И вязнут на шее тугим и негреющим фарсом...
А лето улыбается во сне и корчит рожицы
И зычно кряхтит, и моторчик заводит, как Карлсон...
Я верю в то, что... Впрочем, не по мне кому-то впрыскивать
Изящную зелень сукна и потертости флагов...
На мертвых полюсах моей войны давно не искренне,
И, как-то не по-взрослому легко, горит бумага,
И лижет этот гребаный сентябрь, и вьется кружевом...
Мне б ветру ошейник потуже и крепче упряжку,
Совсем измотался бедняжка, и бьется простуженный,
В холодные стекла... домой... беспородной дворняжкой...
У города в янтарных фонарях полно бесстыжести,
И он, если надо, ее не побрезгует, вложит
Во все, что хоть как-нибудь плачет, и дышет, и движется...
И в эти сентябрьские слякоти как-нибудь тоже...
Застряло в сетях двух дорог мое ладно-рифмовое,
Не пишет, не вяжет - молчит. Растерялось, пожалуй...
Бумага наверно соврет вам про то, как фигово мне...
Ведь в самое сердце соврет прочерниленным жалом...
А город с картины шуршать тополиными платьями,
Как будто не хочет пока... Укрывается в полог
Слезливых стихов о любви... Не рисуется, мать его,
Из стылых сентябрьских мостов апельсиновым город...