мама бурятского народа. (Рассказ)

У Еханурова Юрия Ивановича, министра обороны Украины, бурята по национальности, бледное лицо и характерный разрез глаз, как у Будды.  Он похож на моего сослуживца, тоже бурята по национальности, с которым меня, Севастопольца, свела жизнь на срочной службе в далеком Уссурийске. Недавно назначенный на высокую должность Ехануров всколыхнул воспоминания, которые крепко засели у меня в голове и до сих пор не могу понять, что это было? Рок? Полтергейст, или силы, которые существуют в объективной реальности независимо от нашего сознания и скрыты от наших органов чувств? И проявляются они в  виде знаков или стечений обстоятельств, или еще чем-то угадываемом на интуитивном уровне. Но только те, кто игнорируют эти знаки и обстоятельства,  обречены страдать – это я понял уже давно, после знакомства с сослуживцем-бурятом.
Звали его Даши-Дандок-Бальжитович и поначалу я на него не обращал никакого внимания - своих проблем хватало.
То, что меня призвали 13.11.78 года, только отдаленно напоминало о страданиях, которые мне предстояло перенести. И даже не дьявольская цифра 13 в календаре, а просто молва о быте в Советской Армии.
Для  обучения  управлением БМП-1 меня отправили в какую-то «дыру» под Уссурийском под названием – учебная рота.
Вокруг тайга, по которой бродят уссурийские тигры-людоеды. А они все людоеды– только повернись на узкой кабаньей  тропе к нему спиной! В расположении пьяные офицеры, никакой еды, никакой подготовки, только истощающая хозяйственная работа на территории и в домах офицеров. Последнее считалось удачей- иногда после работы поили чаем. Остальное время было занято тем, что солдаты воровали картошку и уходили в тайгу ее печь. После захода солнца близлежащие сопки покрывались, как луг в мае красными маками – огоньками от костров. Личный состав пек картошку, чтобы выжить.
Как  будущее устройство страны, в расположении  учебной роты было подразделение, составленное сплошь из чеченцев – от рядового  до командира в звании майор. Они жили и служили обособленно, как другие войска, не советские, вроде уже готовили себя к автономной жизни.
У них, то ли в рабстве, то ли на прикомандировании были несколько человек; один бурят и пять тувинцев. Вся эта группа выкладывала им плитку в ленинской комнате. Там же и спали на шинелях в углу, под портретом вождя мирового пролетариата. Чеченцы не кормили их, а только заставляли работать и даже не били их руками, а только пинали.
Как-то ночью я набрел на костер, вокруг которого сидела группа  тувинцев и бурят из чеченского подразделения. Что они делали, спрашивать не нужно - пекли картошку. В  котелке  бурлила вода, и торчали ветки китайского лимонника и  стебли прошлогодней малины – готовили чай. Я достал свои клубни, засыпал их золой и стал греться.
Когда поели и стали пить чай, то еда  вместе с теплом от  костра настроило на разговор. Бурят Даши-Дандок-Бальжитович  рассказал, что он из бедной семьи, денег нет  и у матери один, но самое удивительное, что он проклятый. А чтобы снять проклятие, он должен отслужить в русской армии. Именно в русской, а не советской. Он обязан это сделать и все претерпеть, потому что бурятов всего-то 400 000 человек, и они должны слушаться своих авторитетов. Очищение от проклятия  дает только служба в русской армии, и он обязан это пройти.
Потом в тайге что-то страшно ухнуло, а костер стал быстро гаснуть, и все засобирались в расположение.
Территория военного городка была размечена по подразделениям. Вроде и нет разметки на снегу, но помочиться на чужой территории это все равно, что плюнуть соседу в суп – кара не заставит себя ждать, набегут сразу,  вроде как произошло вражеское  вторжение.
Во время метели я не стал бежать на территорию нашего подразделения, а излил свое на чеченской делянке, и мои вензеля покрыли девственную белизну «чеченской земли», покрытую белым снегом.  Тут же был схвачен. Меня заволокли в их ленинскую комнату и стали заставлять мыть полы. А это по их законам все равно, что  чистить сапоги, стирать белье, подшивать форму, выносить нечистоты, то есть- опустить. Я попытался вырваться, но чеченцы стали пинать меня. Я схватил табуретку и выбил стекла в  окне. И уже собирался выпрыгнуть со второго этажа. На мгновение остановил вид  застрявшие в пазах осколков стекла -  навались на них, и могли  вспороть мне живот. Но я тут же  все просчитал – шинельное сукно стекло не вспороло бы.  Спасение пришло внезапно - вошел майор-чеченец, что-то отрывисто приказал и все расступились.
Но если хищник идет по следу, то просто уйти от него не получится. Когда я прибыл в Уссурийск  в свою мотострелковую дивизию, то скоро обнаружил, что  чеченское подразделение в полном составе уже давно там.  В  дивизии в одной роте со мной оказался и Даши.
Я понял, что чеченцы меня в покое не оставят. Ночью мимо окон их расположения было страшно ходить - раздавались крики, издаваемые людьми,  которых истязали. Слышался грубый окрик, потом звук удара и плач человека, походивший на скулеж собаки, которую окатили кипятком. Все обходили это место стороной.
Я как-то вечером поделился своими опасениями с Даши. Тот меня очень правильно понял и тут же посоветовал написать письмо маме всего бурятского народа.
- А сколько ей лет? – спросил я.
- Ей всегда 89 лет!- ответил Даши и добавил, - ее зовут Дарима! И она обязательно поможет!
- А кто она?
- У нее есть ученица, зовут ее Ванга. Слышал?
Я, конечно, тогда не слышал. Письмо я все-таки написал. Коротко и, как мне казалось, емко, изложил суть моего страха.
Конверт был опущен в почтовый ящик и потекли недели, потом месяцы, а ответа все не было.
- Она поможет,- успокаивал меня Даши, - она не ответит, но поможет.
И я попал в состояние какой-то взвеси, как пыль, поднятая грузовиком в абсолютно безветренную погоду,   висит  в воздухе как серый туман и не опадает.
Как-то, после обеда, меня сзади ударили по затылку сразу за КПП военного городка. Я упал и успел перевернуться на спину, чтобы увидеть, что это был чеченец, тут же последовал удар ногой и я потерял сознание. Когда очнулся, то понял, что глаз у меня заплыл и закрылся. Меня отправили в армейский госпиталь. Подлечили, но с моими зрением что-то стало  происходить. Стоило мне взять в руки на стрельбище автомат, как  перед глазами повисала серая непрозрачная пелена. Но и этого мало – стоило мне взять в  столовой в руки ложку, как возникало, то же самое – я ничего не видел, словно повисало перед глазами  серое непрозрачное полотно.
В госпитале врачи долго ломали голову, что же это со мной. Только и слышалось: амавроз? Отслойка сетчатки? Скотома? Наконец, поставили астено-невротический синдром, не поддающийся лечению, и  комиссовали. Перед убытием из расположения ко мне подошел Даши:
- Вот видишь! Я же тебе говорил, что она поможет!
Больше мы с ним не встречались. Но дома у меня никакой пелены никогда перед глазами не возникало и до сих пор не возникает.

27.03.08г. Севастополь.