- Все, отъездился, - зычным голосом подвела черту кондукторша – полная женщина с растрепанными волосами.
Пассажиры, в большинстве люди преклонного возраста, с недовольством покидали бесплатное средство передвижения.
Виталий Курицын захлопнул книгу, сунул ее в потрепанный портфель и примкнул к движущемуся на выход потоку.
- Мужчина! - загремел сзади голос кондукторши.
Виталий вздрогнул и внутренне напрягся – интуиция подсказывала, что это относится к нему.
- Вы, с портфелем, я к вам обращаюсь! Помогите открутить…
Все его проклятая, впитанная с молоком матери безотказность. Похоже, сегодня он опять опоздает. В последнее время шеф подозрительно косится. Неужели опять придется менять работу? Почему талантливый студент юридического факультета, которому прочили блестящее будущее, до сих пор довольствуется скромными заработками, ездит на работу троллейбусом?
Конечно, если бы он специализировался на уголовном праве… Безусловно, среди юристов-хозяйственников тоже попадаются везунчики. Но это надо в рубашке родиться. Кроме ума требуется еще элементарное везение. А его-то Виталию как раз и не хватало. Фортуна дважды посмеялась над ним: сначала наделила фамилией Курицын, а потом добавила сердобольный характер. Вернее, не дала никакого характера. Виталий усиленно работал над собой. Регулярно ходил в спортзал, наращивал мускулатуру, наивно полагая, что рельефный торс поможет победить неуверенность в себе. В результате он окончил университет с красным дипломом, но по-прежнему жил с матерью – Еленой Курицыной - и всегда поступал так, как советовала она.
Надо сказать, ничего плохого в советах матери не было. Ну, например – уступать женщинам, уважать старших. Разве это плохо? Если место в троллейбусе – хорошо, если в суде…
С последней работы Курицына выгнали именно из-за этой уступчивости. Ну не смог он воспользоваться неопытностью пенсионера, который, не дождавшись справедливости в облапошившей его фирме, где трудился юристом Курицын, пошел искать эту самую справедливость в суде. Виталий с работы вылетел, словно комета Галлея с хвостом отрицательных рекомендаций и прозвищем «малахольный».
Новый шеф Виталия давно искал толкового юриста-хозяйственника. Директор фирмы «Лето» Семен Андреевич Чернов был человеком в своем роде уникальным. Он начал бизнес с двух ларьков, торговавших турецким шоколадом и жвачкой. Работая продавцом, кассиром, грузчиком и уборщицей одновременно, Чернов создал сеть продуктовых магазинов, а недавно открыл супермаркет.
Виталий ворвался в кабинет за минуту до начала рабочего дня.
Похоже, день не задался с самого начала – традиционное распитие кофе было прервано сообщением секретарши, что «Сам» изволят гневаться и хотят его, Курицына, видеть. Отставив чашку, Виталий побрел «на ковер».
- Что это? – заорал директор, как только юрист переступил порог кабинета, одна из стен которого сплошь была увешана дипломами и сертификатами многочисленных семинаров и тренингов. «Великая стена» служила главным предметом гордости Семена Андреевича, вторым по величине предметом гордости был стол – огромный, изготовленный из ствола экзотического баобаба. Для того, чтобы установить этого монстра в кабинете Чернова, потребовалось демонтировать окно и через образовавшуюся брешь с помощью крана взгромоздить шедевр мебелестроения на заранее подготовленный постамент.
- Здравствуйте, Семен Андреевич, - поздоровался Виталий. - Это претензия генподрядчика.
- Знаю, что претензия, знаю, что генподрядчика. Я не знаю, почему юрист, которому я плачу бабки, пишет: «Считаю целесообразным заплатить»
- Но я действительно так считаю, - промямлил Виталий.
