Александр
Ирина
Татьяна
Серёга
Ксения, крупный, нескладный подросток, дочь Татьяны от первого брака.
Участковый, капитан милиции
Курсант-практикант
Отец Серёги
Мать Серёги
Петя Молодой человек Татьяны
Судья
Секретарь суда.
Педагог в суде.
Народные заседатели.
Назаров, обвиняемый в продаже холодного оружия.
Прочие.
Время действия – конец восьмидесятых годов.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Комната Татьяны в коммунальной квартире дома, которые прозываются в просторечье сталинками. Большое высокое помещение приблизительно двадцать метров площади. Посредине стоит круглый стол. Над столом по центру потолка висит несколько старомодный абажур. В углу непременный атрибут современности – телевизор. В другом углу стоят гардины без занавесок. Справа от входа диван-кровать, никогда не собирающийся. У этой же стенки расположен большой застеклённый шкаф с дорогой посудой. Между дверью и диваном в ближнем углу находится торшер. Рядом с торшером стоит прямо на полу гитара. Комната, словно перегородкой разделена большим двустворчатым шкафом. Огромное окно посредине стены, противоположной двери без занавесок и гардин наполовину снизу закрыто газетами. Справа от окна расположен книжный шкаф с аккуратными рядами книг. Видно, что литературой никогда не пользуются и шкаф служит просто достойным интерьером. В комнату входит хозяйка, сухопарая женщина невысокого роста в цветастом ярком халате. Поведение и жесты у неё несколько разбитные, как у не особенно грамотных, но уверенных в себе женщин. За ней появляется, оглядывая помещение, её давнишняя подруга Ирина. Полненькая, ярко-рыжая, вся в веснушках женщина. Она в подчёркивающем формы тела, плотно облегающем платье броской изумрудной окраски.
Ирина. (Останавливая взгляд на окне.) А тюль то с занавесками, которые Лена с Ниной подарили, ещё не повесили до сих пор?
Танька. Да мой конь никак гардины не приладит.
Ирина. Чем же он занят то?
Танька. А ни хрена ничем. На диване яйца чешет, а потом засыпает перед включённым телевизором.
Ирина. Вот те на, а я думала у вас медовый месяц вовсю.
Танька. Жди. Он у меня, знаешь, какой пугливый.
Ирина. Серьёзно? А кого боится? Тебя что ли? Неужто стесняется?
Танька. Ещё бы он моих ляжек смущался. Вон корова то (Показывает в направлении шкафа, перегораживающего комнату) до полуночи всё возится как жук навозный.
Ирина. (Одобрительно смеётся и с большим пониманием отвечает.) Тоже, поди, уже желания начинают обуревать. Вон она у тебя какая верзила, вся в папаню.
Танька. Вот именно, что вся. Тот за рулём заснул, а эта на уроках спит. Учителя весь дневник исписали.
Ирина. (Сочувственно.) Ладно, ты уж не ругай её. Всё-таки сирота. Я вот ей шоколадку принесла. (Из своей сумочки под цвет платья достаёт гостинец.)
Танька. Балуешь ты её Ирка. Эта лошадь скоро уже не конфетку начнёт просить, а кое-что другое.
(Обе женщине, явно довольные удачной шутке, весело смеются.)
Ирина. Да, вымахала и не заметили когда. Поди, выше тебя уже ростом. Понятно, почему Серёга дышать боится.
Танька. (Охотно соглашается.) Во, во.
Ирина. (Проходя постепенно вглубь комнаты и продолжая по ходу дела оглядывать обстановку, успокаивающе произносит.) Ладно, попривыкнет.
Татьяна. (Вспоминая об обязанностях хозяйки, жестом указывает на один из стульев, расставленных вокруг стола.) Ты, давай присаживайся, а я сейчас организую чего-нибудь. Устроим девичник. (Танька выходит из комнаты и вскоре появляется с бутылкой водки и нарезанной красной рыбой на тарелке. Ставит всё на стол, достаёт из шкафа рюмки, вилки. Быстро выходит и появляется с тарелкой нарезанного хлеба. Садится за стол, жестом приглашая и подругу.)
Ирина, положив сумочку на диван, присаживается напротив подруги. Одобрительно-оценивающий взгляд останавливается на кусках красной рыбы. Татьяна привычным жестом открывает пробку и умело разливает по рюмкам.
Ирина. Ты смотри-ка, богато живём.
Татьяна. Это мой на заводе паёк получил. Неделю назад сайгака приносил, сейчас вот красную рыбы.
Ирина. Хорошо. (Поднимая свою рюмку.) Ну, ладно за тебя, чтобы всегда красная рыба не переводилась.
Татьяна смеётся. Потом что-то хотела возразить, но промолчала. Женщины дружно подносят ко рту водку. Выпив, морщатся, как это обычно делают женщины и машут руками возле ртов.
Танька. (Выдыхает протяжно.) А хорошо пошла.
Ирина. (Томно потягивается.) Эх, мужичка бы сейчас сюда. (Затем делает свирепое лицо.) Да по морде его, по морде.
Танька. (Внимательно смотрит на подругу.) О, какие мы злые стали. Не трахалась давно?
Ирина. (Машет рукой с желанием уйти от ответа.) Я чего тебе, книгу учёта веду.
Танька. Это правильно. Нечего такие вещи учитывать, трахайся сколько влезет без всякого учёта и всех делов. Кстати, вот ты говоришь про моего, дескать привыкнет.
Ирина. (Непонимающе смотрит на подругу.) Ты о чём?
Танька. Да насчёт присутствия Ксюхи за шкафом.
Ирина. А.
Танька. Пока мой Серёжа привыкнет, мне придётся на стороне себе хахалёчка завести для профилактики.
Ирина. (Непонимающе смотрит на подругу.) Какой профилактике?
Татьяна. (Смеётся.) А чтобы ничего паутиной не заросло.
Теперь хохочут обе.
Танька. А то подумаешь, диван видите ли скрипит. Чать шифоньер вон какой здоровый. Поди не из стекла. Да, и что естественно, то не безобразно. (Снова наполняет рюмки.)
Ирина. Погоди, не части. Тем более, сейчас водка в большом дефиците.
Танька. Не боись. Я сейчас талоны на водку отовариваю и свои и соседа.
Ирина. Какого соседа?
Танька. А вон дверь напротив.
Ирина. Это тот, что в командировке был?
Татьяна. Да не в командировке он был, а на уборке, в колхозе.
Ирина. (Не отвечая, с интересом и большим недоверием вглядывается в лицо подруги.) Погоди, что значит «отдал талоны на водку»? Просто вот так взял и отдал?
Татьяна. (Довольная произведённым эффектом, смеётся.) Вот именно, взял и отдал. (Уловив недоверчивый взгляд подруги поясняет.) Да он в этом смысле не скупердяй. Знаешь, у него на днях отопление отключали, на первом этаже стояк прорвало, два дня в комнате отопления не было. И всё равно талоны на водку отдал. Во какой мужик!
Ирина. (Не то что с искренним изумлением, но даже с восхищением восклицает.) Вот это да!
Татьяна. У него стена наружная вся грибком покрылась. Обои чёрными от плесени стали. Он их потом горячим утюгом проглаживал. Запах жаренных грибов по всей квартире несколько дней стоял. Сейчас все обои на ней чёрные, целый угол.
Ирина. Не повезло мужику.
Татьяна. Ему это всё до фени. Он рад, что его книги не пострадали.
Ирина. А что, так много книг?
Татьяна. Полна комната. Как книжный магазин.
Ирина. Он что, торгует книгами.
Татьяна. (Привстав и приблизив лицо к подруге, доверительно сообщает.) Хуже, он их читает.
Ирина. (С огромным удивлением смотрит на Татьяну.) Ты так говоришь, будто это преступление какое. Я тоже люблю романы про любовь читать.
Татьяна. Ха. Так то романы. А у него на полках херни всякой понаставлено. Чего, чего только нет. Названия и те хер поймёшь. Даже библия есть.
Ирина. Иди ты. Откуда он её добыл то?
Татьяна. Это уж я не знаю. Но книга старая, ещё дореволюционная.
Ирина. Так кто же он у вас? Может сектант какой?
Татьяна. Нет, не сектант. Просто сосед. На вычислительном центре работает. Видела, в коридоре халат белый с чепчиком на верёвке сушится. Так это он сам стирал.
Ирина. Иди ты?
Татьяна. Точно тебе говорю.
Ирина. Это мужик так чисто стирает?
Татьяна. А он всё сам себе делает. И стирает, и гладит, и обеды себе варит.
Ирина. Так он один что ли живёт?
Татьяна. Как перст.
Ирина. Разведённый.
Татьяна. Нет, просто холостой, насколько мне известно.
Ирина. Старик значит?
Татьяна. Ха, старик. Ровесник мне. Может чуть постарше.
Ирина. А что же он тогда один? Больной?
Татьяна. Какой больной. Конь педальный. На нём пахать можно. Наверное в колхоз для этого и посылали. (Обе женщины смеются.) По утрам, как жеребец застоявшийся, по улицам гарсает. А в комнате в углу, на том месте, где у нормальных людей телевизор находится у него гиря здоровая с гантелями.
Приоткрыв рот, Ирина с удивлением смотрела на свою подругу. Обе некоторое время молчали.
Ирина. А чего же он тогда один то живёт?
Татьяна. А хер его знает. Чернокнижник.
Ирина. Как это? Ты же говорила, что он не сектант.
