2 - Лондон, вторая половина XIX века (конкурс завершен)

Газетный мальчик встаёт до солнца.
Подъём до солнца – успех продаж.
А старый Лондон в кулак смеётся,
Плодит издания и тираж.

Спешу. В протянутую газету
Привычно буркаю: «Отвяжись…
Да нету денег! И смысла нету…».
Какие мысли – такая жизнь.

«Мальчишка, видно, недавно в деле.
Другой бы понял: наряд не гож.
Иные мистеры не надели б
Мою одежду, хоть в ребра нож…

Да нет, с ножом бы, наверно, вышло
Куда доходчивей – и под мост…».
А Темза рядом течёт и слышно,
Как волны шепчут мне в спину: «Losssst».

«А он горланит: «Купите «Дэйли»!».
Как будто «Дэйли» у всех в цене…
На что и Гладстон, и Дизраэли
На стены бросающемуся мне?

Старуха Англия тянет вожжи:
Имперской мощи – не занимать.
Обзанимавшийся чем попроще
Крещусь на ужин и на кровать.

А церковь вторит своим напевом:
Трудись, не пьянствуй, не изменяй.
Конечно, Боже, храни королеву…
Но хоть немного храни меня».

Рассвет над Темзой. Спешит прохожий,
Не отрывая взгляд от земли,
А облака просроченной кожей,
Сползают с неба, как со змеи.

                                           12 октября 2015 г.

Как-то встретились два сэра.
Где? В Гайд-парке, для примера,
Между ними вышел спор,
Актуальный до сих пор.

Сэр, ответьте, чем потряс
Лондон, извините, вас?
Что переживёт века?
Знать хочу наверняка.

Трафальгарская колонна,
Что стоит так непреклонно?
Или Тауэрский мост
Грандиозней? Вот вопрос.

Может быть Дворец Хрустальныё?
Ну, что скажите? Банально?
Может также Альберт-холл
Впечатленье произвёл?

Сэр, ответствовал второй,
Козыри у вас, не скрою,
Но один объект простой
Перевесит ваши сто.

Обещал сэр Базелджет
Каждому – свой туалет,
Обещал от нечистот
Славный город наш спасёт.

Там глубоко под землёй
Строит он каналов рой,
С перспективой на века
Очищается река.

Город напоит водой,
Вот кто истинный герой,
Некоторым невпример,
Заслужил он титул «сэр».

Неба северного синь,
Рыжих листьев запах пьяный.
Пес зализывает раны,
Будто он прошел Тянцзинь.
Так зализывал и я
Над треклятым Желтым морем
И с сержантом, дурень, спорил,
Что дождешься ты, змея.
С Хуанхэ еще ждала,
А с Байхэ уже устала -
К мяснику под одеяло
За обрезки со стола.
Удавить бы… не могу,
Наряжайся, как мечталось.
Не случилось, эка жалость,
Помереть за форт Дагу.
В бурях пыли и огня
Косоглаз, как эти черти,
Сам искал недолгой смерти,
Да видать, не для меня,
Воротился. С костылем,
Однорукий, одноногий.
Всем героям и убогим
Путь один – в работный дом.
Ночью вою на луну,
Днем минутки доброй нету.
Эй, сынок, читал газету?
Что там пишут про войну?
Новый лорд кричит: позор,
На штыках несли отраву?...
Лорд, сынок, имеет право,
А солдат – вчерашний сор.

                  22 0ктября 1854 года. Лондон

Какой сегодня день? Я спутала все числа.
Подъехал кэб. Наверно, это Фредди!
Туман по Темзе, смога коромысло,
Не климат в Лондоне для нас, болеют дети.

Проехал…, значит, ничего - на ужин.
Детей хороним: сырость и болезни,
Забрал Господь невинные их души,
А я устала, Мавр, супруг любезный.

Здесь плачут окна, в доме не согреться,
Камин горит, но топлива немного,
К тому же, в кошельке сейчас ни пенса,
Живём, забытые друзьями,  Богом.

Фонарь  снаружи -  как в Европе призрак,
Шагнул в туман: не виден и не слышим…
Надеюсь, нам подбросит денег Фридрих,
Мечтаю зиму провести в Париже.