- Ах, ты считаешь! Да пол, за который я отказываюсь платить – дерьмо! У меня из-за него геморрой с СЭС. Пол-лимона долларов! – от негодования лицо шефа стало похоже на перезрелый помидор – тронь, и лопнет, разбрызгивая сок пополам с семечками. Чернов потянул галстук, мотая головой из стороны в сторону, чтобы ослабить давление на вздувшуюся от негодования шею.
- Я не понимаю, Семен Андреевич. Вы предлагаете…
- Я предлагаю не платить, а ты – Курицын, должен сделать так, чтобы мне за это ничего не было.
- Но ведь…
- Пятьдесят тысяч.
- Что?
- Долларов. Я плачу тебе пятьдесят тысяч долларов. Десять процентов. Согласен?
- Но… Я не знаю… По закону мы обязаны…
- По какому закону? Разве ты не слышал, что говорит народная мудрость? Закон – что дышло… Иди, поворачивай! Хватит быть Курицыным! Пришло время стать Орловым! Чернов жестом указал на дверь.
Весь день Виталий размышлял над свалившейся проблемой. Конечно, если бы не огромная сумма, он бы ни за что не стал забивать голову. Но внутренний голос шептал: «Это шанс! Такого может больше не представиться!»
Одолеваемый сомнениями, Курицын ехал домой – в маленькую двухкомнатную квартирку в Дарнице. Мать наверняка уже вернулась с работы, и этот факт вызвал у него раздражение. Виталий знал – она примет задачу, поставленную шефом, в штыки. Грань между «что такое хорошо, и что такое плохо» для Елены Курицыной была подобна Государственной границе, нарушение которой приравнивалось измене Родине.
«Ну почему, - думал он, упершись взглядом в исписанное граффити троллейбусное стекло, - почему я должен жить по совковским меркам. Сейчас все смешалось. То, что раньше было хорошо, сейчас стало очень даже плохим, а за то, что раньше считалось плохим, сейчас присуждают государственные награды».
От этих высоких мыслей он перешел к более приземленным. А почему, собственно, он, юрист довольно крупной фирмы, должен жить с матерью? Его зарплаты с трудом, но хватит на то, чтобы снять однокомнатную квартиру где-нибудь на окраине Киева.
Зачем взрослым людям родители? Понятно, если они – шишки. А так – дали жизнь, вырастили, воспитали, как могли – и все. Спасибо, мама, дальше я сам. Не нужны мне допотопные понятия о порядочности, любви, дружбе. Матери надо кого-нибудь поучать? Но почему этим кем-то должен быть я?
Вопреки ожиданиям, мать приняла решение сына жить отдельно спокойно. Кивнула и пошла смотреть очередную мыльную оперу.
А Курицын через неделю уже въехал в новую квартиру. Теперь никто не мешал ему думать.
Конечно, при изготовлении полов была нарушена технология – еще до начала эксплуатации они «запылили», но стороны подписали все документы, что сводило на нет любые претензии к качеству строительных работ.
«Вот если бы… - думал Курицын, - если бы документы пропали. Раз – и нет подписанных актов. А нет актов – нет основания для выплаты денег.
Виталий мечтал, чтобы на офис строителей внезапно обрушился тайфун, цунами, пожар, над ним разверзлись хляби небесные… Но всего этого мог желать Курицын, живший с матерью. Курицын-new твердо знал – ждать милостей от природы и Бога можно долго. А пятьдесят тысяч долларов хочется сейчас.
Однажды, в поисках решения, он бродил возле здания, в котором среди множества других фирм располагался офис Киевстроймонтажинвеста, злополучного генподрядчика. И тут Фортуна повернула к нему капризное лицо: из дверей выпорхнула Лидочка Зайцева, одноклассница Курицына, в которую он когда-то был безнадежно влюблен.
Она не изменилась: все та же легкая походка, сияющие глаза, разлетающиеся темно-каштановые волосы.
- Виталька! Привет!
