Я никогда не любил сменную обувь. Еще со школы. Помните, был одно время бзик в советских школах. Натереть полы до блеска и заставлять носить с собой в школу тапочки. Мало им было того, что все штаны были в этой мастике (мы разгонялись со всей дури, падали на колени, и скользили по натертому полу метров пять). При всем при этом, в школе тапки оставлять было негде. Приходилось таскать с собой. Первоклашка. С громадным ранцем, под завязку набитым тяжеленными книгами. По асфальту волочится пакет со спортивной формой для физкультуры. Еще бы повесить флягу на бок и автомат на шею. ЮгендКомандос получится. Хоть сейчас в пустыню арабов бить. А подмышкой в прозрачном пакете еще и тапочки. Не знаю, почему в прозрачном. Но почти у всех было так. Наши мамы, возможно, считали, что нашими тапочками можно гордиться. Как медалями или пятеркой в дневнике. Их обязательно нужно было выставить напоказ. Поэтому у всех у нас были очень красивые тапочки. Девочки вообще ходили как будто обутые в два яйца Фаберже. С тех пор меня по жизни сопровождала нелюбовь к сменной обуви.
И, когда перед практикой в роддоме наша грозная преподаватель нам строго-настрого приказала иметь с собой сменную обувь, я с легким сердцем пропустил ее слова мимо ушей. Нас к этой практике вообще готовили, как свежатину к продаже в мясном ряду. Две недели мучили. Гоняли на осмотры, мяли, щупали, заставляли сдавать анализы и соскобы из всевозможных естественных отверстий. Результаты объявляли во всеуслышание. На двери аудитории висел список, в котором было беззастенчиво указано, какая фауна в каком месте водится у наших студентов. И вот, пройдя все круги этого ада, мне предлагают то, что вообще не лезет ни в какие ворота - носить с собой тапочки. Дудки! Впрочем, если бы я мог предположить, чем это все закончится, я бы наверное даже лапти сплел.
На практике мы переодевались в воняющем котами подвале. Я натянул на себя хирургический костюм, лихо заломил шапочку, и с удовольствием нырнул в любимые туфли. Ну, кто их там заметит туфли-то. Я ж не один. Нас человек пятнадцать. Затеряюсь как-нибудь. Но не тут-то было. Наша препод имела за плечами немаленький опыт общения с такими прохиндеями, как я. Интересная была тетка. Здоровая баба лет шестидесяти. Из тех, которых называют "рязанскими". Доцент. Отношения у нас с ней сложились своеобразные. Она ясно чувствовала мою нелюбовь к ее предмету. И, вместе с тем, отдавала должное моему умению выкрутиться из любой ситуации. Вот из этих двух составляющих и формировалось ее отношение ко мне. А мое отношение? Ну, какое может быть отношение студента к преподавателю? Строго зеркальное, какое же еще. Только скажите мне, что вы любите препода, который вас терпеть не может. Или наоборот. Не поверю ведь.
Зашли мы в предродовое отделение. Я старался держаться на втором плане. Нечего мелькать своими туфлями. Да и вообще, нечего мелькать близко к тому, чей предмет не очень любишь, и не очень знаешь. Поначалу мне это неплохо удавалось. Пока мы бродили по палатам и общались с животастыми тетками разных возрастов, все было нормально. И поржать получалось, и одногруппницам пальцами под ребра потыкать, чтоб они взвизгивали в самый неподходящий момент. Но дошло дело до самих родов. Я уже и расслабился, думал мне все с рук сойдет. Наивный. У дверей родзала наша препод встала цербером. И тщательно, с ног до головы оглядывала каждого. Волосы под шапочку заправить! Ногти показать! И тут моя очередь. Увидела она, что я в туфлях. Ух, как она отреагировала!!! Как будто я зашел в церковь, снял штаны, и прямо на алтаре изнасиловал попа. Никогда я не понимал вот этого отношения женщин к банальной, в общем-то, стороне жизни. Я не вижу большого отличия родов, от... Ну, от вырезанного аппендицита, например. Ну, разве что конечный продукт приятнее. Все же, маленький ребенок забавнее огрызка кишечника. Хотя, процесс производства так же скучен. Но при упоминании аппендэктомии лица женщин не расплываются в блаженной улыбке, и они не выдают полуторачасовые рассказы о том, как тяжело проходила операция, как долго из нее выходил аппендикс, что он шел не той стороной, и что она чуть не умерла от боли. И как, в конце концов, была рада, что все закончилось.
Вдоволь натыкав всеми возможными и невозможными упреками, меня отправили вон из отделения искать сменную обувь "где захочешь". И все это, сдобрив сакраментальной фразой:
- У вас пятнадцать минут. Если за это время не вернетесь в подобающем виде - незачет по практике.
Это был удар поддых. Что мне ее ругань? Да и просидеть остаток занятий в подвале, почитывая О.Генри, для меня было радужной перспективой. Но незачет. Вот гадюка! Придется тапочки искать. А где их искать? Найди то - не знаю что...
