Я не помнил, когда и с чего все это началось. Просто принимал как должное, что опять наступило утро, и теперь долго придется ждать ночи, которая тоже не принесет покоя, потому что будет то же самое, только в темноте.
Утро я не любил, как, впрочем, и день, я просто не любил свет, который мне мешал, усиливая осознание своей беспомощности. Большую часть времени лежал на диване, в комнате всегда были занавешены шторы, чтобы свет не проникал в мое жилище. Внешне я выглядел просто ужасно, был небрит и уже давно не мылся.
Прежнюю жизнь вспоминал изредка, и мне казалось, что на самом деле этого не могло быть, не могло быть именно со мной. Мне было лень думать о прошлом, как, впрочем, и о чем-либо другом. Это причиняло мне боль, душевную боль, которая, как я давно понял, намного сильней физической.
Сегодня кто-то позвонил в дверь, что заставило меня вздрогнуть и поставило перед проблемой: открыть дверь или проигнорировать звонок. Я остановился на последнем, но уже с напряжением ждал, что звонок повториться. Он, и в самом деле, повторился, звонили с еще большей настойчивостью, просто нажали на кнопку и удерживали ее.
- Кому я мог понадобиться? - волновался я, покрепче зажав уши, чтобы не сойти с ума от громкого звука.
В дверь начали стучать и что-то громко говорили. Я вынужден был прислушаться, и понял, что там, на лестничной площадке от меня чего-то хотят. Пришлось подняться и открыть дверь. В квартиру буквально ворвались двое и прямым ходом направились в ванную, крича о том, что я их затопил.
Я мысленно отметил, что этого не может быть, поскольку в этой самой ванной не был уже очень давно. Однако что-то там действительно произошло, так как следом появился мастер, который начал очень громко стучать чем-то металлическим, доводя меня до исступления этими пронзительными звуками.
Вдруг кто-то вошел ко мне в комнату, я пригляделся и увидел хорошенькую девушку лет семнадцати. Она была похожа на ангела, вся в золотистых кудряшках, которые явно мешали ей, и она их постоянно поправляла. Девушка подошла ко мне и совсем не робким голосом спросила:
- А вы что, здесь живете?
Я утвердительно кивнул.
- Тогда почему я вас никогда не видела?
На этот вопрос мне было нечего ответить, и я промолчал. Меня лишь удивило, что девушка меня не только не раздражает, а даже вызывает положительные эмоции, о которых я давно уже позабыл.
Девушка сказала, что ее зовут Алена, и спросила мое имя. Я с трудом разлепил пересохший рот и с удивлением ответил: «Игорь». Почему с удивлением? Да ведь я уже так давно ни с кем не разговаривал, что даже собственное имя, произнесенное вслух, показалось мне незнакомым.
Алена оказалась довольно разговорчивой и любопытной. Она ходила по комнате, разглядывала фотографии, стоявшие в рамках на полке, затем подошла ко мне и сказала:
- Вы, наверное, очень ленивый, вон, сколько грязи и пыли у вас.
Я ничего ей не ответил, и тогда она с состраданием в голосе спросила:
- Вы что, болеете?
Я неопределенно пожал плечами, но она приняла это за утвердительный ответ и сразу предложила:
- Хотите, я буду к вам приходить и чем-нибудь помогать? Вы, я вижу живете одни, а болеть одному плохо, надо, чтобы кто-нибудь был с вами, а то никогда не поправитесь.
- Алена, ты где? - раздался громкий женский голос,- иди домой, занимайся, мы здесь без тебя хорошо управимся.
Женщина заглянула ко мне в комнату, я прочитал на ее лице выражение брезгливости и сразу невзлюбил ее.
Алена рассказала, что учится в медицинском институте на втором курсе, спросила, чем занимаюсь я, но, не получив ответа не обиделась, а мягко перевела разговор в другое русло. Я продолжал молчать, но наблюдал за ней, скептически относясь к каждой ее фразе.
Не верил я ни одному ее слову, считал, что говорит она так из жалости, а уйдет и сразу все забудет. Но, как ни странно, с этого дня Алена стала навещать меня, приносила что-то из еды, а потом вдруг предложила сходить в магазин и купить для меня продукты.
- Холодильник ведь пустой,- сказала она, а потом спросила:
- А деньги-то у вас есть?
