный латекс
Чтобы тонкий всхлип добыть
Там, где надо плакать.

И до одури вдыхать
Запах терпкий страсти,
Твёрдое своё пихать
В то, что мнят за счастье.

И стонать под стон чужой
От ненужной боли,
Отделив себя межой
На совместном поле.

Вот и снял тоску на час
Занятостью ложной,
Так и дело не начав
Главное, возможно.

Что-то по усам текло,
Только в рот не лезло.
Мухе зимней о стекло
Биться бесполезно.

Какова королева, таков и Париж –
Это значит, Парижу не быть.
Прошепчи, прошурши, бессловесная мышь,
Ты могла бы иначе прожить?

–Даже думать об этом – тяжелая боль,
Лучше спрятаться в сонную мглу.
Какова королева, таков и король –
Он скребется в соседнем углу.

–Ты мечтаешь?  – Мечтаю пожить, не спеша.
Все сильней притяженье Земли.
Я на свет родила не безликих мышат,
Значит, будут еще короли.

«…Юность – птица! Не помню, когда ты пришла
И когда, легкокрылая, в даль уплыла». Омар Хайям

Море, маки… вдали маяк,
Паруса то плывут, то тают…
В снах о прошлом, девчонка  – я,
Загорелая и босая.
На тесёмке – куриный бог,
С дыркой камешек (есть примета!),
Мне его приберёг песок,
Чтоб отдать в середине лета.

Сладкий сон, что бокал вина,
Грусть приятная полнит душу.
Море, маки и я – одна…
Эту быль ничем не нарушить.
Капли солнца в морской воде –
Бирюзовые блики стразов,
И оборки медуз везде –
Ярче блеска хрустальной вазы.

Я иду, а волна песок
Накрывает крылом, как птица…
Сон про юность мою не смог
Мне в реалии повториться.

Я во времени вязну, словно бы в иле.
Стихи гудят из прошлого эхом.
Что сказать о любви мне? - которого не любили,
А если любили, я не знал об этом…

Только пусть любившие на меня не сердятся,
Но слетаются на слова, как на крошки - птицы.
Создавая текст по лекалам сердца,
Устал выправлять его по ширине страницы...

И напрасно вчерашний день не верну я.
Чтобы поняли, вновь говорю туманно.
Перекладываю со здоровой головы на больную.
Улица омывается Атлантическим океаном.

Вдалеке от полярного круга,
На своём аргентинском плато
Проживает задумчивый Хьюго.
К шее липнет намокший платок,

По-ковбойски он правит подпругу,
Ищет вечером куст под ночлег.
Ни кола, ни двора нет у Хьюго,
Ни страны, ни надежды, ни лет.

И случайна еда и подруга,
Песни в нос - как мычанье коров.
И не помнит улыбчивый Хьюго
Про уютный родительский кров.

Одиночество, конь - вот два друга
У такого, как он, бобыля.
И дорогами длинными Хьюго,
Жизнь свою отмеряет, пыля.

И луна вместе с солнцем - по кругу
Провожают его в дальний путь,
И в простой философии Хьюго
Люди-гаучо вечно живут.

Загнан в Пампу, в коровий свой угол,
С детства сам он себе командир.
И не знает отчаянный Хьюго -
Как огромен и сказочен мир.

Бурёнка пустила козла в огород.
Да, он козёл, но она с ним живёт.

«Брось!», – говорят, её соседки сурово:
«Он же козёл!»
                          –  Но козёл – чернобровый…
–  Да, он козёл!!!
                              –  Что козёл – это да,
В милых кудряшках его борода…

Со смыслом у басни, конечно, старо –
Этих козлов и коров, как в метро.

...Чье око видит с высоты,
куда несется колесница?
Какие кони впряжены?
                    
                Ответ. Яков Полонский
                http://www.stihi-rus.ru/1/polonskij/33.htm

Под ругань, шум, аплодисменты
Мчит по дороге колесница.
В пыли, в грязи мелькают спицы,
В пути сменяются возницы –
Цари, генсеки, президенты.
Всё те же кони впряжены,
С дороги езженой не сбиться:
Давно мосты все сожжены,
Чтоб от пути не отклониться.
Застыло время: колесница
По кругу замкнутому мчится.

Володя жил в хрущевке возле парка.
В зеленых кленах прятался балкон.
Скакала по высоким веткам галка,
И лился карусели ржавый стон.
  
Был физиком отец, и Вовка в детстве
Огромным преимуществом считал
«Комка»* радиотехники соседство
И близость «за бугор» бегущих шпал.

