Уселися стайкой, щебечут за шейкой моей.
А может, рвануть от чукмеков в далёкую Италию,
где звонкие рулады выводит солист соловей?
Плюёмся, ругаемся матерно, жмём на педали,
украинских, русских, кавказских, цыганских кровей.
А может, рвануть от народов в далёкую Австралию,
где друг – кенгуру скачет круче рязанских коней?
Ах, полно! Дублёнку до дроби давно испытали.
Вот хитро моргнула с колоды семёрка червей.
Я ехал в холодной теплушке, мы книги читали
про дивные края, где о счастье поёт Гименей.
Печурка, глазастый огонь, чуб берёзовой чурки.
Я грею ладони, я грежу почти наяву.
Как старый чукмек я укутался в длинную чуйку,
подмёрзший «кирпич» нарезая, как в Джидде халву.
Волна бирюзовая плещется, в светлые дали
мы снова уносимся, спрятав реальность в гробу.
Напрасно, напрасно мы в дивных краях побывали,
на время к цепи приковав чародейку судьбу.
Вернулися, глядь, а судьба – озверевшая собака,
всё хлещет слюною, цепь рвёт, скалит белые клыки,
наверное, чует, не тот от хозяина запах,
наверное, видит, не те на бродяге портки.
Мы сладости пили, в заморских садах мирт вдыхали,
мы в Тюркском дворце попросили принцессы руки,
гонцы из Бахрама нас в гости к себе зазывали.
Постой же, мой пёс, остуди сумасшедшие зрачки!
Постой же, мой пёс! Крест нательный, холстина рубаха,
обмотки, лаптей прохудившихся чавкают рты,
я – свой, я вернулся, утихни же, видишь, я махом
свалился кудрями в бурьянные с репьями кусты.
Наверное, как лучше зарезать, чукмеки решали?
Наверное, как лучше ответить, я тоже решал.
Горячая кровь, видно что-то в неё намешали,
холодный рассудок – что ж, кто-то ему возражал.
31.12.08-01.01.09
С-Петербург