Татьяна. Ну, да, не сектант. Просто книги читает. Много. Сидит и читает. Я поначалу даже боялась его немного, а теперь попривыкла. Оно даже и лучше, спокойнее. Баб не водит, не пьёт, не курит.
Ирина. Ну, ты его расписала, прямо либо как идеал, либо как дурака.
Татьяна. Почему дурака то?
Ирина. А как же мужика назвать у которого женщины нет?
При этих словах Ирины, Татьяна замерла, а потом резко хлопнула себя ладонью по лбу.
Татьяна. Слушай, а ведь ты у нас вроде как незамужняя.
Обе женщины молча, не мигая, смотрят друг на друга.
Ирина. Ты что удумала? Сдурела что ли? Я твоего чернокнижника даже в глаза не видела, а ты мне его в мужья метишь.
Татьяна. (Наклоняется вперёд.) Ты что, моему вкусу не доверяешь?
Ирина. Ой, держите меня, у неё вкус. У тебя же все мужики алкаши были.
Татьяна. Почему это все. Вон, Серёга не любитель. Я его насильно перед сном заставляю рюмашку пропустить.
Ирина. Ты что, сдурела Танька? Насильно спаивать. Раз не хочет, зачем пичкать то? Тем более и водка по талонам.
Татьяна. Ну, талоны талонами. Я же говорила, что сосед свои отдаёт. Да водка и полезна. Мужчина от водки сильнее становится.
Ирина. Тебе уже четвёртый десяток пошёл. Должна бы уж перебеситься.
Татьяна. А ты то сама перебесилась? С Коптеловым то уже сколько встречаешься?
Ирина. Не встречаюсь больше. К тому же мне всё же ещё тридцати нет.
Татьяна. Ну, ты старую подругу не обижай. Нечего про мой возраст напоминать. Ты сама-то не намного младше. Ты лучше расскажи, почему с Коптеловым уже не встречаешься? Ослаб что ли твой Коптелов? Или может мамка не велит? (Смеётся.)
Ирина. А, у тебя всё одно на уме. Мамка гордится, что у меня хахаль главный инженер, а вот папка тот грозится за первого встречного замуж отдать
Татьяна. Ну, вот видишь.
Ирина. Что видишь то? Надоело, Танька, понимаешь.
Татьяна. Чё надоело то? Трахаться что ли надоело? Ты что, ненормальная, или что-нибудь по женской части заболело?
Ирина. Не в этом дело. Просто все люди как люди, по праздникам с кем-нибудь, а я всё одна, да одна. Вот и на твоей свадьбе одна была. Даже ходить то никуда не хочется. Ущербной себя чувствуешь на людях. Все с мужиками.
Татьяна. Ой, ой. Зато в такие дни по ресторанам каждый день мотаетесь. Всё-таки главный инженер. Помимо оклада, сколько имеет? Не говорил?
Ирина. Можно подумать, что я его о таких вещах спрашиваю. Просто понимаешь, Танька, устала я, И нытьё его надоело выслушивать про супругу, как она изменяет ему напропалую. Про любовников её. Они значит каждый на стороне трахаются, а по праздникам да выходным создают вид счастливой семейной пары.
Татьяна. Ну и что? А ты наоборот делай.
Ирина. Как это?
Татьяна. Да хоть какого-нибудь рохлю заведи себе для воскресных дней, чтобы только выйти куда можно было.
Ирина. Можно подумать, что с рохлей так уж и приятно гулять. Вон, у нас на заводе за Борей как собачонка полгода бегала. Он же высокий, как баскетболист. Подцепила его таки. И что? Встречаться стали как люди, вернее как школьники. Всё по улицам да по подъездам. Три месяца так с ним и вышагивали. Весь город узнала вдоль и поперёк. Побывала даже в Гаражном тупике и Автобусном переулке. Всю жизнь в городе прожила, здесь родилась, но что такие названия существуют и понятия не имела. За три месяца под юбку ни разу не залез, за титьку не схватил. Не поцеловал ни разу.
Татьяна. Ну и чмо. Два метра ростом, а такая дубина.
Ирина. А с Коптеловым я уже давно не встречаюсь. Надоело просто. Да и со стороны как-то посмотрела на него, старый, морщинистый.
Татьяна. Самое главное чтобы стоял, а с рожи то чать воду не пить.
Ирина. Семьи хочется. Даже хотя бы для того, чтобы в постели быть с мужиком. Трахаться то приходиться в его машине. А, где только не приходилось; на столах, на стульях. А в постели, как все нормальные женщины и не помню когда.
Татьяна. (С удивлением глядя на подругу.) Да. У тебя глаза такие зелёные, а ты ноешь. С твоими глазами, как у русалки, обкрутить мужика раз плюнуть.
Ирина. Да, у русалки. Вон Коптелов мне раз комплимент сделал. У тебя, говорит, глаза просто восхитительные, изумрудные, прямо как у моей кошки. Вот тебе и у русалки. Я его за такой комплимент прибить готова была, еле-еле сдержалась. Между прочим у него и кошка рыжая, как я, только не конопатая. Но если бы он мне сказал в тот раз, что я и рыжая, как его Мурка, тогда бы точно я его прибила.
Татьяна. Да ладно тебе, кошки животные красивые.
Ирина. Понимаешь. Вот ты уже четвёртый раз выходишь замуж, а я ещё ни одного не была.
Татьяна. Как ни одного. А у кого я тогда на свадьбе гуляла, опилась до блевотины по молодости.
Ирина. Ишь ты, по молодости. Это я молодая тогда совсем была. А со своим первым, ты же знаешь, два месяца всего официально, а не официально вообще практически не жили. Ну, что я, скажи, хуже других может быть. Что у меня не так то? Дура может какая?
Татьяна. Не дура ты и не хуже других. Да и титьки у тебя поболее моих будут. У меня вообще до двадцати лет не груди, а прыщи какие то были. Сама знаешь. Потом, нашла кому завидовать. Все мои мужья как кончили? Вот то-то. Все как один погибли. Первый за рулём заснул. Второй утонул. Кстати с блядью на природу поехал. Козёл драный. Съездил. Она за ним и не бросилась. Хотя, наверное могла бы. От берега то в полутора метрах утонул. В какой-то протоке. Считай, что в луже. Одна гитара от него и осталась. Хотя никто и не играет на ней. А его сучка даже в воду не зашла. Боялась, наверное, простудиться, водичка холодная.
Ирина. Брось, не береди душу. Знаю я всё о твоих мужьях. (Подходит к гитаре и бережно берет её.) Пылищи на ней сколько. (Сильно дует на гитару.)
Татьяна. Я же говорю, что никто у нас на ней не играет. Хоть ты что ли по старой памяти сыграй что-нибудь.
Ирина, ничего не отвечая, тихо перебирает струны. Задумчиво начинает напевать.
Я не загадочная - нет...
Во мне всё так обыкновенно.
Я, как и вы, люблю рассвет,
Мир изменяющий мгновенно!..
Но только чтобы не одна,
Чтоб вы меня будили нежно,
Глядела чтобы после сна
На мир спокойно, безмятежно.
Чтоб верила, не пропаду
С тобою, сильный мой мужчина.
Осилю горе и беду.
Для счастья веская причина.
Такая малая мечта
И, вместе с тем, она безмерна.
Но вам я, право, не чета,
А, стало быть, всё эфемерно.
Татьяна. Почему эфемерно. Всё реально. Упорство нужно проявить. Между прочим, этот наш чернокнижник тоже в разводе как бы.
Ирина. Что значит в разводе? Ты же сама говорила, что он никогда и женатым то не был.
Татьяна. Правильно говорила. Женат не был, а просто со студенточкой встречался. До своего колхоза ещё.
Ирина. А ты откуда знаешь?
Татьяна. А мне Дуська Вишнёвка рассказывала, что вином торгует.
Ирина. Чего же у них не заладилось то?
Татьяна. (Понизив голос почти что до шёпота.) Из-за кота.
Ирина. Какого кота.
Татьяна. Чернокнижник себе кота на улице подобрал, сиамского. Вернее кот сам за ним притащился.
Ирина. Значит хороший человек. Животное за плохим никогда не пойдёт.
Татьяна. Во, во. Кот стал припеваючи жить. Чернокнижник коту каждый день из столовой заводской то котлету, то кусок курицы приносил. Короче второе без гарнира.
Ирина. Чё, сам что ли не ел?
Татьяна. Почему? Просто и кота на довольствие поставил. Только кот потом чумкой заболел. Чернокнижник за ним полтора месяца как за младенцем ухаживал, с работы домой каждый день в обед прибегал, чтобы Мишке укол сделать.
Ирина. Стоп. Стоп. Какому Мишке. Ты же про кота рассказывала.
Татьяна. Кота Мишкой то чернокнижник и прозвал.
Ирина. И что же, студентке не понравилось, что он так рьяно за котом ухаживал?
Татьяна. Нет, это как раз студентке очень импонировало. Только кот, перед тем как чернокнижника в колхоз отправили, второй раз чумкой заболел.
Ирина. И что же?
Татьяна. Вот он своего любимого кота и порешил, как Герасим Муму.
Ирина. Боже. И ты мне такого типа в мужья предлагаешь. Ведь у него комната то пустовала. Мог бы своей студентке поручить любимца. Она-то ведь тоже кота любила, как я понимаю.
Татьяна. Нет, Ирка, то, что чернокнижник не поселил её к себе в комнату, пока в колхозе бы, это он правильно сделал.