Он быстро оказался в синей дали
(Успел еще в застой) и был таков.
А клены у его балкона стали
Мне пищей для печали и стихов.

А позже и страна исчезла с карты.
Подвального «комка» растаял след...
На лавочке, подвыпивший с зарплаты,
Сидит тот старый физик, мой сосед.

Напротив на скамеечке старушки
Домовый сочиняют сериал.
Шпионом внук Ивановны из "двушки"
Доносит – кто кому и что сказал.

"Володя плюс..." – написано в подъезде...
Но я для друга стала навсегда
Забытой галкой скучного предместья,
Хлопочущей у старого гнезда.  
                            
Когда хожу гулять в конце недели
В соседний парк знакомою тропой –
Бывает – задержусь у карусели,
Где звал в свой мир фантазий мой герой.

"Комок" - в советское время народное название комиссионного магазина

Время иссякло и стало сухим: влажные слезы остались в подкорке.
Что ж, этот век заслужил быть таким – жестким паяцем на длинных подпорках.
Надо молиться, но нити небес режут суставы до боли и крови:
Марионетке не светит успех, если жить только по божеской воле.
Не по своей – по чужой и немой, где не проронишь ни мысли, ни слова,
Где, в такт отчеканив путь свой земной, вдруг понимаешь, что время – полова.
Зерна прилипли к слоям антител и зачерствели, как души усопших,
А ты ни-че-го сказать не успел – критик вселенский придирчиво ропщет,
Пряча ключи от портала в сверхмир… В космосе все параллельно и мудро:
Крыльями машет святой херувим – бьется со змиями каждое утро...

Я – по цепочке следов на весу стоптанных, старых, как время, сандалий –
Золото осени в зиму несу сквозь горизонты степных итакдалей.

Вехи веков, спрессованные в слова,
Горы горящих лет…
На пороге ада
Вспомни, как осень, вступая в свои слова,
Яркими красками пятнала зелень сада.

Вспомни, как белым пеплом ложился снег…
Что ты, не пеплом — легчайшим гусиным пухом…
В летнее знойное марево, словно в ковчег,
Снова ступи, забывая, что мир-то рухнул.

Мысленно всё по мгновению перебери,
Словно читая романы по капелькам крови,
Словно в забытой игре проходя лабиринт,
И ощути радость жизни — она тебе внове.

И отступи от обрыва, хотя бы на  шаг…
Штрих осторожный началом для новой картины
Станет.
А ты сам себе улыбнись просто так
И напиши новый мир без обычной рутины.

Солнце мохнатою лапой коснётся щеки,
Позже свернётся в клубочек послушным котёнком.
И пусть пути твои будут как ветер легки
В мире, который написан тобой…

Ну как же так, Данелия? Володин?
Ваш фильм мы смотрим очень много лет,
И зреет возмущение в народе -
Ну почему не дали вы ответ?

Как вырваться из замкнутого круга?
Как прекратить сей бесконечный бег?
Ведь, наша жизнь нелегкая наука,
Ведь так тяжел и короток наш век.

Судьба нас заперла в летящем круге
Проблем родных и близких и «чужих»
Погрязли мы в заботах друг о друге,
И, забывая о делах своих,

Мы ранним утром слышим : "Вы готовы?"
В невыспавшейся сонной тишине,
И монотонно отвечаем снова
Лишь: " Just a moment. Доложу жене".

И сыпятся проблемы и заботы
Всю жизнь на нас на всех со всех сторон.
Поем по слуху, не читая ноты,
Вся наша жизнь - "осенний марафон".

И на меня уж очередь открыта-
Стоят: жена, знакомые, друзья.
Моя свобода белой ниткой шита.
Я понял вдруг: Бузыкин – это я.
…

Простит жена, не позвонит подруга,
И, потихоньку, догорит свеча,
И вырвусь я из замкнутого круга,
Все это будет…  только не сейчас.

Сегодня же,- "тостуемый" я снова
И пью до дна и разговор веду.
Пришел сюда в компании я новой -
В компании, конечно, и уйду.

Она пила шалфейное вино из чаши золотого янтаря,
реальности бесцветное рядно на будни мешковатые кроя.
Филолог-самоучка, музыкант, мыслитель благороднейших кровей...
Ей были собеседниками Кант и Кафка, Достоевский и Равель.

На энном небоскрёбном этаже, в скворечнице бетона и стекла,
сидела вечерами в неглиже за гладью антикварного стола,
искала всласть огрехи и грехи, судила запятые, падежи...
Рука привычно правила стихи, а может - редактировала жизнь.

