Мне видится. По ней идёт Мамай.
Чернеют обгорелые рябины
И шепчут в горьком страхе: Убегай!!
Нет, не Мамай! Я вижу, на аркане
Свой тащит своего и уж готов казнить,
За ханской трапезы ошмётки на попранье
Отдать родной очаг и душу погасить…
Мамай смеётся… Тонут в дымном мраке
Злотые купола да избы, да кресты.
И в суете изломанные раки
Лежат в пыли, и сожжены мосты.
Нет, это не орда… Свои восстали игом!
И иго их татарского ярма
Страшнее в сотни раз! Не знаю горше мига,
Когда сорвалось с губ: «Русь, ты сошла с ума!»
Они и в храм войдут… Войдут, не содрогнутся!
Причастие примут. И причастятся вслед
Кровью братов своих, над горем насмеются,
А перекрестят лоб! У них не тьма, не свет,
А серость! Стая крыс! Бесчисленная стая!
Они бегут, бегут! И море их уже!
И я лицо руками закрываю –
Отныне только скорбь в моей душе
Да омерзенье… Вовсе не равнина,
А подземелье города глазам
Открылось вдруг. Отвратная картина!
И власть бубновым отдана тузам…
У крысы острый зуб. Впивается нещадно!
Так рвут своих в клочки вчерашние свои.
В отличье от врагов они пошлы и жадны,
И тяжелы вдвойне бесчестные бои…
Пропой, пропой, петух! Рассей мои кошмары!
Мне тошно навсегда от серости и крыс!
Ах, хоть бы раз во сне увидеть двух овчарок,
Синь неба, цвет полей, сиянье белых риз…