Ирина. Почему же?
Татьяна. Ты знаешь, в моей вот этой комнате какой шалман был. Здесь же профессиональная проститутка жила. Они бы наверняка с девчонкой не знай чего сотворили. Это уж точно.
Ирина. Так что же, студентка не понимает этого что ли?
Татьяна. Все бы такие понятливые были. Значит, не понимает. В общем всё. Бросила она его. Кто-то ей уже сказал про кота. Углядели, как чернокнижник выбросил свёрток в мусорку. Так что вы с ним вроде как два сапога пара. Вот и действуй, пока вакантное место свободно. Машины у него, конечно, нет, зато кровать достаточно широкая.
Ирина. Ну, Танька, ты так говоришь, что просто противно слушать.
Танька. Противно. Цепляй его, пока возможность есть.
Ирина. Как я его подцеплю то? Мы и в глаза друг друга не видели.
Татьяна. Увидишь.
Ирина. Как.
Татьяна. Просто. А поводом будет мой день рождения.
Ирина. Так он же у тебя был перед свадьбой.
Татьяна. Ну, ты тяжёлая. Я ему что, паспорт показывать буду. Вот пришла меня поздравить лучшая подруга.
Ирина. Одна. И других гостей нет.
Татьяна. Я же не миллионер, чтобы сразу после свадьбы устраивать ещё одну гулянку. Я скромная женщина.
Ирина. Ой, уморила.
Татьяна. Ты слушай меня. Тем более что он скоро должен придти домой.
Ирина. А ты-то откуда знаешь?
Татьяна. А он мне всегда докладывает, когда вернётся. Наверное, надеется, что его студенточка возвратится. Так что действовать надо быстро.
Ирина. Как Ленин.
Татьяна. При чём здесь Ленин.
Ирина. А он говорил, что промедление смерти подобно. Помнишь кино?
Татьяна. Я такую муру не смотрю. Да и вообще не люблю в телевизор пялиться. Чё смотреть то? Тут жизнь как кино.
Ирина. Ты прямо философ, Танька. Но, кино не кино, а сегодня ничего не выйдет.
Татьяна. Это почему?
Ирина. Я же маме ничего не сказала.
Татьяна. Ой, ой, ой. Я маленькая детка. Тем более, что завтра суббота, нерабочий день.
Ирина. Выходной не выходной, а мамку то предупредить надо.
Татьяна. Как с Борькой по Шофёрским переулкам бродить или с Коптеловым в ресторане просиживать это значит в порядке вещей, а тут вдруг про маму вспомнила. Ничего, я сама твоей маме позвоню, тем более что давно с Марьей Ивановной не общалась. Хотя нам сегодня будет не до разговоров.
Ирина. Уймись ты. Чепуха всё это. Несерьёзно. Да и дату твоего дня рождения твой чернокнижник всё равно когда никогда узнает.
Татьяна. Вот именно, что когда никогда. Последнее точнее. Да хоть бы и узнал. Когда прознает, то уж поздно будет.
Ирина. Танька, у меня и подарка то никакого нет.
Татьяна. Ну, ты меня просто уморила своей серьёзностью. Всё же понарошку. Забыла что ли. Всё понарошку, кроме ловли мужика. А насчёт подарка то вон в шкафу бери любые духи и дари.
Ирина. Неожиданно как-то.
Татьяна. Вот и прекрасно, что неожиданно. Экспромт это фантазия, а фантазия любовь будоражит.
Обе хохочут.
Ирина. Ну, Танька! Из двоек никогда не вылезала, а говоришь так просто как поэт какой.
Татьяна. Всё от мужиков. У меня хоть и алкаши все были, в этом ты права, но и башковитые тоже попадались. Кстати, надо твоего чернокнижника сегодня подпоить посильнее.
Ирина. Зачем же спаивать то.
Татьяна. Не спаивать, а просто подпоить. Мужики от водки смелее становятся. Видела кино про Чапаева, как там в психическую атаку шли белые. В полный рост на пулемёты. Потому что в подпитии. У меня отчим лётчиком воевал на севере, так им тоже давали каждый день по сто грамм.
Ирина. Так то война. И потом им всё же давали после полётов.
Татьяна. Охомутать мужика это та же боевая операция. А после давать водку это уже и не нужно. Нужно давать до атаки, ему же не мессершмидты сбивать. А если будет мазать, подправишь.
Обе женщины опять смеются.
Татьяна. Ладно, хватит хаханьки. Быстро накрываем на стол, встречаем Серёгу, он вот-вот придти должен, посвящаем его в план ожинихания и ждём чернокнижника.
Ирина. Послушай, но ведь этот чернокнижник все вечера дома сидит, если я правильно тебя поняла.
Татьяна. Ты что, с Коптеловым по ресторанам не нашасталась. Ну, дома сидит. Так ведь у тебя задача не хахалем для развлечений обзавестись, а мужем. Мужем. Поняла? Это ведь совершенно другая стратегическая задача. И тактика здесь совершенно другая требуется.
Ирина. Ты просто как полководец.
Татьяна. Всё-таки отчим лётчиком военным был.
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Та же комната, но к обществу женщин добавляется муж Татьяны Серёга. Сухощавый, жилистый, невысокого роста. Серёга стоит у двери с удивлением взирая на празднично сервированный стол.
Серёга. (Забыв поздороваться, изумлённо вопрошает.) А чё за праздник то?
Ирина смущённо улыбается и смотрит на Татьяну, явно ожидая поддержки.
Татьяна. Значит так, видишь эту женщину?
Серёга. Ирку что ли? Ой, Ирина извини. Я чего-то прибалдел от неожиданности. Привет, конечно.
Татьяна. Если думаешь, что я собралась учить тебя правилам хорошего тона, то ошибаешься. Сегодня у нас будет судьбоносный день.
Серёга. Для кого судьбоносный то? ( Пытается пройти к столу.)
Татьяна. (Строгим тоном, не терпящим возражения.) Ты не пристраивайся. Лучше выйди и поставь замок на предохранитель, а потом я тебя просвещать начну.
Серёга. (С растерянным и удивлённым видом выходит. Быстро вернувшись, садится за стол, намереваясь приняться за еду. Татьяна строго, по-хозяйски одёргивает нетерпеливого супруга.) Ну-ка, клешни на колени. Сиди, ничего не трогай и врубайся. (Серёга нехотя подчиняется.) Как бы тебе сказать… (Татьяна делает неопределённые движения руками и беспомощно смотрит на Ирину.)
Ирина. Знаешь, чего твоя жена надумала?
Серёга молчит, лишь недоумённо пожимая плечами.
Ирина. Хочет меня сосватать.
Серёга. За кого?
Татьяна. Не понимаешь? (Некоторое время молча смотрит на мужа, приблизив своё лицо к его лицу.) Сосед то одинокий.
Серёга. Чё? Да на фиг он ей нужен. С ним и поговорить то ни о чём нельзя, даром что книги всё время читает.
Татьяна. А ты говорун у нас? Да?
Серёга. А чё я то.
Татьяна. Короче, видел. (Показывает на окно.)
Серёга. Чё, окно.
Татьяна. Гардины надо вешать. Как переехали сюда, так без занавесок и живём.
Серёга. Так чё делать то? Гардины вешать или Ирку сватать?
Татьяна. (Обращаясь к Ирине.) Во, дубина. Гардины лишь повод.
Серёга. Значит, их не надо вешать?
Женщины переглядываются и смеются.
Татьяна. (Снисходительно.) Можешь сегодня и не вешать, но инструмент спроси.
Серёга. Какой инструмент?
Татьяна. Отвёртку, дрель. Откуда я знаю, что там тебе надо. Ты мужик.
Серёга. Ну, ты же сказала что сегодня можно и не вешать.
Женщины молча переглядываются. Ирина смеётся, Татьяна качает головой и тяжко вздыхает.
Татьяна. Не вешай сегодня гардины, но инструмент спроси.
Серёга. У кого?
Татьяна. (Хлопает супруга ладонью по лбу.) Да у чернокнижника. Скажешь, жена запилила. А ты ей хочешь в день рождения подарок сделать.
Серёга. Так у тебя через десять месяцев именины.
Татьяна. (Свирепым, тихим тоном.) Ты вроде бы росточком не высокий, а доходит до тебя как до жирафа. У меня сегодня день рождения.
Серёга. А чей же мы два месяца назад отмечали?
Татьяна. Мой и отмечали.
Серёга. А как же? Почему?
Татьяна. ( Уже просто закипает от ярости.) Я же тебе говорю. День рождения это лишь повод. Чтобы человека в гости пригласить, нужен повод. Давай твоё отмечать. Но на твоё Ирка бы в гости не прискакала.
Серёга. Аааа.
Татьяна. Ну что ты мне акаешь. Ты ещё горло покажи да язык высунь.
Серёга. Зачем?
Татьяна. Всё. Хватит ля, ля. Твоя задача на сегодня попросить инструмент и пригласить помочь приделать гардины. И молчи больше. А вот и звонок. Это сосед. (Выбегает поспешно в коридор. Слышится её голос.) Мой благоверный по нечайности на предохранитель наверное поставил. Тоже только что пришёл.
Мужской голос. Ничего, ничего.
Татьяна вбегает в комнату и делает супругу и глазами, и руками знаки, потом шепчет ему на ухо и выталкивает в коридор.
Из коридора доносится голос Серёги.