В ломбард сюртук сдам шиллингов за двадцать,
Любить, нужду терпя годами, трудно,
Но мне, как в юности, не оторваться
От глаз твоих проникновенно мудрых.

Займусь детьми, делами и по дому,
И стерву Ленхен выставлю из спальни…
Когда бы знала о судьбе подобной,
То…. Впрочем, после…
                                  Женни фон  Вестфален.

Из истории:
В 1849 году чета Маркс переехала в Лондон. Женни Маркс( в девичестве Женни фон Вестфален) называла супруга домашним ласковым прозвищем Мавр. Условия эмигрантской жизни были крайне тяжелы, Маркс с семьёй жил исключительно за счёт постоянной финансовой поддержки  Фридриха Энгельса, небольших наследств от родственников и случайных заработков от написания статей в газеты. Из 7 детей в Лондоне умерло 4. Также существует версия, что Маркс был отцом ребёнка, которого родила в 1852 году хозяйка-экономка его семьи  Елена Демут («Ленхен»).

Дождь не проходит. Не греет уют.
Ночь, словно дуло, приставил к виску...
Мокрые кэбы сквозь город везут
Пьяных и вечную нашу тоску.

Лондон ветшает, угрюм и согбен.
Глупой ухмылкой кривится река.
А приглядишься, темнеет Биг-Бен
Зубом последним во рту старика.

Вязкий кошмар превращается в быль.
Я ничего больше не узнаю.
Кажется мне: чью-то жизнь загубил,
И вероятней всего, что свою…

Душно и страшно душе взаперти.
Кровь, словно время, в канаву стекла.
Знаю, что должен убийцу найти,
Только мне страшно смотреть в зеркала...

Вновь сегодня мне снится старинный и шумный прабабушкин Лондон.
Я (в одежде её!) по мосту на свиданье бегу...
Длинный бархатный плащ, мостовыми сырыми по краю обглодан,
резво вьётся у ног, подгоняя на каждом шагу.

По раскрытым зонтам разливается строгая песня Биг-Бена,
о полуденный час он старательно чешет язык.
Тёмной бронзовой рябью измученной Темзы пульсирует вена,
к ней клыками моста многожаждущий город приник.

Выхожу на Бридж-стрит и меня обгоняют драконы тумана,
опускаясь на Лондон дымящим исчадием тьмы.
День становится ночью, дома и прохожие выглядят странно,
словно облик обычный лишь временно взяли взаймы.

Хищнозубого келпи запряг фиолетовый кэбмен-улитка,
и плывёт над землёй в гулком эхе колёс и копыт.
Оседая на кожу, туманно-кисейная душит накидка,
но меня всё равно ожидание чуда пьянит.

Тени призрачных гномов и троллей толпятся у гребня ограды
возле входа в подземку, под тусклым огнём фонарей.
Одинокая эльфья фигурка застыла среди маскарада.
Эльфа сердце узнало, и тут же забилось быстрей.

Долетают до слуха обрывки мелодии, сладко-унылой,
низкий вистл* поёт о любви к изумрудным холмам.
Друг привёз мне подарок - родное дыханье Ирландии милой,
тёплых пальцев касанье и голос, сводящий с ума.

"Да, любимая, да, - говорит он певуче, с шикарной улыбкой, -
я пришёл за тобой! В этот город не нашей мечты.
Мы вернёмся на Остров, до края наполненный магией зыбкой,
и в конце нашей жизни с тобой превратимся в цветы."

...Я успела увидеть пустынный, суровый прабабушкин север,
и почувствовать счастье не жить на чужбине. Одной.
А проснувшись, в зажатой ладони своей обнаружила клевер.
Четырехлепестковый. Волшебный. Зелёный. Живой.

*низкий вистл - флейта с более низким звучанием по сравнению с традиционным тин-вистлом

Леди  пьет  цейлонский  чай  из  фарфора.                            
Под  балконом:  котелки-котелки.  Дождь.                        
Лондон  -  остров  доктора  Моро  -                                          
Пьет  газетную  ложь.                                                                    

Пьет  их  жизнь,  вверяя  штампы  подкорке:                      
Пяльцы,  белоснежное  платье  и  брошь.                            
Леди  пойдет  играть  на  корте,                                              
Несмотря  на  дождь.

