Все вижу, все слышу (Рассказ)

Мое дело пенсионерское. Ноги болят, ходить долго не могу, да и девятый десяток разменяла. Вот и сижу на лавке возле дома. Нас целая компашка собирается: Циля, Фрида, я да мужчина с соседнего дома Самуил. Он – колясочник, его вывозят на улицу и завозят обратно. Из-за тяжелого диабета ноги потерял, фронт прошел, не потерял, а тут…эх, жизнь. А голова светлая, но общаться с ним тяжело. Глухой, как пень. Даже с аппаратом. Так что мы вроде б все равно  втроем, только, когда он рассказывает, как он на флоте воевал, вроде четверо. Хотя … слушать друг друга мы не любим, каждая говорить хочет, у всех накопилось. Циля одно и то же говорит: на детей своих жалуется, пенсию забирают. Да как у нее не забирать, если она памятью страдает. Позавчера ушла из дому, пришлось детям ее через полицию искать. Еле нашли. Она в лесопарке на скамейке булку кушала с туной, кто ей ее дал? Так и отравиться не долго. А еще она рассказывает, как в балете в Большом театре танцевала, и сам Сталин на тот спектакль приходил. Фрида ни на кого не жалуется, она политикой интересуется. Всякие политические ходы-выходы обговаривает, она раньше в КГБ работала машинисткой. Раньше она за Шарона всех агитировала, теперь за Ливни. Фрида знает все про всех и про вся,  спорить с ней не стоит: проиграешь. Так что она в нашей компашке самая главная. Мы не возражаем, она – человек хороший, на помощь первая приходит. Ей бы в Кнессет, она бы быстро там порядок навела. Но…кто ее знает, чтобы выбирать?
А я в этой политике ни черта не понимаю и в балете тоже. Обычная я старуха, без всяких талантов, только работать умею здорово. Я  всю жизнь на станке проработала. Вы не верите? Еврейка, и на станке? И не верьте, только всю жизнь на одном заводе трудилась, на Доске Почета висела, премии получала.
Я говорю мало, больше слушаю, потому что Циля и Фрида больно разговорчивые. Зато все вижу и все слышу. На карке нашего дома эфиопы живут,  семьища у них огромная, детей сосчитать мне не под силу. Да и как их можно сосчитать, если они все на одно лицо: черные и глазастенькие. Ходят больше в белом, а стирают нечасто: не настираешься на них. Ох, и безобразничали ребятишки! Наломали же они дров! Теперь потише стали, старший по подъезду беседу с ними провел.  А над ними больные старики живут, из дому не выходят, метапелет приносит им продукты, убирает. А дети редко к ним ходят, раз в несколько месяцев наезжают на богатых машинах. А Муся, жена старика, говорит, что детей они воспитали шестерых,  все благополучные и обеспеченные, эту квартиру им купили.  Только слезы на глазах у нее, понимает, что жилье приобрели, а сами ждут их смерти. На втором я живу с компаньонкой Дорой из Могилева, вдвоем квартиру снимаем, а напротив нас - Люся – молодуха, мать- одиночка с десятилетним сыном. Люся  - украинка, приехала с мужем-евреем, потом разбежались. Теперь у нее живет пожилой грузинский еврей на правах мужа.  Она его прячет ото всех, чтобы арнону большую не платить и деньги на пацана получать.  Зачем молодых женщин ставят в такое положение? Жизнь устроить женщине тяжело, вот и приходится мужиков  от представителей мэрии прятать. Доход у них невелик, а мужики неизвестно еще будут с ними жить или нет. Нетаньягу этот всех бедных еще беднее сделал, мне Фрида все разъяснила. А эту квартиру я обхожу стороной: противно, хотя они никому не мешают. Ее  две юные проститутки снимают, но скандалов у них нет, клиенты ходят тихие, их даже разглядеть невозможно. Часто бывают и религиозные, прямо в кипе и шапках приходят, ничего человеческое им не чуждо.  Что эти девки с собой делают, Б-г знает…Кто их замуж возьмет таких? Зубы у них впереди подпиленные, зачем? И душа, видимо, тоже подпиленная, потому что раз видела, плакала одна из них горько, прямо на моей скамейке, я у окна наблюдала.