Денег было достаточно, я ведь до болезни работал в приличном месте и хорошо зарабатывал. Мне пришлось встать и дать Алене некоторую сумму. Она убрала их в карман и сказала, что сегодня же все купит. Я подумал, что все это зря, ведь есть мне не хотелось, но когда Алена подогрела принесенную из дома еду, я, неожиданно для себя, немного поел, правда, вкуса пищи, как и прежде, не ощутил.
Пришло время, когда я стал ждать прихода Алены, и даже иногда с ней о чем-то разговаривал. Когда же замолкал и отворачивался от света, она не тревожила меня ненужными вопросами, а просто уходила на кухню и что-то там делала.
Что именно, я понял потом, когда захотел пить, и пошел туда. Я был просто сражен царившей там чистотой. И вдруг понял, что где-то далеко, в подсознании, произошел некий сдвиг в устоявшемся рутинном существовании, но еще очень и очень незначительный.
Теперь мне постоянно хотелось видеть ее хорошенькое, по-детски наивное личико, обрамленное золотыми кудряшками.
- Да что это я? Кудряшки, Алена, что ей до меня? Ну, пожалела загнанного жуткой депрессией в тупик парня, и что дальше?
Тут же включился мой внутренний психоаналитик и предположил, что я начинаю пробуждаться и пытаюсь выскочить из той безысходности и апатии, куда меня загнала болезнь.
- Скоро должна придти Алена,- пронеслось в голове, - может быть, привести себя в порядок и помыться?
От одной этой мысли мне стало совсем дурно, но я пересилил себя, дошел до ванной, включил душ и быстро вымылся. Сбрить отросшую щетину оказалось делом нелегким, но я и с этим справился, хотя делал все с трудом, до отвращения к проделываемой процедуре.
Зато когда все закончилось, остался собой довольным. Нет, не внешним видом, а тем, что я это все-таки сделал. Потом заглянул в шкаф, нашел там свежую футболку и довольно приличные брюки от спортивного костюма. Теперь надо сменить постельное белье и убрать его с дивана.
Я ждал Алену, я даже готов был с ней разговаривать о себе. Да что там готов? Мне хотелось выговориться, найти не чье-то понимание, а именно ее, Алены. Но время бежало (заметьте – бежало, а раньше ведь стояло на месте), а ее все не было.
- Не придет, - ерничал внутренний голос.
- Так не может быть, – отвечало подсознание.
Кто из них прав, могла рассудить только Алена, но она все не шла, приводя меня в состояние полнейшего уныния, и возвращая, нет, не возвращая, а несколько отодвигая на прежние позиции.
Я уже было отчаялся, но вдруг раздался звонок, и я открыл дверь. На пороге стояла Аленина мать. Взгляд ее был недобрым, в нем явно проглядывалось презрение и еще какое-то чувство, описать которое я не в состоянии.
- Добрый вечер - сказала она совсем не по-доброму, - мне с вами надо поговорить.
Мы прошли на кухню, она присела на табурет и безо всяких экивоков перешла к тому, зачем явилась. Ну, вы уже догадались зачем, а если нет, то все очень просто. Она категорически запретила мне общаться с Аленой. Сказала, что даже не будет объяснять причины, чтобы меня не обидеть. Представляете – не обидеть! Ведь не обижала меня она, а убивала, в полном смысле этого слова.
Я не стал с ней обсуждать данную тему, просто молча, кивнул, поднялся со стула, прошел в прихожую и указал ей на дверь.
- Все кончено,- пронеслось в голове, все, Алена больше не придет!
От этой мысли слабли мои ноги, вновь подкатила тоска и с явным удовольствием накрыла меня с головой. Я бросился на диван, отвернулся к стене и замер. Ни одна мысль меня больше не посещала, я словно бы умер.
Сколько я так пролежал, не знаю, но Алена все-таки пришла, видимо дождалась, когда мать уснет, и пришла. Я был ей несказанно рад, и она это поняла. Алена ни словом не обмолвилась о поступке матери, просто сказала, что встречаться теперь нам придется украдкой. Я был согласен на все, лишь бы она не исчезла совсем.
В этот вечер мы с ней долго разговаривали. Мне пришлось вспомнить, что человек я образованный, что очень люблю свою работу, которую потерял из-за навалившейся депрессии. Алена спросила, сколько мне лет, я ей ответил, что по паспорту мне тридцать один год, но чувствую я себя глубоким стариком.
Она сказала мне, что консультировалась в институте со специалистом, который сделал вывод, что веду я себя совершенно неправильно, потому что депрессии сейчас научились хорошо лечить. Она предложила пригласить его ко мне домой, но предупредила, что консультация будет платной. И я неожиданно согласился.