Да вот, понимаешь, всё никак с этим переездом не собрался привезти инструмент. Супруге бы гардины присобачить надо. Ни молотка, ни отвёртки.
Немного погодя Серёга появляется с инструментом. Татьяна делает ему страшные рожи, показывая на дверь. Не дождавшись результата, выбегает из комнаты. Возвращается с молодым мужчиной средних лет. Тот не проявляет никакого восторга, просто следует из чистой вежливости, чтобы не обидеть соседей.
Татьяна. (Очень довольна. Гордо объявляет.) Знакомьтесь, Александр.
Ирина не может скрыть изумления. Татьяна, обратив внимание на удивлённый вид Ирины, воспринимает это как проявление симпатии и очень довольна. Мужчина тоже смотрит на Ирину с удивлённым видом.
Татьяна. (Если она объявила имя соседа так, словно знакомя того перед толпой гостей, то теперь она уже обращается лишь к приглашённому.) Моя лучшая подруга. Мы с ней с самого детства вместе.
Ирина. (Удивлённым тоном.) Да мы знакомы.
Татьяна и Серёга переглядываются с недоумением, не произнося ни слова. Александр по-прежнему молчит, не пытаясь внести ясность.
Ирина. А мы вместе на мехзаводе работали.
Татьяна от радости хочет хлопнуть Александра по плечу, но в последний момент объектом её эмоций оказывается супруг, которого она ладонью шлёпает в грудь. От неожиданности тот чуть не падает.
Татьяна. Вот ведь как бывает. Что значит мир тесен. И не ожидаешь, где встретишься.
Александр ничего не высказывает по этому поводу, стоит, ожидая, что ему предстоит некоторая работа, после чего можно будет уйти.
Татьяна. (Вероятно забыв про сценарий ею же придуманного спектакля, радостно сообщает.) По этому поводу можно и посидеть вместе.
Александр. (Хотя и продолжает искоса поглядывать на Ирину, но, всё же недоволен таким развитием событий.) Так что помочь то надо твоему супругу.
Татьяна. Да ладно, Бог с ними, с гардинами. Садимся за стол.
Александр. (Он явно не собирается принимать участия в застолье. Смотрит наверх окна.) Да ведь там шурупы от старых гардин. (Видит в углу гардины.) Давай попробуем повесить, может подойдут. (Не спрашивая разрешения, берёт их и запрыгивает на подоконник.) О, как здесь и была. Давай и занавески, заодно и повесим.
Татьяна. (Быстро достаёт из шкафа занавески и подаёт Александру).
Серёга конфузливо чешет затылок. Александр прикрепляет к гардинам занавески.
Татьяна. Что за пентюх такой. Тут работы на пять минут, а он… Столько времени как в аквариуме жили.
Александр. (Спрыгивает с подоконника). Ну, ладно, не буду вам мешать. (Направляется к двери.)
Татьяна. Да ты чё, Санёк. Ты знаешь, для чего Ирка ко мне пришла?
Александр не отвечая, лишь пожимает плечами.
Татьяна. Да у меня сегодня день рождения.
Серёга. (Радостно.) Точно, у неё сегодня день рождения.
Александр. (Натянуто улыбаясь.) Поздравляю. (Опять делает попытку уйти.)
Татьяна. Не, не. Ты чё. Обустроил квартиру и уходить. Так не делается. (Неожиданно, что называется вне темы, заявляет.) Смотри, какие духи мне Ирка подарила.
Серёга. Это же мои духи.
Договорить ему не даёт супруга, сильно локтем бьёт того в живот.
Татьяна. Тем более и талоны на водку я все отоварила. И твои тоже.
Александр пожимает плечами.
Татьяна. Никаких. Садись за стол.
Александр. (Тяжело вздыхая.) Ладно, только руки помою да за подарком схожу.
Татьяна. ( Явно боится выпускать гостя из комнаты.) Какие подарки, не обязательно, не обязательно. Ты вон гардины мне повесил.
Ирина. (Недовольная эмоциональной безучастностью Александра, однако пытаясь улыбаться.) Правильно, правильно. (Помигивая подруге.) Что за день рождения без подарков.
Александр выходит.
Татьяна. (Быстро подходит к подруге и говорит чуть ли не шёпотом, боясь, как бы сосед не услышал.) Ты что, в самом деле с ним работала.
Ирина. Дело не в этом, а в том, как его у нас на заводе звали.
Татьяна. При чём здесь «как звали»?
Ирина. Роботом его звали.
Татьяна. Ну и чё, мало ли у кого какие кликухи были.
Ирина. Да он же от станка не отходил ни разу во всю смену.
Татьяна. Он что же, такой жадный? Что-то я не заметила.
Ирина. Не жадный, а слишком правильный.
Татьяна. Правильный, что работящий что ли?
Ирина. Потом объясню.
Появляется Александр с керамической бутылкой.
Александр. Духов у меня нет, вот бальзам рижский. Целый час за ним выстоял в очереди.
Все вскакивают со своих мест и обступают Александра пытаясь получше разглядеть диковинную бутылку.
Татьяна. (С большим удивлением смотрит на соседа.) Так ты же вроде не пьёшь? Даже талоны на водку мне отдал.
Александр. Поэтому и бальзам сохранился, что не пью. Я его ещё перед днём Победы в универсаме на Революционной взял. Увидел очередь громадную и тоже встал в хвост.
Серёга. Это столько месяцев он у тебя хранился?! (Татьяна бьёт супруга локтем).
Ирина. Хороший, наверное, продукт, раз за ним огромная очередища была.
Танька. А, у нас за всем очередь. Полжизни в них простаиваем.
Серёга. (Осторожно берёт из рук Александра бутылку.) Я таких бутылок то никогда в жизни не видел.
Татьяна. (Решительно отбирая у супруга бальзам.) Всё, значит, пьём бальзам.
Всеобщее оживление.
Татьяна. Значит так, рассаживаемся за стол. Молодые люди, вы с этой стороны, а…
Раздаётся звонок в дверь.
Татьяна. (Идёт открывать. Из коридора слышен её голос.) Иди, иди погуляй немного, чего тебе спрашивается со взрослыми делать.
Ирина. Ты что, крестницу мою выпроваживаешь. Тоже мне мамаша. Давай сюда Ксюха.
В дверях сразу же появляется довольная физиономия Ксении.
Ирина. Проходи, проходи.
В дверях, вслед за дочерью показывается Татьяна.
Ирина. Ух ты, да ты уже выше мамки вымахала.
Ксюха довольно улыбается и тут, обежав стол, садится на диван рядом с Ириной.
Татьяна. (Недовольным тоном.) И куда ты пристраиваешься? Давай на кухню иди. Математику сделала?
Ксюха. (Насуплено смотрит на мать.)
Татьяна. Нечего среди взрослых путаться. И не смотри на меня, как Ленин на буржуазию.
Ирина. Пусть посидит девчонка.
Татьяна. Девчонка. Лошадь Прежевальского.
Ирина. (Не обращая внимания на брюзжание Татьяны, встаёт и по-хозяйски достаёт из шкафа ещё тарелку. Ставит её перед Ксюхой.)
Татьяна. (Машет рукой, изображая безнадёжность.) Ладно, сиди уж.
Ксюха довольно улыбается и прижимается к Ирине.
Серёга, видя что суматоха связанная с появлением падчерицы улеглась, с удовольствием берёт бутылку бальзама и открывает её.
Татьяна. Правильно, поухаживай за гостями и за женой.
Серёга начинает разливать по рюмкам бальзам. Все с интересом рассматривают густую, чёрную жидкость.
Серёга. (Коротко комментирует.) Как бакелит.
Ирина. Это чё такое?
Серёга. (Горд тем, что может блеснуть познаниями.) Это жидкость такая, которой слесари швы герметизируют.
Все смеются, кроме Татьяны, которая недовольна.
Татьяна. Тоже мне, нашёл, с чем сравнивать.
Серёга. А чё, ты знаешь, какой самогон у нас на заводе из него готовят.
Все в недоумении смотрят на Серёгу.
Ирина. Как, на заводе?
Серёга. Ну, да. Считай чуть ли не в каждом цехе перегоняют. Да, а чего же. За территорию не выйдешь, завод то военный, а тут всё под боком. Своя продукция.
Все недоверчиво слушают Серёгу.
Татьяна. Всё, хватит чепухи. (Поднимает свою рюмку и произносит тост.) За мою лучшую подругу.
Ирина. (Смеётся.) Ты что, за тебя пьём.
Татьяна. (Тоже смеётся.) Ну да, правильно.
Все взрослые за столом, прежде чем выпить, нюхают содержимое с явным удовольствием.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Та же комната, но на столе появилась водка. За столом лишь женщины, Ксюха скромно, стараясь не привлекать внимания, сидит на диване. Мужчины отсутствуют. Женщины стараются говорить негромко.
Татьяна. Давай Ирка, пользуйся моментом. Окрутим его. А если пойдёт потом на попятную, то мы ему тут такую жизнь устроим, что мало не покажется.
Ирина. Ну, Танька, ты цинично так высказываешься, да ещё при дочери.
Татьяна. (Смотрит на Ксюху словно только её увидела.) А ты чего тут разговоры взрослых подслушиваешь.
Ксюха. Да я чего, я компот хочу.
Татьяна. Ну и пей свой компот и нечего свои локаторы растопыривать.
Ксюха хочет возразить, но вовремя останавливается и тихо наливает себе компот из трёхлитровой банки.
