10 декабря. Суббота. 11:45
Плохо мне.
Может быть, это не Я? Или это сон, глубокий, как Байкал? Как Катя здесь оказалась? Это первое. Первое, обжигающе жидкое, жирным и вязким супом растекающееся в моих мозгах. Заполняющее извилины, застывающее, распирая вены и блокируя любые ответные действия. Я в ступоре. Нет, так не пойдёт! Мысленно отряхиваюсь, как отряхивается мокрый пёс, вылезший из воды.
— Катя, что ты тут делаешь? — негромко, во всеобщем гомоне вокруг, спрашиваю я.
— А ты не догадываешься?! — с вызовом, вопросом на вопрос отвечает она. — Как ты там написал в потрёпанной общей тетрадке? «Я даже согласна быть пешкой, только бы меня взяли в игру» — это твои слова были, Лёша. Твои слова обо мне!
Она и дневник нашла. Вот так! Слова, вообще-то, не мои, а Льюиса Кэрролла о девочке, попавшей в Зазеркалье. И Катя нырнула туда же, дурашка. Прочитала от корки до корки мои записки и теперь знает всё. Например, то, что у меня к ней нет любви. Что-то такое, рядом стоящее, смутно похожее. Но не Любовь с большой буквы. А до всего остального Катя дошла сама. Она умная девочка… Сделала верные выводы о том, что не было сказано вслух, не было записано ночью, и что спрятал сам от себя куда-то в закоулки головы...
…Алик смотрит на нас с Катей недоумённо — мы теряем драгоценные минуты, шепчемся неизвестно о чём, а во Дворце бракосочетаний нас ждать не будут. Всё и вся расписано, кроме жениха и невесты. Сонная регистраторша в балахоне, с дежурной улыбкой на щедро «наштукатуренном» лице, уже написала список молодожёнов. Мы — ...надцатые по графику. Работница ЗАГСа не догадывается о своей роли в этой пьесе абсурда. Аннушка, разлившая масло — это, наверное, не про неё! Первый акт уже идёт, и мы все, включая слегка пьяненьких на радостях гостей, в нём запланированы, как смена посуды перед подачей горячих блюд.
А в качестве «компота» — мои скомканные глаза. Я мотаюсь на ринге в одиннадцатом раунде. Бой с тенью выжал всего как лимон, еле стою на ногах и вбрасываю кулаки в пустоту. Промахиваюсь снова и снова. Бегаю, высунув язык. А она, эта треклятая пустота с Катиным лицом в тёмном облаке, лупит по «кумполу» кувалдой: сам виноват… сам виноват… виноват — сам! Бац! Ещё разок для закрепления: сам виноват!
— Денежки давайте, мальчики! — улыбается мне Катюха и подмигивает Алику.
— Слушай, а она — классная подруга! Никогда бы не подумал, что проститутка… — шепчет Алик мне в ухо, и незаметно для всех вкладывает в мою руку две шуршащие зелёные бумажки.
— А она и не проститутка! Здесь только я — проститутка... — шепчу ему в ответ, принимая деньги на выкуп невесты.
— Катя, соточки хватит? — нахожу силы улыбнуться свидетельнице своей улыбкой номер пять, которую обычно применяю в супермаркетах (на кассе) для молоденьких кассир-провинциалок, чтобы меньше обсчитывали. Эта новенькая банкнота — Катин первый взнос в общее дело. Пусть только попробует меня обсчитать!
— Нет, мальчики! Этого мало! У нас (?) самая роскошная невеста в Одессе. Давайте ещё денежку! И быстрее, быстрее! Мы и так уже опаздываем!
— А вот так нормально будет? — добавляю ещё одну бумажку с Франклином и попутно думаю, что на «армянском» рынке Кате пришлось бы полтора месяца мёрзнуть в неотапливаемом магазине, чтобы заработать такие деньги. Ёжиться в дешёвом китайском пуховике, трепаться с соседками-торговками, пить чай из термоса, наливая его в пластиковый стаканчик. И ждать покупателей, как чуда, как манны небесной…
…Мы проходим в дом. Алика с букетом запускаю вперёд, как кота на новоселье — по идее его глаза должны блестеть, шерсть стоять дыбом. А жених не мурчит и не смотрит на невесту, как на сметану, не облизывается. Невеста стоит в огромной гостиной возле окна и разглядывает меня. Даша красива в свадебном платье, гораздо симпатичнее, чем на фотографии, которую мне показывал Алик. Он подходит к невесте и, опускаясь на колени, протягивает букет. Гости выглядывают из коридора, смешно вытягивая головы и замолкая на секунду. «Горько!» — брякает какой-то родственник с пудовой мордой красного цвета и в галстуке такого же оттенка. Алик поднимается с колен, когда Даша, немного повернув голову в сторону, показывает рукой в белой перчатке на собственную щёчку: «Поцелуй!». «Горько! Горько!» — раздаются голоса от группы поддержки свидетельницы в составе трёх красоток в шикарных платьях. Одна из них стреляет глазами в меня, как в мишень на стрелковом стенде. Группа «Виагра» — отдыхает, как отдыхает мой взгляд на сиськах подружки невесты. А девушка откидывает прядь волос со лба и поправляет бретельки облегающего и откровенного наряда. Выстрел! В цель. Ещё один! Опять в цель.