Алена ушла, я тихо прикрыл за ней дверь и задумался: Мне, человеку с хорошим образованием, почему-то не приходило в голову, что можно эту болезнь излечить. Что нельзя себя больше терзать, надо искать другой выход из этого тупика, и, в конце концов, отступиться от своих правил и принимать таблетки.
- А как же с Аленой? - пронеслось у меня в голове.
Тут я подумал, что не все зависит только от ее матери. Если она захочет, то мы с ней обязательно будем видеться и найдем выход из создавшейся ситуации.
- Браво! В моих рассуждениях уже появляется логика, значит должна появиться и надежда. Надежда на что? Да не важно на что, потому как надежда – это и есть тот самый выход из тупика, называемого таким, с виду красивым словом – депрессия.
На следующий день появилась Алена с доктором. Звали его Дмитрий Алексеевич, лет ему примерно пятьдесят, с виду подтянутый и довольно симпатичный. Он побеседовал со мной, пожурил за то, что я дал болезни так скрутить меня и намекнул на возможную госпитализацию, от которой я сразу же отказался. Мы с ним договорились, что он будет меня навещать и контролировать лечение. Доктор выписал рецепты и на этом его визит закончился. Он поехал на работу, а Алена в аптеку. Принимать таблетки я начал в этот же день.
В эту ночь я быстро заснул и проснулся лишь в десять часов утра. Я наскоро выпил чаю и проглотил лекарство. Теперь, после каждого приема таблеток, я подолгу прислушивался к себе, стараясь уловить происходящие изменения. Но приехавший на очередную консультацию Дмитрий Алексеевич, не посоветовал мне это делать.
- Лечение не волшебство, оно действует постепенно. Наступит момент, когда вы поймете, что уже приблизились к заветной цели.
Он так и сказал, не просто к цели, а именно заветной! А кто теперь знал о моей заветной цели? Да никто, кроме меня. Теперь это была Алена! Да, лечение явно идет мне на пользу.
Пошел второй месяц моего лечения, я отмечал в себе значительные перемены, которые меня радовали. Наступил момент, когда я решился выйти на улицу, зайти в магазин, а заодно посмотреть, что стало с моей машиной, которую когда-то (не помню даже когда) я оставил в соседнем дворе.
Собравшись, я бросил взгляд в зеркало, где увидел со вкусом одетого молодого человека, явно довольного своей жизнью и преуспевающего в ней. Только глаза выдавали внутренний дискомфорт и некоторую робость. Но не всякому дано это понять. В моем случае это могла бы сделать только Алена, но она сейчас была в институте, а я придумывал, что можно купить ей в подарок.
Надо сказать, что, несмотря на запреты матери, мы с ней продолжали видеться, и теперь уже подолгу беседовали. Не о моей болезни – нет, эта тема в последнее время стала для нас даже запретной. Мы говорили обо всем. Так много о себе я не рассказывал еще никому.
Выйдя на улицу, я зажмурился от яркого солнца, зажмурился не потому, что я его не любил, просто оно слепило меня. Это ощущение доставило мне огромное удовольствие. Я прошел в соседний двор и, к своему удивлению, обнаружил, что машина моя на месте, просто ее очень сильно занесло снегом.
Я обратился к мужчине, убиравшемуся в подъезде с просьбой очистить автомобиль, заплатил ему и пешком пошел в ближайший супермаркет, где сделал много покупок. Приобрел даже то, что могло оказаться мне и ненужным. Ведь я так давно нигде не был, что мне, в буквальном смысле слова, хотелось купить там все!
С трудом я донес покупки до машины, которая к этому времени уже сверкала в лучах ослепительного январского солнца. Сел за руль и поехал в свой двор, решив припарковаться на своем обычном месте, благо оно оказалось свободным.
В то время, когда я выгружал пакеты из машины, открылась подъездная дверь, и на крыльце появилась Аленина мама. Она почему-то мне очень обрадовалась и стала спрашивать о причине столь длительного моего отсутствия.
- Наверное, в командировке были? – предположила она.
И тут же укоризненно заметила, что я, будучи явно не бедным (при этом она многозначительно посмотрела на мою дорогую иномарку), мог бы и не сдавать квартиру, кому попало. Человек, который проживал там в мое отсутствие, привел ее в жуткое состояние, да и сам по виду - наркоман или алкоголик.
