Мы не дождёмся ни епитимий и ни анафем,
ни откровений и ни советов, что делать дальше:
и на ошибки, и на утраты – «пошло-всё-на-фиг»,
мы даже правды не отличаем от лжи и фальши.
Линяя, блекнут ночные ласки, дневные речи
не убеждают, перцовка стала кислей Фетяски,
не обжигает и, как и время, уже не лечит,
а мы упорно не отличаем лица от маски,
печаль от позы, слова от звуков, оскал от лика
и, замещая лукавым делом любовь распутством,
храним в комодах сухие шкурки былых реликвий,
переливая своё пространство в альков Прокруста,
и заменяем простую ясность на камнепады
туманных мыслей, пустых иллюзий, крикливых строчек,
мы даже той, что на дне стакана, уже не рады
и почитаем крестовой жертвой удел сорочий.
Когда, сыграв на чужие жизни, упрёмся в осень,
не разбавляя лишь только водку, а остальное
поделим на два и на четыре, на шесть и восемь,
крестовый пафос сухой осиной в груди заноет.
