БЛЕСК БЕЗЛУННОЙ НОЧИ (Рассказ)

Ночь была влажной... Такими словами начиналась одна из весёленьких голливудских комедий «Сбрось Маму с Поезда». Только ночь, о которой пойдёт рассказ далее, оказалась влажной по совершенно иной причине.
Отсутствие Луны не предвещало ничего весёлого, но звёзды заговорщицки хихикали, как будто им был известен вселенский секрет Полишинеля, и только нам, человекам, он оставался неведом. Так думал я, стоя на углу Ocean Park Way, которая была патриотично переименована в «Russian» Park Way остроумными представителями русской иммиграции, и Avenue Y. На столбе с указателем авеню современным Гамлетом, решившимся, наконец, свести свой мучительный вопрос существования к отчаянному акту вандализма, был выведен внушительный вопросительный знак.
Часы показали без пяти три - я ждал своего напарника Бориса. Наконец, со стороны набережной - это постоянно напоминало мне известную в Одессе детскую дразнилку «Боря - вышел с моря», - сонно задрожали фары, и появилась наша видавшая виды хлебовозка. Ситуации добавлял комизма ещё и тот факт, что Боря в прошлом занимался штангой и, согласно моему ассоциативному предположению, мог плавать, примерно так же, как предмет его спортивных предпочтений – глубоко.
Борька носил красную кепку, гладко брился, на одну сторону смеялся, на другую разговаривал, но самым уникальным в его внешнем облике были огромные очки, сквозь лупы которых его глаза просто-таки превращались в две точки схода на условной линии горизонта, прочерченной штрих пунктиром через всю перспективу роговой оправы. Казалось, Борька был дальнозорким и близоруким одновременно.
Итак, я запрыгнул на подножку трака. Раскаяние Дон Жуана стало мне понятней, когда в очередной раз пришлось оценить пожатие «каменной десницы» Бориса. Словом, мы благополучно поздоровались и покатили из ночного Бруклина в предрассветный Квинс. Раздвижные двери были настежь отворены, и тёплый летний ветер свистел в пустом фургоне, как Соловей-Разбойник в дупле. Пластмассовые подносы для хлеба громыхали на каждой кочке, словно проклятые кости в узком гробу самоубийцы. Ночной город был похож на недружелюбный лабиринт компьютерной бродилки. Мы ехали на склад забирать заказ. Времени до открытия утренних точек оставалось не так много – Боря принципиально не желал спать на полчаса меньше, - поэтому «Боевого Слона» гнали напролом через каменные джунгли. Сходить до ветра, когда тот будет не против, потом выпить аристократического кофейку и заправиться перед началом рабочего дня, было решено отложить на обратный путь. Поэтому моим полусонным грёзам уже ничего не мешало непрестанно вращаться по замкнутому кругу хрустящей поверхности свежайшего бублика, щедро намазанного крим-чизом. Предметом бурных споров, происходящих в моём пробуждающемся желудке, стала неразрешимая, американская дилемма в квадрате - с какой именно начинкой будет чудо-бублик: с маком, с изюмом, с семечками трёх сортов или же с присыпкой из поджаренного лучка.
Вначале дорога шла мимо кладбища, аллеи которого, мелькая за оградой, своими табличками упрямо повторяли как заклинание «ONE WAY» и стрелочками указывали в гостеприимную глубину потустороннего мира. Дальше, после десятка светофоров, не слаженные сигналы которых возвращали сознание к родным истокам богатейшей русской словесности, так как возмущённая душа никак не смирялась с убожеством примитивных построений американских ругательств, путь лежал по бульвару вдоль дикого парка. В зарослях то и дело попадались ритмично покачивающиеся машины с запотевшими стёклами, что придавало нашей мечте о бублике окрыляющую двусмысленность. Потом нужно было обогнуть пару-тройку виадуков в районе аэропорта. Прямо над головой самолёты, как добрые ангелы, то и дело пытались обнять крыльями безлунное осиротевшее небо. Затем пару узеньких переулков в трущобах негритянского гетто – просто-таки подмывало притормозить и вежливо осведомиться у бессонных торговцев кошмарами:
- Не подскажете ли, любезные, где тут поблизости библиотека?
И, наконец, когда наш "батононосец" свернул в самый тёмный проулок – финишная прямая перед заездом в ворота хлебного склада, - Боря, мысленно подгоняемый сдобными фантазиями, выжал педаль газа. Потупленные фары нашего подслеповатого ветерана булочных сражений способны были вырвать изо рта непроглядной темени лишь жалкие крошки пространства. Как вдруг во мраке засветилась еле заметная точка. В считанные секунды вокруг светящегося маячка начал стремительно проявляться чёрным негативом силуэт человека в увековеченной позе Спасителя. Боря, самозабвенно улыбаясь, похоже, и не думал жать на тормоза. Я не выдержал и заорал – СТОП! Хлебовозка заржала полуживой кобылой, поднятой на дыбы, и рухнула на четыре "копыта" в нескольких сантиметрах от гагатового распятия.
Этим чудным знамением оказался рабочий склада, нигериец Джимми. Уголки его рта, также как и руки, были по-прежнему разведены в стороны, но назвать это улыбкой не поворачивался язык. Нигериец, вдобавок, заметно побелел. По всей вероятности бедняга вышел отлить романтики у ближайшего мусорного контейнера и, увидев знакомый трак, решил в шутку преградить нам дорогу. Благодаря чему "отливание" оказалось групповым и немедленным.
Весь день Боря ходил, как в трансе, и непрестанно твердил:
- Я совершенно его не видел! Я совершенно не видел его! Я его совершенно не видел!
- А для чего тебе, Классная Шапочка, такие большие полевые бинокли? - ворчал я, - хотя, честно говоря, если бы не бриллиантовая фикса Джимми, я сам бы его ни за что не увидел!
Тут поневоле станешь по-другому воспринимать небезызвестную поговорку «НЕ ВСЁ ТО ЗОЛОТО, ЧТО БЛЕСТИТ!» Её смысл открывается теперь в совершенно неожиданном свете: всё, что блестит – на вес золота!