— Что ты на неё вылупился? — Катя обнимает меня за шею, слегка царапая коготками, и целует в губы. Я обмякаю, чувствуя новый тонкий аромат дорогих духов. — Смотри, я приревную!
— Не надо, малышка. Проехали. Ты же знаешь, зачем мы тут. Нет, точнее — зачем Я тут. Кстати, не хочешь ли объяснить некоторые вещи?!
Катя перекидывает через моё плечо белоснежную ленту с надписью «Почётный свидетель».
— А вот и не хочу! У Андрэ потом спросишь. Знаешь — это была моя инициатива, так что не наезжай на своего «лучшего» друга. Пора зарабатывать в семью, не правда ли, дорогой?
— Катя, я не хочу видеть тебя здесь! В этой роли — не хочу!! — я хватаю её за талию и трясу, как грушу в месяц сбора урожая.
— Отпусти меня! Синяки останутся! Хочу — не хочу… Пусти, тебе говорю! Уже поздно…
Уже поздно. Это правда. Чья только и на чьей она стороне, эта самая «правда»? Она, видимо, в тумане, накрывшем лесную тропинку, по которой конные рыцари в мокрых доспехах едут гуськом. Мечи в ножнах, поблёскивающих в неярком свете факелов. Изредка всхрапывают кони, шлёпающие копытами по грязи — воинство пробирается через строй многовековых дубов к замку, где засели захватчики и изменники короне. В полусне едет Жанна, измученная дева, среди сотен столь же обессиленных, как и она, мужиков. И хоругвь с ликом Спасителя, заляпанным грязью французских дорог, — в её руках.
Скоро состоится штурм, когда, повинуясь её кличу, рыцарь, едущий сейчас рядом и тайно влюблённый в Жанну, бросится выламывать ворота, орудуя огромным топором. Он погибнет там, на мосту своей славы. И сама Орлеанская Дева будет терять силы, как кровь — по капле, сражаясь за Государство, которому нет никакого дела до её подвига.
Она будет предана дважды. Её Королём, принявшим результат войны как должную почесть. Потом он отречётся от неё снова, предав Суду инквизиции. Это будет его ревность и месть Жанне за то, что ей не дано стать королевой. Сестре по крови — не стать его законной супругой. Я ВИЖУ это позорное судилище и себя среди судей, что прячут лица под огромными капюшонами.
— Признаёшься ли ты, Екатерина, в колдовстве, распутстве и в сговоре с дьяволом? — спросят фигуры в чёрном. Только скрип перьев, треск умирающих на дубовом столе свечей и ЕЁ тяжёлый вздох будут ответом. Она предана. И до тех пор, пока пламя костра не начнёт пожирать её израненные ноги, пока не вспыхнут лохмотья, бывшие прежде мужской рубашкой из тончайшего лионского шёлка, она не поверит в это предательство и будет молиться, призывая короля в свидетели.
А Он — не ответит…
10 декабря. Суббота. 23:50
Я стою посреди опустевшего ресторанного зала с грудой букетов в обнимку. Похож на таитянина, торговца гардениями, фуксиями, орхидеями и прочими экзотическими цветами на набережной Папеэте. Будто бы в ожидании парохода с экзальтированными дамочками и нищими художниками на борту, что отправились на этот остров в поисках рая. Где хоть один, хоть самый обкуренный Гоген, что напишет мой портрет в эту минуту?!
Цветы издают редкое зловоние, как будто гости специально их обрызгали дешёвыми духами, чтобы позлить молодожёнов, а заодно и меня, исполняющего сейчас роль носильщика. Свадьба, как бричка с хмельными цыганами, прикатилась днём в ресторан, отпела, отпила, отгуляла до глубокого вечера и теперь завершает действо для любопытных. Для тех, кто ещё не слишком пьян и чуть жив.