Татьяна. (Отворачиваясь от дочери.) Ладно, расскажи-ка, пока мой курит, а твой с ним за компанию прохлаждается, чего ты там хотела про Робота поведать.
Ирина. Уже и моим его сделала.
Татьяна. А чего смотреть то. Ну, давай, рассказывай.
Ирина. Не любили его в цехе.
Татьяна. Это почему?
Ирина. Да я же говорю. Работает, не отходя от станка, всю смену. Просто характер такой. И не пил ни с кем. Его держали просто потому, что освоил много операций. И фрезерные работы делал, и слесарные, и термистом работал. Завод то маленький, а цех инструментальный.
Татьяна. А чего же его после того, как он институт окончил, не оставили на заводе?
Ирина. Никто его и не увольнял. Просто он всех устраивал как работяга, а как ИТРовец он всех наоборот не устраивал.
Татьяна. Так ты же сама говоришь, что справлялся хорошо с любой работой.
Ирина. Справляться то он справлялся, да честный слишком.
Татьяна. Как так?
Ирина. У нас на заводе червячные фрезы только Замыцкий может делать. И вот как-то Замыцкий заболел.
Татьяна. И что?
Ирина. Предложили сделать партию Роботу. А тот вообще никогда не от чего не отказывается.
Татьяна. Что, сделал?
Ирина. Сделал. Но знаешь, что отчубучил.
Татьяна. Что?
Ирина. Эти фрезы по расценкам стоили двадцать пять рублей. Замыцкий одну фрезу две смены делал, а остальное время шаляй-валяй проводил. А Робот наш всю партию не помню уж за какое время, но очень быстро сделал. И ему, видите ли, неудобно перед другими, и за эту работу максимум платить надо в шесть раз меньше прежних расценок, а так-то можно вообще раз в пятнадцать, двадцать уменьшить расценки и ничего не случиться.
Татьяна. Это я с таким честным живу! Да другие, чтобы им расценки не снизили, поди ползарплаты с начальниками пропивают.
Ирина. Вот именно. Мне Коптелов знаешь чего сказал? Пока Робот производственную практику мастером проходил после института, так ему специально на участке хаос устроили. Все проходы заготовками завалили. А как только практика его закончилась, так сразу всё и убрали. Лично начальник производства этим занимался.
Татьяна. Серьёзный случай.
Ирина. Конечно, куда уж серьёзнее, когда тебя начальство такого уровня изживать начинает.
Татьяна. Да я не о том. Серьёзный в том смысле, что ведь такая глупость у чернокнижника вовсе и не от глупости, а от его излишней интеллигентности. А в нашем мире попросту нельзя быть таким честным. Тебе предстоит большая борьба.
Ирина. Как это?
Татьяна. Как, как. Просто. Мы же собираемся его подцепить. Значит, придётся и бороться. А как иначе. Я вообще удивляюсь, как его с вычислительного центра то не попёрли с такими наклонностями.
Ирина. А чё вычислительный центр то?
Татьяна. Как что? Я думаю, что такую честность у нас нигде не приветствуют. Везде у нас надо мухлевать, а зарабатывать честно очень проблематично. Но ты, Ирка не расстраивайся преждевременно. Хватай его за жабры и дело в шляпе.
Ирина. (Смеётся.) Он же не Ихтиандр, у него жабр нет.
Татьяна. Хватай за что есть. Как человек порядочный, он наверняка не допустит, чтобы ты пошла домой в столь позднее время. (Обе хохочут). А пока тебя надо в лучшем виде представить.
Ирина. Как это?
Татьяна. Ну ты же поёшь у нас и на гитаре играешь, вот и спой что-нибудь душевное. (Встаёт, берёт гитару и подаёт Ирине. Та тихонько начинает перебирать струны.)
Возвращаются мужчины.
Татьяна. Спой-ка нам что-нибудь Иринка.
Ирина. Не громко, задумчиво начинает петь.
В любви один лишь только знак
Из математики общенья.
Какой бы ни был зодиак,
Не подвергай любовь мученью.
Ты не дели, не умножай.
Неравенство не ставь ты всуе,
Сбирай любви ты урожай,
Любовь ровняя в поцелуе.
Не возвышайся ты царём,
Не чувствуй рабства ты тем боле,
Бежим ли, медленно бредём,
Сравнялись мы в одной юдоли
Где нет ни статусов, ни званий,
Где есть лишь равенство желаний,
Где есть лишь равенство сердец,
Где нет понятия «подлец».
*********
Закончив петь Ирина молча начинает перебирать тихонько струны. Александр с удивлением поглядывает на неё.
Серёга. Мудрёная песня. (Татьяна незаметно даёт ему тычка).
Татьяна. Душевная. Ладно, давай-ка, супруг, разливай, да потанцуем, пожалуй.
Серёга с готовностью выполняет команду жены. Все пьют.
Ирина. (Встаёт и, подойдя к магнитофону, прибавляет звук.) Ксюха, ну-ка включи торшер.
Ксюха быстро, с готовностью выполняет просьбы своей крёстной.
Ирина. Танька, вырубай свет. Темнота друг молодёжи. (В наступившем полумраке Ирина начинает танцевать на свободном пространстве. Александр охотно присоединяется. Танцуют не касаясь друг друга.)
Татьяна пытается поднять с места супруга. Тот отбрыкивается.
Татьяна. Давай, давай увалень.
Серёга. (Недовольно.) Да я и так у станка целый день на ногах.
Татьяна. Тогда помоги мне убрать со стола грязную посуду. (Нагружает супруга тарелками.)
Серёга вздыхая, с грудой тарелок в руках, направляется из комнаты.
Ирина. Ты, вроде, Татьяна позвонить собиралась.
Татьяна. Ирина, я не забыла. Сейчас иду.
Татьяна выходит. Оксана тихо сидит в углу, стараясь не привлекать к себе внимания.
Ирина. Давай, Ксюха, присоединяйся, танцуй пока молода.
Ксюха смущённо хихикает и продолжает оставаться на диване. Александр явно не в восторге, что девчонка будет тут рядом мешать танцам и, приблизившись к Ирине, берёт её за талию. Танцуют.
Александр. А ты, оказывается, хорошо поёшь.
Ирина. Я же в нашем ансамбле заводском была.
Александр. Странное сочетание.
Ирина. Почему странное. Многие поют.
Александр. Да я не об этом. Просто первый раз в жизни вижу женщину с зелёными глазами, да к тому же рыжею.
Ирина. (Несколько обиженно). Это что, плохо?
Александр. Да нет. (Опускает руку ниже талии, прижимая её к себе).
Ирина. (Не столько возмущённо, сколько удивлённо.) Да ты что, ребёнок же смотрит.
Александр. Да мы же танцуем.
Ирина решительно пресекает действия Александра. Ксюха по-прежнему сидит пришипившись на диване и пьёт свой компот.
Александр. Пойдём ко мне. У меня там грибами пахнет. Прямо как в лесу.
Ирина. (Смеётся.) Да мне уже Танька рассказала, как ты утюгом стену проглаживал.
Александр разводит руками, мол, что же поделаешь, но тут же вновь кладёт руки на талию Ирины.
В дверях показывается Татьяна с чайником в руках.
Ирина. Позвонила?
Татьяна. Конечно. Так что теперь давайте пить чай. (Ставит чайник на стол и, прикрывая рот рукой, зевает.)
Ирина. Я и не знаю, поздно уже. Ночь.
Татьяна. Сейчас конфеты принесу. (Уходит.)
Александр. (Оценивающе оглядывает Ирину и просто предлагает.) Ну, что, пойдём в лесную зону? (Видя удивлённый взгляд Ирины, поясняет.) Где грибной дух силён.
Ирина. (Смеётся. Хотя несколько удивлена. Она не ожидала от Робота и чернокнижника такой прыти.) В принципе можно.
Александр. Ну и хорошо. Тогда не будем чай пить?
Ирина. Не будем.
Ксюха незаметно из угла прислушивается к разговору, довольная, что про неё не вспоминают.
Появляются Татьяна и Серёга. Татьяна несёт конфеты.
Татьяна. Будем сейчас чай пить с конфетами.
Александр. Мы, пожалуй, не будем чаёвничать. Пойду, провожу Ирину. Поздно уже.
Татьяна было начинает возражать, но Ирина делает ей незаметно знак рукой и та прекращает. Ирина и Александр выходят.
Татьяна и Серёга некоторое время стоят около стола, прислушиваются к звукам из коридора. За дверью тишина. Татьяна делает победный жест рукой, сжимая кулак и поднимая руку вверх. Потом вместе с супругом на цыпочках подходят к двери. Каждый прикладывается к филёнке двери ухом. Прислушиваются. Потом приоткрывают немного дверь. Татьяна выглядывает в коридор и делает ещё раз победный жест. Ксюха смущённо, совсем неслышно хихикает.
СЦЕНА ЧЕТВЁРТАЯ
Комната Александра. Слева кровать довольно широкая, хотя и старомодная с панцирной сеткой и хромированными спинками. Справа вся стена закрыта шкафами с книгами. С самого края у двери платяной шкаф. У окна письменный стол с настольной лампой. Окно зашторено плотной шторой. В комнату входят Александр и Ирина.
Александр. Сейчас я свет включу.
Ирина. Не надо свет включать.
Александр. Я только настольную лампу. Она у меня с регулируемой мощностью. На слабый свет её поставлю. (Подходит к столу и зажигает свет. Потом убавляет до минимума. На столе помимо нескольких книг лежит раскрытая большая общая тетрадь.).