Я поблагодарил ее за внимание, а Господа Бога за то, что она так интерпретировала ситуацию. Значит, теперь я смогу общаться с Аленой, сделав вид, что мы с ее дочерью только познакомились.
Дмитрий Алексеевич при очередном визите был весьма удовлетворен моим состоянием и сказал, что если все будет идти так же хорошо, то можно уже подумать об устройстве на работу.
- Так будет лучше. Вы обязательно должны чем-то заниматься, поскольку трудотерапия загоняет депрессию в тот самый угол, из которого вы уже выскочили, – напоследок пошутил он.
Немного нервничая, я позвонил к себе в офис и предложил свои услуги. Как я и предполагал, мне не отказали, и мы договорились, что приступлю к своим обязанностям уже в ближайший понедельник.
Потом я созвонился с Аленой, вкратце рассказал ситуацию и предложил ей «сегодня же познакомиться». Вечером я собирался зайти к ним домой, под предлогом, что у меня что-то закончилось, ну, например, соль... Алена посмеялась над моим предложением, но согласилась.
Вечером я спустился на четвертый этаж и позвонил в их квартиру. Дверь открыла ее мать, которая несказанно обрадовалась моему приходу и сама позвала Алену, чтобы представить нас друг другу.
– Все-таки вы соседи,- объяснила она, - а соседей надо знать, мало ли что в жизни может случиться.
- Вот это точно - отметил я про себя.
Она отсыпала мне соли и предложила с ними поужинать. Я не смог отказаться, поскольку к этому времени аппетит у меня восстановился, и я вновь стал отчаянным гурманом. Из кухни же по всей квартире распространялся ароматный запах приготовленной пищи.
После ужина я поблагодарил хозяйку, пожелал всем спокойной ночи, и поднялся к себе в квартиру. Было уже довольно поздно, я принял душ, лег в постель и, уже засыпая, каким-то пятым чувством понял, что сейчас придет Алена.
И она пришла, тихо постучала, а не позвонила в дверь. Я, испытывая непонятное мне в данной ситуации, чувство беспокойства, открыл ей. Немного отодвинув меня в сторону, Алена быстро прошла в спальню, так же быстро разделась и легла под одеяло. Я часто представлял в мыслях, как это будет, но сейчас почему-то растерялся, что-то внутри удерживало меня, как бы предостерегая от чего-то, но я не смог устоять, и все свершилось.
Алена плакала от счастья, я гладил ее непослушные кудряшки и с горечью, понимаете, с горечью, думал о том, что оказался ее первым мужчиной. Я говорил ей о своей любви, она упивалась моими словами, радовалась, смеялась, но странное, тревожное чувство не оставляло меня ни на минуту.
Мне трудно было сопоставить эти две вещи. Мою любовь к Алене, нашу с ней близость и, в то же самое время, предчувствие чего-то неотвратимого, что должно было последовать, как расплата. Расплата за что? За любовь? Но ведь это звучит как-то нелогично.
- Что-то меня потянуло на философию, - подумал я, - и все как-то некстати.
Я заглушил эти мысли, свалив все на перенесенную мной депрессию. Алена ушла под утро, я узнал об этом позже, ибо в момент ее ухода крепко спал.
Следующий день был субботний. Вечером я зашел к Алене и предложил ей покататься по вечерней Москве. Ее мать, Людмила Анатольевна, вся светилась от счастья. Ну, как же! Такой представительный и обеспеченный мужчина (это про меня), вдруг дочери повезет и все закончится свадьбой. Она этого не говорила, но все было написано на ее лице.
Мы с Аленой долго катались по Москве, отужинали в небольшом ресторанчике и вернулись домой поздно вечером. Я проводил ее до квартиры. Дверь нам открыла Людмила Анатольевна, которая сделала вид, что очень переживала, уж очень поздно мы вернулись. Я не стал ей говорить о том, что Алена звонила ей по мобильному, и она была в курсе, где мы есть. Мне эта женщина не понравилась с первого взгляда, и мнения о ней я не поменял.
Ночью Алена не пришла. Я почему-то со страхом ожидал ее прихода. Именно со страхом, а не с каким-либо другим чувством, более соответствующим данной ситуации. В воскресенье мы с ней опять катались по Москве, опять ужинали в ресторанчике, а ночью решили не встречаться. Это я подвел ее к этой мысли, сказав, что в понедельник утром выхожу на работу. Она, как я заметил, расстроилась, но сразу со мной согласилась. Так что я быстро заснул, уже зная, что сегодня она ко мне точно не придет.