Мы тоже порядочно устали. И Алик с Дашей, и я с Катей. Скоро занавес и вперёд — в работу, в брачную ночь… День пролетел быстро. День пролетел, как видеокассета, воспроизводимая в ускоренном режиме…
…После торжественной регистрации брака очухавшийся «режиссёр» Валерий потащил молодожёнов «щупать быка за яйца». «Очень выгодная примета, ребятки! С прицелом на дальнейшее плодоношение невесты и бычью силу жениха!» — объяснял он нам по дороге на 9 станцию Фонтана, к известной на всю Одессу скульптуре. Мы ехали в лимузине, прихлёбывали полусладкое шампанское, рассказывали анекдоты и даже целовались вчетвером. Это предложил Алик, вспомнив нечто из голливудовских «киношедевров» типа «Американского пирога». Даша всовывала язык мне в рот и вдувала остатки шипучего напитка вперемешку с собственной слюной, Алик же целовал Катю осторожно, искоса поглядывая на нас. Будто бы ему было неудобно. Впрочем, и моя подруга была скована. Сидела, вцепившись в мою руку, и сильно стискивала мои пальцы.
Возле фонтана «Похищение Европы» мы немного побесились, вдвоём с Аликом поднимая на руки невесту в её платье-колоколе и поднося ближе к медным бычьим яйцам. Даша постоянно соскальзывала, путаясь в фате и хватая нас за уши. Несколько девушек, позируя перед видеокамерой, тоже полезли в обезвоженный фонтан, чтобы подержаться за бычий член…
…Потом была небольшая фотосессия по историческим местам Одессы. Продуваемые сырым декабрьским ветром с моря, с посиневшими губами, мы смотрелись замечательно. Валерий, с видеокамерой на пузе, рассекал прохожих, как ледокол — торосы. Он тащил нас, покорных, измученных и голодных («К столу ещё рано, ребятки! Запечатлим этот незабываемый денёк, пока вы при памяти! Давайте, давайте, улыбайтесь!! Невеста, скидывай шубку! Свидетель, давай букетик!»). Он волок нас за собой, как старушка, вышедшая на прогулку, своих четырёх шавочек на одном поводке. Плюсом являлось то, что Валерий в течение всего дня выдавал такие разговорные «перлы», которым позавидовал бы Виктор Степаныч Черномырдин…
…И вот мы в том же самом лимузине, что возил нас целый день, едем в гостиницу. Полночь. Номер люкс ждёт. И я жду этого момента, ради которого стерпел и издевательства над собой бойкого тамады с микрофоном, формой очень похожего на *уй осла… и несколько медленных танцев с подвыпившими приезжими гостьями, которые прижимались ко мне и требовали траха тут же, в ресторане, в отдельном кабинете. Дамочек я сплавил более пьяным, чем они сами, кавалерам, с облегчением наблюдая потом их танцы взаимного сближения…
…«Люкс» оказался с большой кроватью. Прекрасно! Как и положено. Я с наслаждением стягиваю галстук и бросаю его на пол. И сам обрушиваюсь на кровать навзничь. Всё. Теперь слегка пошевелю пальцами ног — пусть отдыхают от габаритов дорогих кожаных туфель. Ещё повтягиваю-понадуваю живот, прислушаюсь к стонам желудка, набитого разной снедью, как рюкзак туриста — консервами. И обязательно вдохну и медленно выдохну, закрыв глаза и потягиваясь. Извиваясь ужом на хрустящей простыне кровати…
— …О, я вижу, ты уже готов? — спрашивает Алик.
Он стоит на пороге спальни, прислонившись к дверному косяку.
— Ага! Всегда готов, мой друг! Я скрытый бойскаут!
— Слушай, может, пыхнём? У меня есть…
— Не хочу. Точнее — хочу, но не этого.
— А кого?
— КОГО??… Ты меня удивляешь, Алик. Что произошло?
Алик подходит к кровати и осторожно присаживается на краешек.
— У тебя всё в порядке? Ты странно выглядишь…
Спрашивая, я приподнимаюсь на локте и рассматриваю его бледное лицо. Жених чуть пьян, глаза блестят, глаза красные. С чего вдруг?
— Алекс, а ты веришь в любовь с первого взгляда? — задумчиво говорит он.
Вижу, что слова даются ему с трудом. Мучается, бедный. Устал. Совсем его это мероприятие ухайдокало!
— Мне Даша по секрету сказала, что ты — классный! (он посмотрел мне прямо в глаза)... и что… она вроде бы в тебя влюбилась. Вот.
— А ты поверил? Это, по-твоему, правда?