Он пробубнил под нос слова приветствия, чувствуя, как в области солнечного сплетения зарождается Гольфстрим, несущий частям тела глобальное потепление. А может, и не было никакого Гольфстрима - просто май выдался слишком жарким. И именно из-за этого по-особому торжественно белели каштаны на Крещатике, опьяняюще пахла сирень на Владимирской горке.
Держась за руки, словно два подростка, Виталий с Лидой спустились к Днепру и по Пешеходному мосту перешли на Труханов остров. Там, сидя на разогретом солнцем песке, они наперебой делились воспоминаниями о школьной жизни.
Казалось, оба так истосковались по простому, непритязательному общению, что сейчас пытались насытиться им наперед на многие-многие годы. А потом лежали на песке, смотрели в синее-синее небо, слушали убаюкивающий плеск волн и молчали - каждый о своем. Эта передышка в бое без правил, который затеял Курицын, пауза, подаренная судьбой, вселяла уверенность – он добьется успеха.
По странному стечению обстоятельств, Лида работала главным бухгалтером Генподрядчика. Виталий решил не рассказывать девушке о своих планах, а для успокоения совести подарить ей в случае успеха что-нибудь этакое – норковую шубку или небольшой бриллиантик.
Словно для того, чтобы упростить задачу юристу, Лида часто засиживалась за делами допоздна. Курицын несколько раз заходил за ней в офис – две небольшие комнатки на третьем этаже, в одной из которых располагалась бухгалтерия, а в другой – сметчики. Все остальное начальство переехало в новый офис и только два бумагообильных отдела оставались на месте. Однажды вечером, предварительно позвонив и выяснив, что Лида на работе, Курицын позаимствовал у матери сильнодействующего снотворного, которое та принимала при мигрени, и приступил к делу. Когда дед-охранник пошел ставить чайник, он проскользнул в здание. Увидев его, Лида скорчила грустную гримаску – отчет еще не готов. Виталий пообещал подождать. Он присел за соседний стол, достал из портфеля бутылку шампанского, пластиковые стаканчики и наполнил их до краев.
- Все, - сказала Лидочка, размашисто расписавшись в конце отчета, - завтра подпишет шеф и можно сдавать.
- Предлагаю отпраздновать, - Виталий протянул ей стаканчик с шампанским.
Лида улыбнулась. Напиток оказался резким, колючим и немного чужим. Обычно шампанское создавало у девушки ощущение праздника, но сейчас от выпитого ее стало клонить в сон. «Надо будет завтра перепроверить отчет», - подумала она, засыпая.
Виталий осмотрел комнату, нашел папку с надписью «Лето, акты выполненных работ», вытащил оттуда формы КБ2 и КБ3 по бронированным полам, прихватив для отвода глаз документы на устройство молниезащиты и сейсмопоясов. Потом прошел в смежную комнату, где заседали сметчицы, и вытащил из толстой папки вторые экземпляры форм. Все это заняло не больше получаса. Положив документы в портфель, он спустился к вахтеру, и, сделав вид, будто только вошел, заявил, что ждет Лидию Зайцеву, главного бухгалтера Киевстроймонтажинвест. Она давно должна выйти, свет в комнате горит, но к телефону никто не подходит. Охраннику не хотелось разбираться с засидевшейся на работе женщиной – через десять минут по телевизору начнется финальный матч Чемпионата Мира по футболу. Но Виталий был настойчив.
Мысленно костеря докучливого визитера, охранник закрыл на задвижку входную дверь и в сопровождении Виталия поспешил к лифту. Войдя в офис, они обнаружили Лиду спящей.
Виталий подошел к девушке, демонстративно потрогал запястье и уверенно заявил:
- Она просто спит, устала. Я вызову такси, а вы помогите здесь все выключить и закрыть.
Секьюрити был несказанно рад тому, что происшествие не помешает просмотру футбола. К тому же, увидев девушку, он вспомнил, что несколько раз видел ее в компании этого высокого шатена. На радостях он даже подсобил Виталию, взявшему Лиду на руки – помог нести портфель. Формально, совесть Курицына была чиста. Документы из офиса вынес не он, а добровольный помощник.