Утром я приступил к работе. Состав сотрудников поменялся, из прежних осталось совсем немного. Среди новых я отметил девушку, лет двадцати пяти, которая была чрезвычайно красива. Меня всем представили, и я узнал, что ее зовут Екатерина.
– Можно просто Катя, - с улыбкой сказала она.
На какое-то время я даже забыл об Алене, так она мне понравилась. Но потом немного, совсем немного мучился угрызениями совести. И, правда, какая Катя? Ведь у меня есть Алена! Но почему-то теплей от этих мыслей не становилось.
К Алене я испытывал двоякое чувство. С одной стороны, я ее, скорей всего любил, а с другой, явно тяготился интимными отношениями, которые и случились-то всего один раз. Но второго раза я почему-то сознательно избегал. Мне и самому это казалось странным.
– Но у меня ведь все не так, как у всех, - находил я себе оправдание, вспоминая о перенесенной болезни.
Домой мне почему-то не хотелось, я сел в машину и поехал просто так, в никуда… Вернулся поздно и сразу увидел Алену. Она сидела на скамейке, недалеко от подъезда, и явно ждала меня. Не могу сказать, что обрадовался, я, где-то на подсознательном уровне, пытался избегать ее. Но, в то же самое время, меня к ней тянуло.
Совсем запутавшись в своих сомнениях, я подошел к ней, погладил по щеке, почувствовал, что щека влажная и понял, что она плакала. Жуткая жалость взорвалась во мне. Но это, как я понял, была все-таки жалость, а не любовь, в которой так нуждалась Алена.
Я взял ее за руку, и она покорно пошла за мной. Мы поднялись ко мне, и все повторилось. Алена говорила мне о своей любви, но никаких чувств, кроме жалости я не испытывал. Мало того, поймал себя на мысли, что с нетерпением жду, когда Алена уйдет, а она все не уходила и не уходила… Во мне стало закипать раздражение. Ведь не мог я сказать ей о своих чувствах, она ведь спасла меня Тогда, и теперь я всегда буду ей Обязан!
– Вот! - пронеслось в моей голове, - вот та причина, по которой я не могу подарить ей любовь, которую она так ждет от меня. Я ей Обязан!
Даже не заметил, как она оделась, подошла к двери и стояла там, у выхода, явно чего-то от меня ожидая. Я поцеловал ее, тихо приоткрыл дверь и услышал, как она спускается по лестнице.
- На сегодня все, – сказал внутренний голос, - но ведь еще будет завтра.
- Надо что-то делать, - с этими мыслями я и заснул.
На работе я немного забывался, часто подходила Катя с разными вопросами. Я понимал, что она мне очень нравится, и часто представлял ее на месте Алены. И это место ей явно подходило!
- Как можно, не зная человека…? – брюзжал внутренний голос.
Но я в это время думал уже совсем о другом, и голос, не усмотрев никакой реакции, быстро замолк.
- Опять вечер, опять Алена,- с раздражением думал я, подъезжая к дому.
Но никто меня не встречал. Я удивился, но не расстроился. Поднялся к себе, немного перекусил и устроился у телевизора, механически переключая программы, вовсе не вникая в смысл происходящего на экране.
Алена больше не приходила, я тоже не делал никаких попыток встретиться с ней. Все постепенно встало на свои места, лишь ее мать, изредка попадавшаяся мне на пути, демонстративно отворачивалась, никак не реагируя на мои приветствия.
Однажды, я как всегда, столкнулся с ней на лестничной площадке, и она, не поворачивая головы, вдруг сказала:
- Зашел бы, Алене очень плохо.
Никогда прежде она не обращалась ко мне на «ты», видимо с Аленой что-то стряслось. Я пообещал зайти вечером, а сейчас спешил на работу, хотя признаться, вполне мог бы и опоздать, предупредив руководство. Но я пытался хоть как-то оттянуть эту неизбежную встречу, понимая, что боюсь заглянуть ей в глаза. Мне ведь даже нечего было сказать в свое оправдание.
На работе я был угрюм и с трудом вникал в смысл документов, с которыми работал. Все время я думал о вечере, даже не представлял, как себя вести с Аленой, и очень этим тяготился.
– Но ведь ты можешь и не ходить, сославшись на что-то, - подленько подсказывал мне мой внутренний голос.
– Это не выход из положения, - вслух ответил я, чем безмерно удивил сидевших со мной в кабинете сотрудников. Я засмущался произведенным эффектом, но слова оправдания будто застряли у меня в горле, и я промолчал.