— Не знаю, как она, но я…
Он запнулся, так как в эту минуту вернулись наши девушки, в одинаковых шёлковых халатах, расписанных в восточном стиле. Обе улыбающиеся. В руках у Кати — бутылка шампанского, у Даши — две пурпурные свечи и хрустальные фужеры на длинных ножках.
— Что тут у вас, мальчики? Всё в порядке? А мы вот ванну приняли…
— Ну что же, не будем отставать от вас, правда, Алик? – подмигнул я жениху. — Вы что там так долго? И отчего такие довольные?
Катя берёт пульт от телевизора, включает телеящик и присаживается на краешек кожаного кресла, формой похожего на вспухший ботинок, набитый газетами.
— Чего… почему… — шутливо ворчит Катя. — Идите, идите… Мы пока всё подготовим. Только вы уж сами там недолго.
— Да, смотрите там! — добавляет Даша, запуская пальцы в причёску. — Вот чёрт! Что у меня на голове? Гнездо?
— Давай я тебя расчешу! — мягко предлагает Катя и, взяв расчёску, начинает расчёсывать длинные волосы невесты. — Парикмахер утром два баллона лака израсходовал, а ещё шпильки, заколки… Килограмм железа в голове. Вот и будь невестой при этом! Кошмар! Нет, никогда не соглашусь! Правда, Даша?
Они одновременно рассмеялись, как две закадычные подруги. Вот как? Я тоже легко схожусь с людьми, но сейчас я им искренне завидую. Всё так просто. Так незамысловато, без вхождений в образ и последующих кривляний.
— Катька, ты самая лучшая свидетельница в мире!
Даша притягивает к себе Катю и чмокает в щёчку. А новая подруга крепко обнимает невесту и присасывается к губам нешуточным поцелуем.
— Идите, идите! — машет Катя рукой, будто отгоняя комаров. — Идите, не мешайте!..
…Я сбрасываю халат и залезаю в огромную джакузи. Вода приятно щекочет кожу. Температура —то, что надо. Моя самая любимая водная процедура. Самый любимый отдых для одного. Секс — другое дело, там надо отдавать и брать. Брать. И отдаваться всему, целиком и полностью. А тут — будто нагуливаешь жирок, мясцо наращиваешь, кровь разгоняешь по всем членам тела, включая главный для мужчины. Правильно сделал хозяин коняшки из классической сказки! Бултых в котёл — и ещё на сто лет здоровья и силы для удовлетворения разнообразных запросов царевны! И коня тоже бы в тот котёл макнул. А чего? Пусть всем будет хорошо! Не только людям. Но, вообще-то, мне больше нравится сауна, когда после заглатывания внутрь холодного пива и обволакивания снаружи раскалённым воздухом, ты прыгаешь в бассейн с прохладной водой. Закрываешь глаза и отмокаешь. И млеешь насколько возможно долго. Как я понимаю древних римлян, которые парились по два раза в день и там же, в термах, решали всякие государственные дела. И не «парились» по поводу полноценного отдыха. Как хорошо здесь! И государственных дел нет.
Прекрасное настроение у меня. Будто забыл, о чём думал весь день. Ведь я твёрдо решил, что Катю в общую постель не пущу. Неважно, что будет дальше. Неважно. Верну часть гонорара, вызову другую девочку… Опс! Я что, и правда подумал: «другую девочку»? Это я подумал??? Она ведь не из «наших». Не место Кате среди нас. Всё её поведение сегодня — просто мелкая ревность и столь же мелкая месть мне. Ведь так? Блажь и ничего больше. Это пройдёт, потому что это всё с её стороны не может быть чем-то серьёзным. И ещё: такого не может быть, потому что не может быть никогда! Чёрт! Банальщина лезет в голову, как пьяный, что лезет без очереди к пивной бочке. Я чувствую чьё-то присутствие рядом. Открываю глаза. Алик стоит у края джакузи.
— Сейчас! Сейчас вылезаю уже! Уй, классно так, офигеть!
Не говоря ни слова, жених залезает в ванну и, повернувшись ко мне спиной, устраивается между моих ног. Вода у самого бортика, едва не выплёскивается.
— Ты чего?
— Ничего. Мне так больше нравится.
— Ну, так давай наших девушек позовём! — предлагаю я, протирая глаза от попавшей в них воды.
— Не надо. Успеем. Помассируй мне голову. Это уместится в твой гонорар?
— Хорошо, я сделаю тебе массаж. И всё уместится. Во все гонорары вместе взятые.
— А?
— Ничего, ничего… Не напрягай шею, не вертись. Свободнее, пожалуйста.