В комнате всего один стул у стола.
Ирина. (Медленно проходит на середину комнаты.) Действительно грибами пахнет.
Александр. Я же говорю, как в лесу.
Ирина. (Смотрит на раскрытую тетрадь.) А что это за тетрадь у тебя?
Александр. Да так, от нечего делать, для некоторого разнообразия стихи иногда пишу.
Ирина. Стихи пишешь?!
Александр. Ну да.
Ирина. А можно взглянуть.
Александр. Давай потом.
Ирина. (Садиться за стол и, прибавив опять свет, читает содержимое тетради. Удивлённо смотрит на Александра.) Когда ты успел? Ты же никуда не выходил из Танькиной комнаты.
Александр. Не понял. Ты это о чём.
Ирина. Да ведь стихотворение про меня.
Александр. Почему про тебя.
Ирина. Как почему? Ведь это у меня зелёные глаза. Или у тебя ещё есть знакомая зеленоглазая женщина?
Александр. Нет.
Ирина. ( В полном восторге.) Вот я и говорю, что стихотворение про меня. Ведь это же у меня глаза зелёные. Ты же сам про редкое сочетание сказал.
Александр. Да, но стихотворение то я вчера написал.
Ирина. Не видя меня ты написал про меня! Это просто невероятно! Можно я его сейчас прочитаю Таньке?
Александр. Ты его, конечно, можешь Таньке прочитать, но зачем сейчас то?
Ирина. Но это же про меня! (Выскакивает из комнаты с тетрадью в руках).
Александр. (Недоумённо пожимая плечами.) Вообще-то я вспоминал своего кота, когда писал это стихотворение, как он ухаживал за кошкой из соседнего подъезда.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Комната Татьяны. Татьяна и Сергей стоят посреди комнаты, около стола. Серёга жуёт солёный огурец, Татьяна пританцовывая делает рукой победные жесты. Серёга, глядя на неё, повторяет за ней то же. Неожиданно появляется Ирина. Серёга, перестав жевать, слегка поперхнулся огурцом, но, стараясь не кашлять, стоит тараща бессмысленно глаза. Татьяна перестаёт пританцовывать и с изумлением, приоткрыв рот, смотрит на Ирину, которая счастливо улыбается.
Татьяна. Странно. А ты чё так лыбишься? Всё уже?
Ирина. Нет ещё.
Татьяна и Серёга недоумённо переглядываются между собой.
Татьяна. Что же ты такая счастливая?
Ирина. Александр про меня стихотворение написал.
Серёга. Чево, чево?
Татьяна. Чё, чё?
Ирина. Стихотворение написал.
Серёга. Как это?
Ирина. Написал и всё.
Серёга. Как это?
Татьяна. (Неожиданно обозлившись). Ты чего, не знаешь, как стихи пишут?
Серёга. Откуда я знаю то. Я и сочинений то никогда в школе не писал.
Ирина. (Торжествующе протягивает вперёд руку с тетрадью.) Вот, сейчас прочитаю. Нет, лучше постараюсь спеть. (Хватает прислонённую к стене гитару и тихонько напевает).
Пусть говорят: "Глаза кошачьи",
По мне - так просто изумруд.
И я покорно, по - щенячьи,
Иду, куда они ведут.
Татьяна. Ничего себе щеночек.
Серёга хмыкает, Ирина продолжает петь.
В них вижу волн я очертанье,
С глубин поднявшуюся мглу,
Аквамариново сиянье
И океана глубину.
Пусть говорят: "Глаза кошачьи",
По мне - так просто изумруд.
И я, любви своей не пряча,
Иду, куда они ведут.
В них вижу я русалки прелесть
И Афродиты красоту,
Что с волнами выносит свежесть
Мечтаний пенных чистоту.
И пусть твердят: "Глаза кошачьи."
По мне - так просто изумруд.
Они находка и удача,
Ценнее драгоценных руд.
Люблю, люблю твой взгляд зелёный.
Иного цвета не ищу.
В его бездонность я влюблённый
И на судьбу я не ропщу.
И пусть твердят: "Глаза кошачьи",
По мне - так просто изумруд.
И нет людей, меня богаче,
Молвы не страшен пересуд.
**********
Серёга и Татьяна, слушая песню медленно опускаются на стулья приоткрыв рты. Из-за шкафа появляется медленно Ксюха. По окончании пения все некоторое время молчат.
Татьяна. (Как бы очнувшись, выхватывает из рук Ирины гитару). Беги скорее.
Ирина. Куда?
Татьяна. Да в постель к чернокнижнику, может он к утру про тебя ещё одно стихотворение напишет.
Ирина улыбается и, схватив тетрадь со стихами, ничего не отвечая, выбегает из комнаты.
СЦЕНА ШЕСТАЯ.
Комната Татьяны на следующий день. За тем же столом, но без закусок сидят подруги и внимательно изучают общую тетрадь Александра со стихами.
Ирина. Ты только посмотри, Танька, у Саши ещё про меня стихотворение есть. Во, давай я тебе сейчас вот это прочитаю, вернее попробую спеть.
Солнце зайчиком стреляло,
В красну девицу попало.
И рассыпалось кудрями,
Золотыми волосами.
А весёлые веснушки
Прилепились к хохотушке.
И прохожие дивуются,
Златовласкою любуются.
А девчонка недовольная;
Ах, ты, солнце своевольное.
Не нужны мне конопушки,
Эти рыжие веснушки.
"Ах, рассыпались горохом,"-
Говорит она со вздохом,
Глядя на мазки пластичные,
Солнца красок симпатичные.
И не знает та девчонка,
Что влюблён в неё мальчонка
За весёлые веснушки,
Золотые конопушки.
*********
Татьяна.(Ахая и охая берёт у Ирины тетрадь и изумлённо изучает написанное). Это что, за ночь он уже столько накатал? Он что, только сидел и писал про тебя стихи? У вас что, ничего не было?
Ирина. Ой, Танька. Ну, почему ничего не было. Стихи он значительно раньше написал.
Татьяна. Стой, стой, погоди. Ты же с ним не встречалась раньше. По крайней мере в одной постели, как я понимаю, вы с чернокнижником никогда не бывали.
Ирина. Ну и что?
Татьяна. Как ну и что?
Ирина. Ты, Танька ничего не понимаешь. У нас с ним, конечно, ничего до вчерашней ночи не было, но стихи всё равно про меня.
Татьяна. Как это?
Ирина. Он же меня на заводе неоднократно видел, я же у них в цехе часто бывала, когда за этим дылдой бестолковым, Борей то есть, бегала, как собачонка. Тьфу. Вспоминать тошно.
Татьяна. Да погоди ты с этим Борей. Мы же про Сашку теперь говорим. Он то с какой стати про тебя стихи писал. Сама же говорила, что от станка не отходил.
Ирина. Да, не отходил. А вот образ мой у него в подсознании засел.
Татьяна. Где у него чё засело?
Ирина. В подсознании. Не понимаешь?
Татьяна. Я что же, по твоему ненормальная, такие заумные речи понимать. Ты-то сама себя понимаешь?
Ирина. Слушай, я тебе всё объясню. Ты вот, к примеру, знаешь, что все люди в подсознании всё к сексу сводят.
Татьяна. (Обиженно). В каком ещё таком подсознании? Почему в подсознании то? А с Сашкой вы там в его комнате тоже в подсознании кроватью скрипели?
Ирина. Погоди, не иронизируй. Ты знаешь кто такой Фрейд?
Татьяна. А кто он такой? Хахаль что ли у тебя еврей был.
Ирина. Да он не у меня, он в Австрии жил.
Татьяна. Погоди, Австрия это где кенгуру.
Ирина. Ну, ты Танька даёшь.
Татьяна. Да я всегда Австрию с Австралией путала, Швецию со Швейцарией, Ирак с Ираном. У меня вообще с нашей географичкой большие проблемы были, сама знаешь. Да и Бог с ней, с географией. Давай дальше про Фрея.
Ирина. Да не Фрей, а Фрейд. Так вот этот Фрейд утверждал, что ид всё к либидо сводит.
Татьяна. Погоди, погоди. Ид это ещё кто? Китаец что ли?
Ирина. При чём здесь китаец?
Татьяна. А, стало быть японец. Точно, они, говорят, все очень сексуальные, наверное потому, что много всяких морепродуктов едят.
Ирина. Нет, ид это то, что всё к сексу сводит.
Татьяна. Маньяк что ли?
Ирина. Нет, не маньяк. Это просто когда в полях шляпы яйца видят.
Татьяна. Какие яйца? Чьи?
Ирина. Не важно чьи, самое главное яйца. Мужские, бычьи это уже не важно. Смотрят на шляпу и видят яйца.
Татьяна. Как же так то?
Ирина. Да, всё это интерпретирует подсознание. Вот ты, например, когда жирафа во сне видишь, знаешь, что это означает?
Татьяна. Ничего не означает. Я их никогда и не вижу во сне. Я что, в Африке что ли живу?
Ирина. Нет, ты всё-таки представь, что видела жирафа.
Татьяна. Ну?
Ирина. И что это означает?
Татьяна. А я откуда знаю. Это надо у мамы спросить, она любой сон объяснить может.
Ирина. Маму оставь в покое, здесь наука.
Татьяна. Ну?
Ирина. Вот тебе и ну. Это пенис большущий означает.
Татьяна. Чё, правда что ли?