Адреса Лиды Виталий не знал, поэтому повез девушку к себе.
Спящая на холостяцком диване Лида напоминала ребенка. Виталий не удержался и поцеловал мягкие пухлые губы, а потом постелил на пол одеяло и разместился возле дивана - перенятое у матери отношение к противоположному полу не позволяло улечься рядом с Лидой.
Он лежал, прислушиваясь к тихому, почти неслышному дыханию гостьи и вдруг понял, что думает о матери. Впервые после ухода из дома ее образ отчетливо встал перед глазами. До шести лет Виталий был твердо уверен – его отец погиб при выполнении долга. В чем этот долг заключался, он не знал, но ведь это не главное. Главное - отец был героем. Потом ореол героизма растаял, и взамен пришло ощущение брошенности: мальчик понял, что отец просто ушел от них. Иногда казалось, что вся атмосфера квартирки в Дарнице пропитана этим чувством. Тогда, будучи ребенком, он подбегал к матери, обнимал ее и обещал: «Я всегда буду с тобой».
А сам… Бросил мать, подставил Лиду… Ради чего? Ради пятидесяти тысяч? Он, словно Мальчиш-Плохиш, продался за бочку варенья и ящик печенья?
А может, ну его? Вернет документы, женится на Лидке, заработает денег, купит дом в пригороде, поселятся там все вместе. Правда, ездить далековато, зато как же будет здорово, приезжая с работы, обнимать розовощеких карапузов, пахнущих молоком и яблоками. А Лида будет стоять на пороге, смотреть на них и улыбаться. С другой стороны, с пятьюдесятью тысячами мечта может осуществиться намного быстрее!
Он почувствовал на своем плече Лидину руку. Обернувшись, Виталий увидел, что гостья сползла с кровати и теперь сидит на полу рядом с ним. В лунном свете она казалась похожей на грустную принцессу. Слишком красивую и слишком умную, чтобы быть счастливой. И тогда он поцеловал ее, вложив в этот поцелуй все, о чем мечтал. Дом, дети, яблоки, мать, счастье…
- А ты бы смогла выйти за меня замуж? – спросил он.
- Заму-у-у-ж? – протянула она, - за тебя?- и кивнула – смогла.
Он снова прильнул к ее губам – бережно, словно боясь повредить нить, соединившую их сердца.
Утром отвез Лиду на работу, а сам поехал в «Лето» и написал ответ на злосчастную претензию, потребовав в рамках досудебного урегулирования предоставить документы, подтверждающие выполнение работ.
- В чем суть? – спросил Чернов, когда Виталий лично, не через секретаря, принес ему письмо на подпись.
- Суть в том, что этих документов у них нет.
- Это точно? Я помню, все подписывал – три экземпляра, как положено. Без них мы бы не получили акт ввода в эксплуатацию.
- Точно, - уверенно сказал Виталий, и Чернов понял – дело в шляпе.
Через неделю директор Киевстроймонтажинвеста позвонил Чернову и попросил подписать дубликаты утерянных документов, на что Семен Андреевич ответил отказом, заявив, что ни о каких бронированных полах не слышал, все работы по договору им оплачены в срок и в полном объеме. Если генподрядчик настаивает, он, конечно, готов встретиться в суде, но шансов выиграть процесс у «Лета» гораздо больше, чем у строителей.
А еще через неделю Курицын, получая зарплату, обнаружил в конверте лишних десять тысяч долларов.
Промучившись до конца рабочего дня, юрист на следующий день, с самого утра отправился к шефу.
-Здравствуйте, Семен Андреевич! - сдержанно поздоровался он.- Извините, я по поводу зарплаты.
Лицо Чернова перекосила скептическая ухмылка.
- Ну и?.. Что ты хотел спросить?
- Деньги, десять тысяч долларов, это что?