Я разминаю его шею, каждый позвонок, каждый сантиметр кожи. Немного горячей воды. Ещё немного. Три капли «Эльсев». Я намыливаю ему голову.
— Закрой глаза.
— Зачем?
— Закрывай, а то мыло попадёт в глаза. Давай!
Я массирую голову Алика, потираю виски, слегка надавливая на особые точки. Разминаю надбровные дуги и лоб подушечками пальцев…
…Меня этому когда-то научила Иветта, почуяв мой дар, и, как она говорила: «животный магнетизм». «Ты был бы хорошим лекарем, мальчик. У тебя нежные руки. И сильные. Вот такое сочетание — большая редкость! Кто-то всю жизнь учится, а ты — просто угадываешь…» — поведала она вечером одного из дней, проведённых в её доме.
— Ну, всё. Хватит. Всё! Ты как? Ожил? — спрашиваю Алика, улыбаясь.
— Ой, тащусь реально. М-м-м-м, как будто мама в детстве... м-м-м-м
— Вот ты сравнил хрен с пальцем! — грубовато шучу я.
И вылезаю из джакузи. Медленно вытираю руками торс, направляя потёки влаги к животу, и далее — к ногам. Взлохмачиваю светлые волосы и попутно думаю, что пора кое-что спросить. Клиент размяк и поплыл. Валяется в ванне, то погружаясь в воду, зажав пальцами нос, то выныривая с фырканьем и плеском.
— Алик, я хочу кое-что попросить. Можно?
— Можно.
— Я бы не хотел... нет, не так… я хотел попросить тебя об одной вещи.
— Ну, я слушаю, слушаю! Не тяни.
— Катя — моя девушка. Она меня обманула с помощью Андрэ, ты понимаешь, о ком я говорю, да? Так вот — она не проститутка. Она это сделала всё специально, из ревности, что ли…
Алик смотрит на меня, так меняясь в лице, что я опять вспоминаю Робби Уильямса, его двойника. Он смотрит взглядом брошенного ребёнка.
— Ты думал, я слепой? Я ещё утром понял, что между вами что-то есть. Уж более чем просто «рабочие» отношения! Утром я это понял, когда мы с тобой, Лёша, топтались у ворот её дома и платили выкуп. Я ещё удивился, как ты вообще позволил подобный фортель? Вы оба в натуре загадочны, *лять…
— Алик, можешь забрать всё, что ты мне дал, но…
— Не надо. Замолчи! Мне твоя Катя не нужна. Я человек. Я вижу. Я чувствую, в конце-то концов! Я по губам читаю, по твоим глазам… Да и по ней самой же видно всё... (он вздохнул) Как она на тебя смотрит! Ты обращал внимание? Сам-то видел??! Короче говоря – не нужна она мне ТАКАЯ, в таком качестве и в такой близости с тобой. Понял?
Последние из этих слов он говорит тихо, совсем тихо. И грустно как-то, отрешённо. Опять этот уже узнаваемый долгий взгляд...
— Лёша, ты иди. Тебя Дашка там ждёт. Иди к ней! Ты ей очень понравился, очень… Иди!
Алик вдруг почему-то захлюпал носом и замахал на меня руками:
— Иди, иди… я скоро уже…
…Даша зажгла свечи, поставив в изголовье. Спряталась под одеяло, только голова на подушке. Я подхожу к кровати, сбрасываю с бёдер полотенце и становлюсь на колени.
Приподнимаю краешек одеяла:
— Даша, к тебе можно?
— Можно. Залезай. А то мне холодно что-то. Погрей меня, пока просто побудь рядом, хорошо?
— Хорошо.
Я ползу к ней, как слепой котёнок. Танец под одеялом, исполняемый впервые мною в чужую брачную ночь и с чужой невестой. Ползу под душным одеялом, как партизан в полной темноте к вражескому окопу. Натыкаюсь губами на её руки, которые то ласково целую, то покусываю и трусь щекой. Она играет со мной, нащупав нос, хватается за него, притягивая мою голову ближе к своему телу. Хихикает и притягивает всё сильнее, пока я не упираюсь лицом в её груди. Я облизываю их, как две огромных солёных дыни, каждую по очереди, надолго задерживая уже торчащие соски в своём голодном рту.
Я зашёл сбоку. Я подполз не с той стороны. Перебираюсь, горячий как печка, через Дашу, намереваясь тщательно исследовать всю её без остатка. Но она выгибается дугой, разводя ноги и обхватывая мои плечи. Я сбрасываю надоевшее одеяло. Женщина, лежащая подо мной, согрета уже предостаточно. Согрета мужчиной, который давно во всеоружии в полном любовном смысле слова.