Ирина. Так Фрейд объясняет. Любой сон объяснит.
Татьяна. Выходит, это он сонник составил. Головастый мужик.
Ирина. Да при чём здесь сонник?
Татьяна. Ты же сам говоришь, что он всё про жирафа объяснил.
Ирина. Да, объяснил. Шея жирафа большущий пенис.
Татьяна. А почему шея, а ни что другое, настоящее. У него что, маленький что ли, у жирафа то твоего?
Ирина. Он такой же мой, как и твой. Это просто пример, чтобы объяснить тебе, что все люди всё в подсознании к сексу сводят.
Татьяна. Да почему же в подсознании? Что же тогда за жизнь будет, если всё к сексу не сводить. Тоже мне открытие.
Ирина. Конечно открытие. И благодаря этому открытию, я знаю, что Саша думал про меня, пусть даже и не осознавая этого.
Татьяна. Ну, Ирка и откуда ты всё это знаешь? Неужто этого Фрея читала, про его яйца.
Ирина. Нет, Фрейда я не читала. А помнишь моего курсанта из медицинской академии.
Татьяна. Это по которому ты сума сходила. И так расстраивалась, когда его на Сахалин служить послали после окончания учёбы.
Ирина. Он самый. Жена у него дура. Все годы, пока он здесь учился, у своих родителей жила, а когда назначение получил, поехала с ним на этот чёртов Сахалин.
Татьяна. Ой, Ирка, какая ты всё же счастливая. У тебя и хахали то умнее моих. Столько всего знаешь. Слушай, а чего Санёк то нигде не печатает своих стихов?
Ирина. Я ему тоже этот вопрос задала? Спросила, печатал он свои стихи где или нет.
Татьяна. Ну, и чего он ответил?
Ирина. Говорит, что платить за то, чтобы напечататься ему оскорбительно. У них ведь там в редакциях оклады нищенские. Поэтому для них любая подачка ценна.
Татьяна. Тоже поди своя такса есть, что на какой странице и почём печатать.
Ирина. Наверное.
Татьяна. Больно уж он гордый, твой Сашка. Страна должна знать не только своих героев, но и своих поэтов даже если для этого придётся платить взятки. Внуши ему это.
Ирина. Попробую. Но потом.
Татьяна. Конечно, сначала жени его на себе. А так фигли и стараться.
Ирина. Обязательно женю и Фрейд мне поможет.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ.
СЦЕНА ПЕРВАЯ.
Два месяца спустя. Кухня. Слева два самодельных стола с выдвижными ящиками. Над каждым столом висят шкафчики. Между столами холодильник. Справа расположена газовая плита. Ближе к зрительному залу газовая колонка. У большого окна в углу расположен ещё один холодильник. Татьяна и Ирина, занимаясь своими делами по хозяйству, беседуют. Ирина в халате изумрудного цвета.
Татьяна. Ой, Ирка, какая же ты всё-таки молодец.
Ирина. В чём молодец то?
Татьяна. Как? Женила на себе мужика. Ловко это у тебя получилось.
Ирина. Можно подумать, что я специально всё это провернула.
Татьяна. А что, нет что ли?
Ирина. Да нет, конечно. Осталась у Саши и всё.
Татьяна. Ну, всё. С таким сухарём ужиться это надо уметь.
Ирина. Да он и не сухарь вовсе. Он меня обзывает по-всякому.
Татьяна. Обзывает? Неужто он тебя материт, оскорбляет.
Ирина. Нет, что ты Танька. Я имела в виду совершенно другое. Он меня ласково по-всякому называет.
Татьяна. Иди ты. А как же он тебя называет то?
Ирина. По-всякому. Пузрашкой называет, Конопаткой, Рыжей и даже Пупсиком.
Татьяна. Пупсиком. Ой, как здорово, красиво как. А мой Серёга ведь всё молчком, как глухонемой.
Ирина. Ну, у вас за шкафом Ксюха. Наверное не хочет, чтобы она слышала что-либо.
Татьяна. (Мечтательно). Да пусть бы и слышала, как её мать Пупсиком называют. Ой, Ирка, я прямо завидую тебе. Так хочется, чтобы и меня Пупсом называли или ещё как-нибудь.
Ирина. (Прислушиваясь). О, Саша пришёл.
Прервав работу, женщины ждут появления Александра.
Александр. (Входит на кухню). Привет.
Татьяна. Привет Санёк.
Ирина. Вроде бы ты сегодня пораньше.
Александр. (Безмятежно, равнодушно). А меня уволили.
Татьяна и Ирина. (В один голос). И ты так спокойно об этом объявляешь.
Александр. Да чёрт с ними. Безработицы у нас нет. Вон, на Иркином заводе и то каждый день по нескольку десятков человек принимают.
Ирина. Ну да, и столько же увольняют.
Александр. Но принимают же. А на больших заводах вообще сотнями человек принимают и увольняют ежедневно.
Татьяна. Да ведь хорошую работу, такую чистую как у тебя, найти, наверное, не просто.
Ирина. Почему же тебя уволили?
Александр. Да меня и взяли то в своё время только для того, чтобы в колхоз послать. Коллектив небольшой, все спелись друг с другом. Начальница для них бог. А я что? Вот она подошла на той неделе ко мне, взяла в руки книгу, которую я изучал, полистала, полистала её и заявляет: «Я здесь ничего не понимаю, значит и ты её читать не должен».
Ирина. Может и действительно не должен.
Татьяна. Начальству то видней.
Александр. Ну, да. Только сегодня всех послали на курсы усовершенствования как раз по этой теме, что и книга которую я штудировал и которая для моей начальницы «и толстая и непонятная».
Ирина. (Возмущённо). А ты бы ей и сказал об этом.
Александр. Что ей говорить то, она меня уже раз сто заставила переписать работу, какую делаю.
Татьяна. Ни фига себе.
Ирина. Вот скотина. И к чему же она теперь придралась.
Александр. Ни к чему. Просто сказала, что теперь пора написать заявление по собственному желанию.
Татьяна, Ирина. И что же?
Александр. Да ничего. Взял и написал.
Татьяна и Ирина дуэтом. А начальница что?
Александр. А ничего. Написала, что согласна уволить без отработки.
Ирина. Нет, Танька, ты посмотри, что делают.
Александр. Да, ладно, наплевать.
Татьяна. Правильно, не пропадёшь и без их вычислительного центра. Даже если начальником или инженером не устроишься, так и что. Вон он у тебя, Ирка, какой лось, работу то быстро найдёт.
Ирина. Найти то найдёт, но ведь так не делают.
Татьяна. Вот так как раз и делают, как видишь.
Александр. Да и чёрт с ними.
Татьяна. Правильно.
Ирина. А может оно и лучше.
Татьяна. Что Бог не делает, всё, как говорят, к лучшему. Ладно, корми своего суженного, а я пойду за хлебом схожу.
Ирина. Купи и нам тоже.
Татьяна. Ладно, куплю. (Выходит).
Ирина. Давай, Сашуля, мой руки, да садись обедать.
Александр выходит, Ирина наливает суп, ставит на стол.
Александр. (Возвращается, садиться за стол). Врёт, поди, Танька насчёт хлебного магазина.
Ирина. Почему врёт?
Александр. Поди, своему Серёже за бутылкой пошла к Вишнёвке.
Ирина. Танька считает, что вино для мужчин полезно.
Александр. Может и полезно помаленьку и не бурдамага наша нелегальная. Вон у моей матери главный бухгалтер, Софья Георгиевна, тоже своему муженьку перед сном водочки давала.
Ирина. И что?
Александр. А ничего. Спился человек да помер.
Ирина. Как хорошо, что ты у меня не пьёшь.
Александр. Может и хорошо с одной стороны, а с другой стороны на общение трезвость сильно влияет. Друзей вот нет у меня.
Ирина. Можно подумать, что дружба только на выпивке и держится.
Александр. Не только, конечно, но у любителей выпить проблемы с дружками нет.
Ирина. Ну и не расстраивайся по этому поводу. Я тебе не друг что ли?
Александр. Конечно, ты мне лучший друг, Пупсик.
Ирина. Сашуля, что ты меня как называешь.
Александр. Ну, я не знаю, само собой получилось.
Ирина. Пупсик это конечно хорошо, красиво. Но я же, всё-таки не пупсик.
Александр. Ой, ой, ой.
Ирина. А что это за Пузрашка или Конопатка.
Александр. А ты разве не конопатая?
Ирина. Да, конопатая, но всё же мог бы как-нибудь и покрасивее назвать, попоэтичнее. Тем более что стихи пишешь.
Александр. И как же тебя называть?
Ирина. Мог бы например и солнышком назвать.
Александр. Нет, Ирка, солнышко это слишком возвышенно.
Ирина. А дразнилки твои значит в самый раз? Да?
Александр. Ладно, обижаться то. Межу прочим теперь, когда работу искать буду, можно будет и в редакции заскочить. Может и напечатают где.
Ирина. Конечно, напечатают.
Александр. Но денег на взятки у нас нет.
Ирина. Стихи то хорошие.
Александр. Все бы так рассуждали.
СЦЕНА ВТОРАЯ.
Ещё два месяца спустя. Кухня нашей знакомой коммуналки. Александр и Ирина обедают, за своим столом, расположенным ближе к окну. Ирина в халате изумрудного цета, Александр в брюках и рубашке навыпуск.
Ирина. Надо же, всего четыре месяца прошло, как я у тебя здесь осталась, а я уже твоя супруга, обедом тебя кормлю.