Рядом с эфиопами две израильтянки живут: мама и дочка. Мать старенькая, а дочке за 50, убогая она, не совсем с головой в порядке. Обе обожают кошек, у них в квартире целый кошкопарк, даже старший по подъезду не мог с ними ничего сделать: в полицию звонил, в благоустройство, и ничего. Купленная ихняя квартира, потому, а там они хоть змей пусть выращивают, никто им не указ. Вечером они на поводке выводят их гулять, потом купают, так что особой вони нет.  
Больше всех Фриде повезло, она замуж в Израиле впервые вышла в 65 лет, и за какого человека! Моня перед ней стелется, а она им командует, а ведь старше на пять лет.   Они на третьем этаже живут, Моня работает, ходит в бейт-авод, стариков кормит, а Фрида на лавочке в это время разговоры ведет. Правда, Фрида – хозяйка прекрасная и вкусно готовит, а какие торты печет1 Ей даже заказывают на торжества, она с этим отлично справляется.
Но самое интересное - на  последнем этаже. Там муж с женой живут, вечно ссорятся на весь двор, дерутся, друг на друга полицию вызывают, матом отборным кроют, а потом снова любовь у них. Стоны слышны на весь двор, хоть на магнитофон записывай. Фима из восьмой квартиры записал и нам прокручивал, нечестивец. Он – сексуально озабоченный. Женщинам не нравится, скупой и вредный, всю жизнь один прожил. Вернемся к этим мужу и жене. Даже у проституток такого нет, чтобы наружу свою жизнь выставлять. Веселая семейка! Напротив них гадалка Маня живет, гадает на всем, даже на камешках. Однажды я ее попросила погадать, и она мне, как мало обеспеченной, за небольшие деньги погадала  и сказала, что иностранные финансы меня ждут. Я не поверила, но….гадалка знает все.
И представляете: свершилось! Германия деньги давала за войну и мне откололось. Что с ними сделать? Фрида говорит:
- Трать, все равно скоро помрешь.
- Не собираюсь пока  помирать. А куда мне ехать? – спрашиваю.
- Съезди за границу, отдохни, - посоветовала моя подружка.
- Ноги уже не те, - отвечаю.
- А ты на Мертвое море поезжай, ножки полечи, польза будет.
Поехала, и компаньонку Дору уговорила поехать со мной. Только скучно на Мертвом море. Каждый день купание да обжорство. С компаньонкой  Дорой много не наобщаешься, она  - командирша,  чуть ли не за руку таскала за собой. Со мной не считалась, мое мнение ее не интересовало. Теперь понимаю, почему она одинокая: слишком себя любит. Я ненавижу насилие, но подчинялась, не одной же на людях появляться. Еле вынесла.
Приехала домой и обрадовалась. Снова я в своем доме, на любимой лавочке с друзьями. Все вижу и все слышу. В кино ходить не надо, до того интересные люди меня окружают. И снова Фрида мне про политику, а Циля про детей, а кавалер наш Самуил – про войну и про флот.  И я слушала их с удовольствием. Такими родными и дорогими они мне показались.
- Живите долго-долго, мои дорогие, - прослезившись, сказала я им, - потому что без вас я не смогу существовать.
Они тоже прослезились. Потом Фрида пригласила нас к себе и устроила целый банкет,  даже Самуил с нами был. Она включила музыку, и мы с Цилей танцевали вальс, танец нашей далекой юности. И нам было так весело! Даже веселее, чем в Париже, хотя я там так и не побывала. Что там делать в Париже этом? Дома-то все равно лучше.
26фев.2009 Зинаида Маркина