Даша предпринимает попытку подобраться под меня. Теперь её очередь проявить всю свою нежность? Так считает она. Я не согласен, потому что хочу взаимности, и с сожалением оторвавшись губами от её тонкой, идеальной шеи, разворачиваюсь на 180 градусов. Моя голова меж её ног. Длинных ног, которым бы позавидовала любая фотомодель. За прошедший день я разглядел много чего: изящные пальчики, на которые не спеша одевал выкупленную у свадебных воришек туфельку, как будто примерял хрустальную, представляя себя Принцем из сказки про Золушку; необыкновенно вкусные коленки и интригующую линию бёдер…
А воображение дорисовывало все её прелести, скрытые свадебным платьем. Сейчас они все — передо мной. И я убеждаюсь, что не ошибся.
Она ТАМ — очень похожа на Катю, именно там, где выращен стыдливо закрытый бутон и чуть видна горошина. Мне неожиданно кажется, что это Катя и есть. Что это сон какой-то… Я думаю о другой, и член набухает ещё больше, хотя до этого момента мне и так казалось, что ОН лопнет от напряжения, лопнет и забрызгает бельё.
Нет, это не Катя. Чертовски хочется спросить, где она. И хочется затащить её тоже в постель, чтобы оторваться по полной программе. Может быть, её сейчас трахает Алик? Я возбуждён, просто горю факелом и меня надо приковать цепями, как Прометея к скале...
…Меня приковывает к себе Даша, вбирает торчащий член в рот и уже не отпускает. Она старательна, и я отплачиваю тем же. Тени от наших тел колышутся на стене напротив. Они призрачны и недолговечны, как и удовольствие, накрывшее нас двоих сейчас, накрывшее и расплющившее до беспамятства.
Несмотря на любовную игру, я слышу, как в соседней комнате кто-то переключает каналы телевизора. Один за другим. Канал за каналом на повышенной громкости. А в ванной плеск воды и полное молчание. Я приподнимаю голову, прислушиваясь…
— Алекс, давай! Я уже чуть не теку вся… Продолжай! — громко шепчет Даша, выпуская игрушку изо рта. — Ну, что такое?
— Я не пойму — где твой Алик?
— Он — не мой. А Катька с бульбашками забавляется в итальянском корыте. Не отвлекайся, — говорит Даша. И облизывая сухие губы, приоткрывает пальчиками вход ТУДА.
Я вхожу медленно, опасаясь ЕЁ боли. Вхожу, как охотник в тёмную пещеру, на пороге которой он обнаружил медвежье дерьмо и человеческие кости. Странно, но вхожу в Дашину пещеру легко, ничего не встречая по пути. Мне ничто не мешает, нет никаких преград.
?????????????
— А-а-а… не понял?… что такое… черт возь…— пытаюсь задать вопрос девушке подо мной, но она закрывает мне рот рукой, а другой рукой теребит мои волосы. Она сразу начинает подмахивать, как «плечевая» тёлка, снятая на трассе, в отсутствии свободного времени и в наличии очереди из нескольких желающих. Ускоряется всё более и более. Стонет, сдерживаясь всё менее и менее. Я пашу Дашу как плугом, пашу… пашу… машу задницей, вдалбливая на весь свой «сайз», всё своё целиком. Ритм — вдох-выдох... выдох-вдох… стон… это капает пот с моей шеи на её кожу. Я почти сломал спинку кровати, придавив к ней женщину своим телом. Скомканные простыни – немые свидетели нашего траха, нашей случки в присутствии законного мужа, мающегося за стенкой, и сожительницы, плещущейся в ванной…
…Я оканчиваю. Ставлю последнюю точку, выжимаю последнюю каплю. Мой приговор — я у неё не первый. То, что не последний — и так понятно, но, это что за цирк, чёрт возьми? Почему не сказала, что не девушка??!
Даша, торопясь, достаёт из сумочки, валяющейся в изголовье, какой-то пузырёк. Свинчивает пробку и брызгает на постель. Это кровь. Но ТЕПЕРЬ-ТО зачем?? Я спрашиваю об этом у своей новой любовницы.
— Это для Алика. И для его родаков. Они утром придут нас забирать и рассчитываться за номер. И простыню возьмут с собой. Обычай такой, понимаешь?
— Обычай?
— Да, они же горцы по крови. И неважно, что живут здесь в Одессе уже сто лет. Так у них принято — родичам показывать постельную тряпку с кровянкой. Вот, дескать — честная невеста!!