- Ну, это типа премия, за работу с претензиями, - шеф заржал.
- Но, насколько я помню, речь шла о несколько другой сумме…
- Ты что, Курицын, за дурака меня держишь?! – побагровел Чернов. – Я обещал – я заплачу! Только есть такое понятие – срок исковой давности. Вдруг какие-нибудь крючкотворы типа тебя придумают очередную фигню - и пожалуйте, Семен Андреевич, выкладывайте денежки! Нет, дружок, деньги получишь после того, как выйдет срок! – и Чернов грохнул кулаком по баобабовому столу.
- Звали, Семен Андреевич? - забежала в кабинет секретарша
- Пошла вон, дура, - проорал Чернов, - хотя нет, принеси кофе. Два, – и в подтверждение слов показал девушке два пальца. – Садись, - буркнул он, но Виталий застыл, уставившись на пальцы шефа – короткие, с подрезанными под самый корень ногтями.
- Сядь, - снова заорал Чернов и Курицын, словно доброволец на сеансе гипноза, уселся в кресло возле шефова стола. – И давай договоримся: ты со мной или против меня. Поверь, вместе мы свернем горы! А нет – пожалуйста, у меня хватит связей, чтобы отправить тебя в места не столь отдаленные. Там из тебя, Курицын, быстро сделают Петухова.
- Вы мне угрожаете?
- Нет, зачем же, просто предупреждаю, чтобы не наделал глупостей. Мужик ты, вроде, разумный, себе не враг…
Дверь открылась и в кабинет вошла секретарша с подносом, уставленным посудой.
- Кстати, - сменил тему Чернов, - тут неплохой семинар проводят на Красном море, хочешь поехать, развеяться?
- Хочу, - неожиданно согласился Виталий.
Семинар по юридическим вопросам, проходивший в Акабе, курорте на берегу Красного моря, ошеломил Виталия. Организаторы постарались на славу – программа была до предела насыщена поездками, изучением местной кухни и напитков. В такой атмосфере общение приносило максимальную пользу. «Народные университеты» за бутылкой анисовой водки Арак дали больше, чем пять лет учебы в институте.
Однако через неделю кристально чистая вода Акабского залива и постоянно дующий северный бриз, пахнущий экзотическими благовониями, приелись. Курицын все чаще вспоминал мутную воду Днепра и запах хвои на Трухановом острове.
С семинара он вернулся с дипломом в стильной рамке и с не менее стильной подругой, Алиной, юристом известной в Киеве консалтинговой фирмы. Это была худенькая блондиночка с огромными серо-голубыми глазами, большим ртом и одинокой серьгой в ноздре – знаком протеста, как называла девушка это странное украшение. Что за протест, против чего – Виталию было все равно. Главное - девушка была умна, красива и постоянно пребывала в отличном настроении.
Встреча с Алиной заставила Виталия полностью изменить жизнь. Он купил в кредит серебристый Форд Мондео в комплекте с правами и по выходным возил подругу за город. О Лиде почти не вспоминал, матери ежемесячно посылал деньги, а на новый год и день рожденья - цветы, считая на этом свой сыновний долг выполненным. Тем более, что вскоре сильно прибавилось работы.
Страна стояла на пороге грандиозного игрища, именуемого «Президентские выборы». Как любое представление, оно требовало денег. Их необходимо было найти, собрать, отобрать.
«Лето», находившееся в списке потенциальных добровольно-принудительных спонсоров предстоящих выборов, подверглось нашествию контролирующих органов одним из первых. Однако здесь проверяющих ждал неприятный сюрприз – молодой юрист блестящее отбил штурм, уступив для приличия жалкие крохи
После этого фамилия «Курицын» стала известной в определенных кругах. Чернов потихоньку подторговывал талантливым сотрудником, «одалживая» его попавшим в беду товарищам по бизнесу.
А потом была «Оранжевая революция». Майдан – шумный, бурлящий, будящий в крови первобытные инстинкты.