Поплелся я обратно в подвал. Зашел, осмотрелся. Несколько парт. В сторонке стоит обувь моих одногруппников. На вешалке их одежда и вещи. Ну, сюда даже смотреть нечего. Какой человек в своем уме принесет на практику две пары сменной обуви. У нас в группе люди были разные, но с таким приветом точно не было. В углу стоит старое гинекологическое кресло. Пошарил руками около сидения, изображая процесс вагинального осмотра. Эх, жаль времени мало, а так очень даже интересно. Интереснее было только, когда мы на терапии учились клизмы делать на муляже попы. Красивая такая, цветная, в натуральную величину. Надеюсь, женская. А то как-то не очень приятно осознавать, что ты столько времени провел в полуметре от мужской задницы. Но в кресле тапочек тоже не было. Ищу дальше. Заглянул под крашеную лавку. Пусто. Осматриваюсь внимательнее. И тут! Трубите фанфары победу! Прям возле кошачьего лаза, под дыркой в стене, стоят они! Пара хорошеньких женских тапочек. И размер почти мой. Сойдет. Натягиваю. Мелькая пятками, бегу обратно в родзал. Закрывая подвал, с удовольствием перевожу дыхание. Больницей тоже конечно несет, но с амбре в подвале не сравниться. На ходу натягиваю маску. Подхожу к преподавателю. С самым серьезным видом, становлюсь на пятки, демонстрируя обувку. Молча. Она, так же молча, взглядом посылает меня к остальным.
А народ уже топится у кресла, где рожает тетка средних лет. Зрелище еще то. Верите или нет, на меня роды производят впечатление неприятнее, чем вскрытие трехмесячного утопленника. Противно так же. Но намного скучнее. Даже на аборте было интереснее. На аборте доктор вогнал молодую симпатичную девочку в наркотический сон, вколов ей калипсола. И всю дорогу флиртовал с ней. Как-как. Вот так. Она попалась разговорчивая, сквозь сон звала своего любимого. Док ей расширители шейки матки вводит, а у нее с этим процессом какие-то свои эротические ассоциации:
- Леша! Алешенька мой! Любимый...
- Сволочь твой Леша, - говорит ей док, - даже на аборт с тобой не пришел.
- Леш, ну что ж ты остановился?
- Сейчас, подожди, расширитель сменю. Кюретка никак не входит.
И так всю дорогу. Зато запаха не было. А на родах... Фу! Я сначала подумал, что это я в подвале надышался. Ну, такой запах. Очень специфический. Что так может пахнуть? Роды, конечно же. Стою, пялюсь тетке в туда. Тетка орет. Акушерка орет на орущую тетку, приказывая ей правильно дышать. Доктор орет на орущую акушерку, коря ее за то, что та не уследила:
- Почему плохо клизмили? Когда клизмили? Неделю назад что ли?
Тетка обгадилась. Ну, это бывает. Но она больше обычного. За что теперь и получает акушерка. Запах, опять же. Ну и вонь! Да что ж это такое сегодня с этими запахами. Весь день так будет, что ли. Только несет уже как-то совсем не теткой. Хотя и теткой тоже, но ею меньше. Оглядываюсь вокруг. Явно какой-то урод носки неделю носит. Надо отодвинуться. А куда двигаться, если этот запах везде. Замечаю, что не меня одного он беспокоит. Кучка наших студентов как-то заволновалась. Пространство между ними стало пореже. Кажется, все уже начали догадываться, что запах идет от кого-то из своих. Попытался понюхать свой костюм. Нет, мама у меня к стирке с чувством подходит. Не от костюма. Ну, воняет, так воняет. Пусть будет стыдно тому, от кого. И хотя смутные подозрения начинают меня одолевать, попытался их загнать подальше. Отсмотрели мы эти роды. Идем вниз переодеваться. А на меня девчонки как-то подозрительно поглядывают. Попытался на ходу взглянуть на себя сзади. Может сел куда. Да нет. Да и сказали бы, наверное. Свои люди, все же. Ладно, смотрят и смотрят. Может, они в меня влюбились. Хором. Переодеваемся. И тут все становится понятно. Тапочки! Они определенно стояли в подвале не один месяц, и все подвальные коты в них много и бессовестно ссали. Когда сохло, то запах не был так слышен. А от тепла ног он просто расцвел. Какой конфуз. То, что я их снял, не помогло. Носки пропитались вонью старой кошачьей мочи. Почему я и их не догадался снять - не знаю. Не умею я в туфлях без носков ходить. Даже в голову не пришло. Так и ехал в автобусе домой. Радуя окружающих нежным ароматом. В общем, и носки и туфли, в которых я домой ехал, пришлось потом выбросить. Стирка не помогла. Впрочем, я был готов выбросить даже свои ноги, только бы избавиться от этого душка.
А-а. Совсем забыл. Экзамен. Ну, тут все просто. В век мобильных телефонов этим уже никого не удивишь. Через два месяца, когда пришло время сдавать, я и еще парочка таких же раздолбаев не прибавили к своим знаниям по предмету почти ничего. Я вообще ничего не учил. Скучен мне был этот предмет. А сдавать надо. Мы, как в старом фильме, где "профессор лопух, но аппаратура при нем", взяли китайскую рацию Оки-Токи. Отключили громкоговоритель. Вывели метровый шнур с маленьким наушником. Рацию на пояс под халат. Провод в рукав халата. Наушник в руке. Кладешь голову ухом на наушник, задумчиво смотришь в потолок. И пишешь все, что тебе диктуют. Откуда они знали, что диктовать? Нет, на экзамене я в рацию, конечно же, ничего не мог сказать. Заходишь в аудиторию, садишься поближе к двери. И переписываешь на махонькую бумажку все вопросы. Когда заходит следующий претендент на двойку, выбрасываешь эту бумажку в дверь своему ассистенту. Он читает вопросы, берет конспект, и диктует страницу за страницей. Неудобно, конечно, без обратной связи. Ни переспросить, ни уточнить. Но своих три балла я получил. Теперь точно все.
Да... Уж извините, что я не о цветах.
Лето 2008