— И давно ты уже…? Ну, это… понимаешь?
— Давно. С парнем за деньги перепихнулась, это ещё в 15 лет было.
— Ага, понятно… — бормочу я, отодвигаясь от неё.
Теперь всё стало на свои места. Ей попользовались ТОГДА, заплатив деньги и наверняка — большие, потому что Даша явно не бомжачка с ближайшего отопительного коллектора, которую можно снять за копейки. А теперь она сняла меня. Совместила приятное с унизительным: заплатила мне, чтобы рассчитаться за ТОТ первый раз. Она попользовалась мной и скоро выкинет. Зачем стирать-застирывать старую половую тряпку? Ведь проще выбросить. Но когда-то эта тряпка была рубашкой, в которой ты провёл выпускной бал. Нынче она уж и дырявая вся, да вот выкинуть отчего-то жалко. Чёртова наша память! Мелкое заслоняет более значимое, и мы проводим большую часть жизни в суете и беготне, только иногда переводя дыхание. Только иногда…
…Я перевожу дыхание. Не устал, не выдохся. Прошло ещё два часа. Ночь за окнами, и мы в окончании третьего акта. Расслаблены, опустошены и довольны этим. Валяемся на кровати, а наши друзья вдвоём смотрят телевизор. Сидят и смотрят, хотя у меня такое впечатление, что если аккуратно вынуть несколько кирпичей из стенки, которая разделяет НАС и ИХ, то они с огромным интересом будут пялиться именно сюда. Мы их звали — а они отказались. Катя показала мне кукиш. Алик — вообще отвернулся…
…Даша протягивает руку к конфетной коробке и берёт два кругляшка с вишенками внутри. За стенкой опять переключают каналы телевизора…
— А ты не хотел бы пожить с нами, Алекс? — спрашивает Даша.
— С вами? На троих, что ли? И как это будет смотреться со стороны?
— Классно будет смотреться. И не на троих, а на четверых…
Даша вкладывает конфету мне в рот и смотрит насмешливо.
— На четверых. Потому что у меня есть парень. Теперь он будет моим официальным любовником, законным, при имеющемся муже. Мы с Аликом будем тебе платить зарплату, хочешь? А вы с ним смотритесь вдвоём. Реально! Кстати: никто не будет против твоих подработок на стороне!
— Что значит «вдвоём»? С кем это «с ним»? Ты о чём?
— Ты и правда ничего не понял?!
— Алик! Алик! — приподнявшись на кровати, Даша несколько раз стучит кулачком в стенку. — Иди сюда!
Алик с Катей с бокалами в руках появляются на пороге спальни. Шампанское в 2 часа ночи? Я, кажется, знаю, по какому случаю.
— Алик! Давай, расскажи Лёше. А то он так и не просёк фишку.
Алик моментально краснеет. Растерянно смотрит на Катю. Та тоже удивлена.
— Что же ты молчишь? Алик! Расскажи Алексею, да заодно и нам всем о своих чувствах! Давай, дорогой! — говорит Даша, прищурившись. — Смелее!
Алик молча ставит бокал на тумбочку у кровати. Его взгляд сейчас, как раскалённый штырь, как горячее клеймо в руках кузнеца. Дуэль взглядов? Нет. Чёрт знает, зачем это ему, он и сам не знает, и нам не скажет. Он так же молча выходит из комнаты. Катя стоит со ртом, раззявленным от удивления, похожа на девочку в песочнице, у которой отняли совочек. Сейчас или заорёт, или забьётся в истерике!
— Он в тебя, Лёша, втрескался по уши! В первый же день. У нас с Аликом тайн нет, и никогда не было: всё честно рассказал. Пытался с этим бороться, по *лядям пошёл в загул — пофиг всё, казалось бы. А вот и нет, — Даша замолчала, взяв очередную конфету. — Некуда бежать. От себя не убежишь. Это ты разбудил его натуру. Ты!
Даша ткнула пальцем мне в грудь. Очень больно ткнула. Я вздрогнул, как будто просыпаясь ото сна. Так вот оно что!
Да они тут, видать, совсем *банутые все! Клиника! Я вскакиваю с кровати, ищу свои трусы в куче одежды на полу. Не нахожу и натягиваю штаны на голое тело. Я одеваюсь в полной тишине. Неожиданно Катя громко всхлипывает и падает на кровать рядом с Дашей.
— Ну... ну... не надо, Катя! Он тебя всё равно не любит! Правда, Алекс? Кого ты любишь хоть чуть-чуть, а? Понятное дело — себя, дорогого! А хоть кого-нибудь ещё?