Впрочем,  нет!
Есть  шляпа  с  вуалью,  спрятанная  давно!
И,  пока  лорд  храпит  в  пенсне,
Леди  спешит  в  казино.

          
– И где же ты шлялся?! Помада на шее,
метлой – борода, от усов – запах пудры...
Меня укоряешь – нельзя ль понежнее...
А сам приползаешь под самое утро.

Пора бы отречься от старого мира,
в котором, сорвавшись с цепи, очумело
в загулах чудили и рвань, и порфира*.
Теперь власть сменилась и служит примером**.

Ведь нынче – Виктория, став королевой,
семьёй дорожит, словно баба простая.
Супруг её – Альберт – не ходит налево!
слывёт домоседом, детишек «строгает».

На смену разбою, разврату и пьянству
пришла добродетель. И, следуя моде,
Теперь в королевстве в ходу – пуританство!
И даже до ханжества дело доходит.

Повсюду слышны куртуазные речи,
Повадки – учтивы, поступки – манерны.
От чувства достоинства выгнуты плечи.
И все мужики (но не ты!) – джентльмены!

– Ругаешься ты, дорогая, отменно.
Я выслушал молча. И должен заметить:
Мечтаешь во мне разглядеть джентльмена?
В себе воспитай настоящую леди.

* Предшествующие Виктории поколения Ганноверов вели весьма распутный образ жизни.
**Пример королевы Виктории и принца Альберта – их верной семьи с девятью детьми - стал образцом, с которым все общество сравнивало свое поведение.

            

Мой ласковый и нежный ангел
давно уехала из Англии.
а было ей совсем неплохо
в Викторианскую эпоху

теперь она гуляет по морю
и расставляет крылья по ветру
и смотрит явно с недоверием
на мир иного измерения

прислушайся, что скажет на рассвете Бог,
он так же как и ты под утро одинок

Мне Машину времени надо бы создать,
В стихопутешествиях мог бы я блистать.

Вспомнил заклинание, и открыл лишь рот –
Группа Макаревича спела «Поворот»...

Поменял Машину я. Курс был мною взят:
Лондон, (100+25) лет тому назад...

Лондонская улица лицами пестрит,
Подзываю кэбмена: «Вот... На Бейкер-стрит...»

Он записку с адресом положил в карман,
Дёрнул вожжи, тронулись, едем сквозь туман.

Baker всю объехали... Стоп кабриолет!
Оказалось, номера, что в записке, НЕТ...

Этой ситуацией я сражён, согбен...
Звон услышал и воспрял: ЕСТЬ хотя б Биг-Бен.

Придуманные Конан-Дойлем Шерлок Холмс и его друг доктор Ватсон проживали в  доме с придуманным адресом 221b, Baker street с 1881 по 1904 год. Дом 221b был построен на Baker street гораздо позже.  (Кстати, номер 221b над дверью современного музея Шерлока Холмса в доме 239, Baker street означает, что музей официально зарегистрировал компанию под названием “221b Ltd”).

И рушится вся жизнь с пол-оборота,
Фортуны  злобной вынесен вердикт,
Когда однажды вместо звонкой ноты
Вдруг вырвался из горла жалкий хрип...      

(Певицы мюзик-холла на Лэмбете
Жизнь сладкая закончится теперь:
Нет голоса, работы, мужа... Дети
Совсем малЫ. И худшей из потерь
В превратностях судьбы, зловеще жуткой,        
Всей жизни рай разрушившей за час,
Наступит помутнение рассудка...)
Но это будет дальше, а сейчас:

Своих отцов, сменяя непременно,
Так часто  "сыновья уходят в бой",
Мать заменив, легко шагнул на сцену
Её ребёнок - скромный little boy.