Холодный ноябрьский ветер бросал в лицо пригоршни крупы. Виталий с Алиной вышли из Национальной оперы и спустились на Крещатик. Уже подходя к лощади Независимости Курицын вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, он увидел Лиду.
«Боже, как она подурнела, - пронеслось в голове. - Толстая какая-то, обабившаяся, лицо опухшее. Хорошо, что я не остался с ней!» А в душе зародилась и распространилась по всему телу такая жгучая тоска, что, схватив Алину за руку, он резко развернулся и пошел по направлению к ближайшему бару. Там заказал рюмку водки и под недоумевающий взгляд спутницы выпил прямо у стойки. А потом они сидели в полутемном зале, и Виталий все пил и пил, будто пытался залить полыхавший внутри огонь.
- Эта девушка, кто она тебе? – спросила Алина.
- Какая девушка, что ты несешь?
- Та, на Майдане, беременная.
- Бред! Я не видел никакой девушки! С чего ты взяла, что она беременная?
- Так все-таки была девушка?
В его взгляде было столько ненависти и презрения, что Алина умолкла и до конца вечера больше не произнесла ни слова.
Виталий постарался выкинуть эту встречу из головы, как забывают плохой сон, приснившийся с четверга на пятницу.
Пролетело три года. Жизнь шла своим чередом. Закончились выборы, утих Майдан. Работы становилось все больше и больше. Виталий ушел из «Лета», открыл офис в центре города, на Богдана Хмельницкого, рядом с Арбитражным судом. Завел секретаршу – длинноногую нимфу, и двух помощниц. Пятьдесят тысяч долларов, с которых началось его восхождение по карьерной лестнице, теперь казались смехотворной суммой. Он иногда зарабатывал такие деньги за один день.
Однажды во сне Курицыну приснилась мать. Она стояла на Пешеходном мосту и звала его:
- Виталик, сынок, приезжай, хоть простимся с тобой.
Он хотел ответить, но горло сжала невидимая рука, из груди вырывался хрип.
Проснувшись от собственного крика, Виталий долго не мог уснуть. «Надо обязательно заехать к матери», - подумал он. – Сегодня некогда, а в понедельник, или во вторник…На следующей неделе обязательно выберусь». Однако до конца месяца он так и не смог найти время, чтобы съездить в дом, где прошло его детство.
А потом настал май. Этот субботний день был особенным – Виталий купил новую машину. Майбах, черное великолепие ручной сборки. Выехав из автосалона, бесконечно гордый, он медленно двигался по улице. Как же необходимо поделиться с кем-нибудь ликованием, наполняющим сердце! Вытащив мобильный, Курицын набрал номер Алины.
- Привет! Ты где? Я к тебе сейчас заеду.
- Так рано? Нет, я занята, - ответила подруга, и Виталий услышал мужской голос: «Ну что ты? Давай скорей, бросай трубку!» - Алина отключилась.
«Ну вот, кажется, я потерял ее» - подумал Курицын, прислушиваясь к своим ощущениям. Внутренний голос молчал.
Неожиданно в голову пришла мысль, такая простая, что он даже удивился, как раньше до такого не додумался. Мать, - вот человек, которому он всегда был нужен. По-настоящему нужен. Не из-за денег, знаний, опыта, положения в обществе, а просто нужен, и все. Резко крутанув руль, развернулся и понесся в Дарницу. Через несколько минут Курицын уже поднимался по лестнице старого подъезда. Как же все здесь знакомо. Вот тут, в углу, он когда-то в детстве написал «Я люблю Л». Надпись сохранилась, а чувства? Куда делась та любовь? Да и была ли она любовью? И что такое есть эта любовь: чистая физиология или что-то более… Он нажал на кнопку звонка, за дверью послышались легкие шаги.
- Лида? – это было похоже на мираж, порожденный мыслями на лестнице.