— Катя, нам пора идти. Всё! Занавес!
— А разве ты не хочешь остаться? — Даша, абсолютно голая на кровати, смотрит насмешливо. Засовывает в рот мизинец и томно облизывает его, проводя затем по телу между грудей, минуя пупок и далее всовывая его ниже чёрного, аккуратного треугольника волос внизу живота.
— Катя! Я тебя жду!
— Я не пойду с тобой, Лёша! (всхлип) Не пойду! Напрасно это всё… Дашка права! И ты был прав с самого начала (ещё всхлип), когда написал в дневнике, что ещё потом будешь жалеть, что открыл мне тогда ворота и впустил в свою душу. Никого ты туда не впустишь… и никогда… Уходи! А я останусь. Уходи!
Я не могу ответить. У меня ниже пояса — сплошное месиво от ярких и быстрых ударов, от которых задыхаюсь. Точных, правдивых и не запрещённых. Я тешу себя иллюзиями, надеюсь, глупый, на что-то.
Я выхожу из спальни и натыкаюсь на Алика.
— Не уходи!
— Вы что, все тут мозгами поехали?! Дай мне пройти!
— Лёша, ну пожалуйста! Я понимаю, что выгляжу глупо, но всё, что говорила Дашка — чистая правда. Меня будто током ударило, когда...
Я отпихиваю парня в сторону и выбегаю из номера в длинный коридор. Неяркий свет у лестницы — как маяк, указывающий дорогу. Обитатели гостиницы спят и совершенно не в курсе событий. Я и сам не в курсе. Сбился окончательно. Наши пути разошлись, и не осталось ничего, кроме злости. Но почему я злюсь на НИХ?
Я бегу по коридору, а в спину мне доносится крик Алика:
— Я действительно люблю тебя!
Но этот его крик только глухо ударяется в мою спину и отскакивает теннисным мячиком, подпрыгивая всё ниже и ниже. Всё ниже и ниже, катясь в темноту вдоль неживых закрытых гостиничных дверей…
11 декабря. Воскресенье. 02:30
Я бреду по ночной улице, ощущая себя потерянным ребёнком. Ни одного такси мимо и рядом, по пути. Одесса спит, ей нет никакого дела до парня, пытающегося на ходу остановить хоть какого-нибудь «грача». Машин практически нет. Наверное, верные железные кони спят в тёплых гаражах или на продуваемых ветром декабря автостоянках. Водители — дома, рядом с подругами и жёнами, и весь город будто вымер.
Так и должно было произойти. Я ждал подобного, хотя и гнал прочь предчувствие. А теперь… А теперь — безвольно смотрю на собственную агонию, словно нависаю над своим телом в состоянии клинической смерти, и не могу ничего изменить. Это есть, это произошло, и это будет продолжаться не с кем-то посторонним, а именно со мной. Сейчас у меня просто пылает лицо и будто две чёрные лапы — на моей шее. Трудно дышать и пустота внутри, даже мысли сбежали мышками в спасительный лаз от хищных когтей тоски.
— Молодой человек! Эй, парень!
Кому это? Мне, что ли? Я оглядываюсь вокруг и вижу дорогой автомобиль «БМВ» седьмой серии. Женщина в меховом полушубке за рулём машет в приоткрытое окно. Я снова оглядываюсь по сторонам. Кроме меня, вокруг никого нет. Блондинка за рулём зовёт меня?
— Молодой человек! Подойдите на секундочку!
Я подхожу ближе.
— Вы не знаете, где здесь находится ночной клуб «Сказка»? Я заблудилась немного.
— Да. Знаю. Вам показать дорогу? Вы почти приехали… — улыбаюсь я автоматически. — Могу вас проводить, если пожелаете.
— Ой, класс! А то и спросить некого, и в мобиле батарейка сдохла. А там подруги ждут.
— Разве у такой красивой женщины могут быть подруги? Не верю! — говорю я, забираясь в пахнущее хвоей нутро автомобиля и снова улыбаясь до ушей. Нервно улыбаясь, но она этого не замечает, разглядывая меня с интересом.
— Вы так думаете? А ведь вы правы… Ну что ж, показывайте дорогу! — говорит она, передвигая рычаг автоматической коробки передач. — Я — Жанна, а как вас зовут, спаситель?
Я смотрю на неё долгим взглядом, цепляющимся колючкой за её голые коленки. И она чувствует этот долгий взгляд. И ещё чувствует желание. То ли моё, то ли её самой. Это уже неважно…
— А меня зовут Алекс. И я трахаюсь за деньги.