Был зритель строг (с таким успех не светит),
И сигаретный дым стоял стеной,
И, как на "Первом" в шоу "Голос. Дети".
Сидели к сцене многие спиной,
Отдавшись виски, яствам и печенью,
Интригам, ссорам, магии бесед...
Там публика не склонна к восхищенью...
Но к сцене повернулись сразу все,
Когда  всего три ноты были спеты.
Затих непроизвольно свист и гам,
И полетели звонкие монеты
К растерянного мальчика ногам...

Все деньги подобрав под рёв оваций,
Бурлящих, как весенняя река,
Допел, не прекращая улыбаться,
И радостно катились по щекам
Счастливых слёз огромнейшие капли
В тяжёлой детской жизни без прикрас...

Вот так известный комик Чарли Чаплин
В пять лет на сцену вышел в первый раз.

Англия. Лондон. Век девятнадцатый.
Медленно движется Холмс рядом с Ватсоном.

-На Бейкер-стрит фонарные огни
зажгутся в десять. Ватсон, мы одни.
Снимите башмаки - не на параде!
Любезный Лестрейт дремлет в Скотланд-Ярде
и с ним все бобби. Ватсон...ваш  башмак...
из Индии дней десять. Где-то так.
Ещё не напитался местным смогом.
Он мог бы рассказать сейчас о многом...
Взять, например, сиреневый шнурок...
Хотя пойдёмте, Ватсон, я  продрог.
Смотрите, не мочите ноги в лужах!
Простудитесь. А мне ваш опыт нужен...
Я слышал, в Индии вы как-то вечерком
забили тигра схожим башмаком.
Признаться, я и сам носком когда-то
признанья выбивал из азиата.
Хотя не бил его...До Тауэра нам
успеть до десяти хотя б, а там...
Пригнитесь, Ватсон! В нас стреляют слева!
Он у моста. Вперед! За королеву!
Башмак!Сильнее! - бум-блямс-шмяк.
-Полковник мёртв. Но Холмс..скажите...как?!...
-Полковник был охотник хоть куда.
Поймать его не стоило труда:
он шёл по запаху. Здесь, около реки,
мне оставалось снять с вас башмаки...
Пойдемте, выпьем кофе с миссис Хадсон!
Вот видите, как всё элементарно, Ватсон!

                              Действвие романа Брэма Стокера
                              "Дракула" происходит в 1897 году
                              А встреча Мины Харкер и
                              Дракулы произошла в Лондоне

- Мадам, позвольте предложить Вам руку.
- Мы с Вами не знакомы, сударь,
                                         это неприлично!
И замер город декорацией статичной...
И двое лишь - глаза в глаза...
                                               ни звука.

- Я шёл к Вам через годы и века,
Мечтая вновь любить и быть любимым,
Искал, витая в небесах незримо...
- Но между нами пропасть глубока -

Ведь я уже дала другому слово!
Мой милый князь, я замужем почти.
Не верьте, князь, несбыточной мечте...
- Мадам, прошу, не будьте так суровы...

И тут же город вновь пришёл в движенье.
Расстались двое, но осталась нить,
Способная навек соединить,
Незримая, как смутное виденье.  

Всё- таки странная штука вот эта история...,
Взять девятнадцатый век — всплеск наук и дедукции,
Синематограф, Биг-Бен, королева Виктория
И попрошайки, воры, детский труд, проституция.

Век золотой, век прогресса, моторов и стали,
Этика в моде, все сплошь джентльмены и точка.
А в знаменитом Гайд-парке в паласе Хрустальном
Древние греки прикрыты фиговым листочком.

Но сквозь туманы, раздраи всех вигов и тори,
Сквозь неизбежный налёт архаической пыли
Всё-же пробилось — была королева Виктория,
Девять детей, принц Альберт! и Любовь! Было!
Было!!

Мы говорим о погоде:
мы – истинные англичане.
Это – почти молчанье…
Смог за окнами бродит.

Бог да спасёт королеву!
«Виктория» – имя победы!
Кстати: время – к обеду…
Ах, годы-годы, где вы?

Британия, правь морями! –
Лондон – столица мира,
Ирландия – общий чирей…
Сколько же в мире дряни.

Дизраэли?! – он безроден;
слышно – недурно пишет?
Тише, my dear, тише...
Вновь говорим о погоде.