Вечером, с трудом пересилив мерзкую дрожь, я позвонил в их квартиру. Дверь мне открыла ее мать, и я с удивлением увидел там своего врача, Дмитрия Алексеевича.
– Что он здесь делает? - пронеслось у меня в голове.
А потом я увидел Алену. Нет, это была не она. На меня смотрели ввалившиеся глаза с черными кругами под ними, волосы были спутаны и довольно сальные, такой я ее еще никогда не видел.
- Оказывается депрессия - болезнь заразная, - сказал Дмитрий Алексеевич, и в голосе его прозвучали, так несвойственные ему, металлические нотки.
- Что ж, теперь ваша очередь помочь девушке, - добавил он и посмотрел на меня, как мне показалось, с презрением.
- Конечно, конечно, - пролепетал я, испытывая острую жалость к Алене.
Перед Дмитрием Алексеевичем я немного робел, мне было стыдно, что он обо всем догадывается. Оставшись с ним наедине, я вкратце рассказал ему о своих двойственных чувствах. На это он мне ответил, что, учитывая мои психологические особенности, такое может быть, и назвал этот симптом амбивалентностью.
Потом он сказал, что сейчас, если я помогу Алене так же, как в свое время она помогла мне, то все станет на свои места, поскольку понятие «обязан» уже не будет иметь своей силы. Я очень доверял ему, к тому же жалость к Алене была не напускной, а настоящей, с желанием разрыдаться у нее на груди и долго-долго просить прощения.
Алена никак на меня не реагировала, она, как и я в прошлом, просто тихо лежала в постели, прикрыв глаза. Я не пытался с ней заговорить, просто сидел рядом и сжимал ее руку. Руки она не убирала, но разговаривать отказывалась не только со мной и с матерью, но даже с доктором.
- Время и лекарство сделают свое дело, - сказал Дмитрий Алексеевич. А вы, - глядя на меня в упор, добавил он, - уж, пожалуйста, постарайтесь.
Я молча кивнул, и он ушел, сказав, что приедет завтра. Постепенно Алена стала более активно реагировать на происходящее, я даже уговорил ее немного поесть. После душа я расчесывал ее непослушные кудряшки, испытывая при этом кроме жалости, еще до боли знакомое чувство. Иногда она мне улыбалась, и в этой улыбке явно сквозило прощение. Я чуть не разрыдался, когда впервые осознал это.
Дальше уже каждый день, приносил что-то новое. Алена сама передвигалась по квартире, делала что-то по хозяйству, а когда я уходил к себе, в ее взгляде читалась тревога и вопрос, приду ли я завтра. Я, молча, ей кивал, и она понимала, что приду. Так продолжалось еще пару недель. И вот, наконец-то, доктор разрешил ей посещать институт, где она уже прилично отстала от программы.
- Догонишь, ты у нас умная, - говорил я ей, и она счастливо улыбалась.
Мы с Аленой стали встречаться ежедневно, она приходила ко мне уже не украдкой, а ставила свою мамашу в известность и оставалась у меня ночевать. Я понял, что очень люблю ее, и предложил стать моей женой. Свадьбу мы отметили в тесной компании, и Алена переехала ко мне.
Беседа с доктором, который тоже был на нашей свадьбе, подвела черту под всем произошедшим. Он просто сказал, что любовь она и есть любовь, и если долго копаться и искать причину этого прекрасного чувства, то можно накопать не только «обязан», но и «должен», что еще обиднее.
– Любовь всегда должна быть на первом месте, - сказал он, - тогда союз будет крепким и долговечным.
Мы с Аленой стали жить в мире и согласии. Она окончила институт, и сейчас учится в ординатуре. Вы уже, наверное, догадались, какую специальность она себе выбрала.
Скоро у нас появится ребенок, Алена сказала, что на УЗИ увидели девочку, но врачи немного ошиблись. Нет, у нас не родился мальчик, у нас родились две девочки!
Нелюбимая мною теща стала тихой, покладистой, относится ко мне уважительно и очень помогает с двойняшками. Я предложил ей уволиться с работы и материально компенсировать данный поступок. Она, не долго думая, согласилась, и, как мне кажется, не пожалела об этом.
Я очень люблю Алену и просто обожаю своих девчонок, которые, как и их мама, такие же златокудрые и красивые. Иногда я с ужасом вспоминаю своих болезненных советчиков, долго искавших в этом прекрасном чувстве должников и обязанных.
Сейчас все это осталось в прошлом…