- Пришел…
Он отстранил ее, прошел в квартиру и сразу увидел глаза матери. Они смотрели на сына портрета, повязанного через угол траурной ленточкой.
- Вот и свиделись… - сказал Виталий, чувствуя, как в горле образовался ком, и добавил, - мама…
- Мама… - будто эхо, прозвучал сзади детский голос.
Виталий резко обернулся и увидел мальчика, прижавшегося к Лиде и рассматривающего незнакомого мужчину.
- Ты кто? – Виталий подошел к ребенку, присел на корточки. И почувствовал легкий запах яблок и молока. Голова закружилась… Сын! Это мой сын?
- Она ждала тебя… - сказала Лида
- Почему? Когда?
- Сегодня сорок дней. Врачи сказали, лопнул какой-то сосуд в сердце.
- А ты? Что здесь делаешь?
- Я искала тебя… Пришла к ней… Осталась… Она была такой одинокой… Такой… Ты телефон поменял, мы не знали новый номер. И в справке не давали. Ты извини, я ее сама похоронила… На Южном… Рядом со своей матерью… - видно было, что слова даются Лиде с трудом, она вот-вот расплачется, – мы уйдем, не бойся. Квартира твоя…
- Живите… - бросил он и выбежал вон – не мог больше здесь оставаться.
На негнущихся ногах юрист вышел из подъезда, присел на скамейку, вдохнул запах весны. Зелень раздражала наглой крикливостью, от удушающего запаха акации застучало в висках. Он ощущал почти физическую боль. «Надо съездить на кладбище» - подумал Виталий.
Проезжая мимо Пешеходного, затормозил. Вышел из машины, спустился вниз, на мост. Теплый майский ветер доносил с Труханова острова запах нагретой солнцем хвои. Вцепившись в поручень, Виталий смотрел на покрытую рябью воду.
«Как же так, - думал он, получается, лично я – Виталий Курицын, не как известный юрист, а просто как человек, никому не нужен. Был нужен матери, а теперь – никому.
- А ты вернись, вернись к Лиде, - вдруг услышал он голос. - Ты же мечтал о сыне, молоке, яблоках.
Слова звучал так отчетливо, что Виталий даже обернулся в поисках говорившего. На мосту никого не было.
- Конечно, ты же родился подкаблучником, слабаком, привыкшим подчиняться бабам, возвращайся - заявил другой голос.
- Не слушай этих придурков, заявил третий, - ты – уникум! Рожденный ползать, ты смог подняться над собой, ты еще покажешь этому миру, ты еще полетишь!..
- Это не твоя роль! Ты слишком мягок! Клинок с сырой серединой ломается в первом же серьезном сражении! Надо было не бицепсы в спортзале качать, а закалять душу!
Голоса множились, вскоре он уже не разбирал слов среди этой какофонии. Голова разрывалась, ком в груди разросся до устрашающих размеров, мешая дышать.
- Воды, - простонал Виталий.
- Да вон же, сколько воды, - прошептал один из голосов, - лети, пей. Курицы, они ведь тоже птицы.
Виталий перегнулся через перила… Тяжелые воды Днепра манили, как магнит притягивает рассыпанные по столу скрепки…
Следователь прокуратуры Андрей Михайлович Кузякин, налил растворимого кофе, уселся за рабочий стол и открыл папку с делом известного адвоката Курицына.
- Так-с – по укоренившейся привычке обсуждать дела с самим собой пробормотал он, - так-с – так- с – так –с. Визуальный осмотр трупа … отсутствие повреждений… следов от инъекций не обнаружено…вода в легких … смерть в результате утопления…оснований для признания трупа криминальным не имеется…
Так-с – так- с- так-с… Свидетели… Самоубийство…
Тщетно пошарив в столе в поисках чайной ложки, Кузякин разогнул скрепку и поболтал ею в чашке.
- М-да, - подумал он, закрывая папку, - все ясно. Суицид, кризис среднего возраста. Богатые, они, как говорится, тоже плачут.