Чуть позже – лёгкий ужин на одну, привычный лунный профиль за окном.
А чудилось - она идёт ко дну инертным, неподъёмным валуном.
Тонули рядом, словно корабли, бюст Баха и шафрановая шаль,
Галина с репродукции Дали, с обложки словаря суровый Даль.

Привычно избегая моветон, отдав бразды правления уму,
она жила как-будто не о том, и даже, может статься, ни к чему;
пролистывала жизни фолиант, умея быть сознательно ничьей...
А снился вновь бродячий музыкант (с печальной обезьянкой на плече),

что шёл по каменистой мостовой, меж тесных стен дряхлеющих домов...
Туман вздымался массой дрожжевой, шарманка дребезжала про любовь,
блестел дамасской сталью острый нимб, преобладая над шалфейной тьмой...
И каждый раз она брела за Ним попутчицей смиренной и немой.

И в замкнутом периметре судьбы чудесно образовывалась брешь.
Белели вдоль колючей городьбы побеги подсознательных надежд.
Она уже, идя за Ним след в след, переступала смутную черту…
И падала, как в прорубь, в топкий свет заутрени, сулящей пустоту.

Жила, не зная, как покинуть дно, рвануться прочь беспечным пузырьком...
Пила, как воду, горькое вино. А доктор прописал «Вдову Клико».

Он вспомнил всё: свой круглый стол дубовый,
Любимую, с пружинами, кровать…
Мог до полудня сладко-сладко спать,
Мир снов цветных не разменяв на новый…

На книжной полке - свежий том Золя,
На полочке торшера – старый Пушкин.
Над виноградной кистью вьются мушки…
Мир сладких грёз, в котором светел я…

Настенные часы разбудят долгим боем…
Глаза откроешь, видишь – день в окне,
Улыбку нежной «незнакомки» на стене…
И жизнь страны, где люди ходят строем.

Но не казался мир ему фальшивым.
Герань в горшке и слоников парад…
Он молод был и жив, и жизни этой рад.
Стал, вдруг, ненужным стариком плешивым…

Он вспомнил всё.

***
Жизнь можно наблюдать издалека,
Но стоит пристальнее вглядываться в лица.
Потухший взор актёра-старика,
Вдруг, перед смертью снова возгорится...
И крепкой памяти великое панно,-
Мозаики из фраз, жемчужины майорик,
Не сыгранных ролей в театре и кино,
Он, умирая, шепчет: бедный Йорик...

Кособокая и понурая,
с грустью - в каждом окне перекошенном,
крыши снегом с утра припорошены,
деревенька жила себе - Гурово...
Местной властью давно позабытая
и визитами не избалована,
обросла тополями-колоннами,
бездорожьем, как раной, покрытая.

Но характер, заложенный в юности,
иногда проявлялся по праздникам -
занавески висели парадные,
несмотря на житейские трудности.
Позабыв о болезнях нагрянувших,
деревенские дедушки, бабушки
пироги затевали, оладушки,
запах сдобы струился и пряностей.

Вместо пляжа с заморскими пальмами
в гости ехали к ней внуки, правнуки...
И деревня (должно быть так правильно!)
жить хотела подольше в их памяти ...

    
Каждый день начинается утром,
Продолжаясь в обыденный полдень,
Разрешаясь во мрак на исходе
Перед новым привычным маршрутом.

Каждый год начинается в праздник
В тех же планах, в зароках знакомых,
Продолжаясь похмельным синдромом,
Завершаясь укором и казнью*.

Отчего так задолго заранее
Жизнь кричит, лишь вдохнув однократно?
Оттого ль, что совместно со стартом
Был взведён механизм умирания?

*казнь (здесь) – страдание, мучение (совести)

              23.12.2016

Хмурое утро, горячий кофе,
Булочки сливки, и послевкус
Ленности - тихо ушла эпоха.
Легкость снежинок, невинность, пусть, -
Ложечкой чайной звенит Чайковский.

Мазано белым под синью неба.
Вихрем, свалившимся в тишину:
Фокусник кучер в рамке из снега ,
Клякса лица и волчий тулуп;
Тройка движеньем оцепенела.

В шаге, часами, чугунной гирей
Хронос дрожит, что локомотив.
Солнце и скатерть. Пахнет имбирным,
Теплым, печеньем. Встать и пойти -
К няне на кухню: "Мы были? Были. "

Зверь циферблата щедро кукует.
День за окном, что кот, - мартом глуп.
Няня : "Оденься, дует",- ох дует
Воющий ветр норы партитур.
Утро безумное. Ко... . "Как дует!"