Александр. (Насмешливо.) Точно, Пузрашка, всего четыре месяца прошло, как я тебе предложил остаться у меня и вдруг я твой супруг и ты меня кормишь ужином.
Оба смеются. Потом Ирина вдруг перестаёт смеяться, как будто что-то вспомнив.
Ирина. Что-то Серёга с катушек вдруг съехал. Пить в последнее время начал.
Александр. Ещё бы. Татьяна сама ему каждый божий день стакан водки или вина от Вишнёвки перед сном предлагала. Вот и втянула.
Ирина. Ну, знаешь, если человек не хочет, то и не будет. Тебя же вот не споишь.
Александр. Меня нет, не споишь.
Ирина. Вот видишь.
Александр. А что видишь то? Нельзя всю вину сваливать на одного человека, жена тоже должна думать. А теперь Серёга уже начал оправдывать своё пьянство.
Ирина. Как это, начал оправдывать?
Александр. А очень просто. Начал уже поговаривать о разрядке после рабочего дня.
Ирина. Ну, правильно, разрядка нужна.
Александр. Да какая разрядка, к чёртовой матери. Он что, каждый день под пулями находится или в штыковую атаку ходит? Я тоже, между прочим, сейчас за станком работаю, и даже несколько станков у меня в обслуживании. И что?
Ирина. Наверное, не каждый так может, как ты.
Александр. Да ладно, обыденность в геройство превращать. Если человек отработал нормально смену, это не значит, что после работы ему надо лакать что ни попадя.
Ирина. Ну вот, любишь ты обобщать, на отвлечённые темы со мной беседовать.
Александр. Почему на отвлечённые то. Всё наша жизнь.
Ирина. И всё равно я не люблю эти отвлечённые темы. Поэтому и разговоры веди для меня приятные.
Александр. Это какие же, например?
Ирина. Ну, вот хотя бы мой обед похвали.
Александр. А я что, никогда не хвалил твоих обедов разве?
Ирина. Ну и сейчас похвали.
Александр. Да неплохо, неплохо готовишь.
Ирина. (Обидчиво.) Ах, неплохо. А сказать, что хорошо, у тебя язык не поворачивается.
Александр. Да, ладно, ладно. Нарежь лучше ещё хлеба.
Ирина начинает резать буханку. Потом останавливается.
Ирина. Послушай, а ты замечал, что Серёга сейчас с подоконником делает.
Александр. А, нож то втыкает.
Ирина. Вот именно. Вон, весь подоконник утыкал.
Александр. Скот мычит, колосится рожь,
Дремлет Авель, сев на пенёк.
Каин в ёлку втыкает нож –
Тренируется паренёк.
Ирина. Ой, не пугай меня пожалуйста. Что это ты за страхи читаешь.
Александр. Это стихи Вадима Шефнера.
Ирина. (С уважением смотрит на супруга.) Это так здорово.
Александр. (Удивлённо.) Что здорово?
Ирина. А то, что ты стихи читаешь.
Александр. (Смеётся.) Что же тут особенного.
Ирина. Ну, не скажи. Среди моих знакомых никого нет, кто бы стихи читал. Даже те, кто в нашей заводской самодеятельности были и те стихов никогда не читали.
Александр. ( В ответ лишь пожимает плечами). На заводе же технари. Другие интересы. Странная ты Ирка, то что я пишу стихи, тебя значит не удивляет, а то что читаю, это удивляет.
Ирина. Ой, Сашуля, меня многое чего в тебе удивляет. И это оказывается так хорошо, когда люди удивлять других могут.
Александр. (Смеётся.) Не за что. (Перестаёт смеяться и, посерьёзнев, говорит.) А Серёгу ты не бойся. Вроде бы он так спокойный.
Ирина. Спокойный, только в ножички играет, как дитя малое.
Александр. Ладно, ладно не бойся. Чёрт с ним. Хотя я пытался поговорить, но что скажешь человеку, который не желает слушать. Не обращай внимания, Танька этот тесак спрятала надёжно. Вчера ещё.
Ирина. Да боязно как-то, когда он вот так с ножом играет. И потом, это вовсе и не тесак, а настоящий охотничий нож, с которым на медведя разве что ходить.
Александр. Ну, конечно, это охотничий нож. Но особо конфликтовать, я думаю, по этому поводу пока не стоит. Может поэтому и играет со своим ножом, что он такой хороший. А Серёга что ж, всё же сосед, нам с ним ещё жить.
Ирина. Слушай, кажется, Серёга вернулся.
Александр. Вот ведь некстати. Наши коммуналки как гостиницы. Хочешь, не хочешь а живи с соседом.
Супруги смотрят на проём ведущий в коридор. Пошатываясь, входит сосед. На его лице довольная улыбка.
Серёга. Я, наверное, чёкнулся.
Ирина. Да? И чему же ты радуешься тогда?
Серёга. ( Улыбается совсем широко.) А смешно потому что? Ты Ирка знаешь, какой у меня цех?
Ирина. Какой?
Серёга. Цех прутковых автоматов.
Ирина. Ну и что?
Серёга. А ты знаешь, какой шум от этих автоматов стоит.
Ирина. Не знаю.
Серёга. (Весьма доволен ответом.) Вот то-то. Самого себя не слышишь. Поэтому я иногда во время работы ору во всю глотку. Всё равно никто ничего не слышит. Просто, как индеец. (Он радостно демонстрирует клич индейцев.)
Его соседи не выказывают ни восторга, ни удивления по этому поводу. Лишь молча смотрят на него.
Серёга. А сейчас еду в автобусе, забыл, что я не у станков, да как заору: «Э-ге-ге!» Люди от меня как шарахнутся в разные стороны. А я думаю, что это со мной и замолчал. Но всю дорогу без давки зато ехал.
Ирина. Ну да, и бакелитом несёт и орёшь.
Серёга. Ты не права. От меня несёт не бакелитом, а бабукой.
Александр. А в чём разница то?
Серёга. (Авторитетно.) Бабука это продукт перегонки бакелита. (Торжествующе, с некоторой долей превосходства смотрит на всех.)
Александр. Самогонка то есть?
Ирина. Ты же вроде бы не пил.
Серёга. Не пил, вернее почти не пил.
Ирина. И что же тебя понесло?
Серёга. А не знаю. Все пьют, вот и я тоже.
Ирина. Вон у меня Сашка не пьёт.
Серёга. Э-э-э. А я помню, мы вместе пили и в тот вечер и на свадьбе твоей.
Ирина. (С торжеством.) А больше то и не помнишь, потому что и не видел.
Серёга. Не видел.
Внезапно на кухне появляется Татьяна. В руке у неё сумка.
Татьяна. Привет соседи. (С неудовольствием смотрит на мужа.) Сегодня ляжешь на раскладушке, пока не проветришься. (Опускает сумку на пол и, открыв холодильник начинает складывать туда продукты.) Как лошадь прёшь, стараешься, а он на тебе. Без противогаза просто и не подходи.
Серёга. Сейчас уйду, только дай чего-нибудь пошамать.
Татьяна. По башке тебе надо надавать. Сейчас разогрею. (Ставит на плиту кастрюлю и чайник.)
Александр серьёзный, а Ирина смеётся.
Татьяна. Давай иди к себе в комнату, нечего здесь соседям аппетит портить своим перегаром.
Серёга собирается послушно удалиться с кухни.
Ирина. (Останавливает Серёгу.) Погоди. (Затем обращается к Татьяне.) У тебя же там Ксюха уроки делает.
Танька. Ничего, уместятся, стол большой.
Александр. (Тоже вступается за Серёгу.) Да ладно, чего ты к человеку пристала, пусть поест спокойно. Никому он нисколько не мешает.
Татьяна. (Скептически смотрит на Серёгу, словно собирается примеривать новое платье, которое ей, вероятно, будет мало. Вид у неё недовольный.) Ладно, сиди тут, но смотри, прилично веди себя.
Ирина. (Смеётся.) Ну, ты прямо с ним как с ребёнком.
Татьяна. (Сердито.) Хорошо бы, если бы ребёночек был, да молочка только пил.
Ирина. Да ты уже стихами заговорила.
Татьяна. (Ставит перед супругом обед.) Пойдём Ирка, пусть сидят тут.
Женщины удаляются. Серёга принимается за ужин. Некоторое время мужчины едят молча.
Серёга. Слушай, сосед, а чего это ты вдруг женился на Ирке?
Александр. Не понял?
Серёга. А чего тут не понять. Вы же разные с ней люди. Ты книжки читаешь, она просто душевный человек.
Александр. (Насмешливо.) Значит тот, кто читает, по-твоему, не душевный?
Серёга. Да ты не передёргивай, знаешь, о чём речь. Я вот, например, уверен, что ты даже и не любишь Ирку.
Александр. А ты свою Таньку любишь?
Серёга. (В некотором замешательстве.) Ну.
Александр. Что, так вот быстро и сразу и ответить не смог на простой вопрос.
Серёга. Да мы с ней со школы знакомы.
Александр. Так и я Ирку с завода знаю. Пусть не так хорошо, как хотелось бы, но, тем не менее, знаю.
Серёга. Но ты ведь с ней на заводе не общался.
Александр. Ну не общался. Что из того.
Серёга. А тут вдруг, встретив её, оставил у себя и потом женился.
Александр. Ты говоришь так всё это, словно я преступление совершил.
Серёга. Да ведь чувства должны быть.
Александр. (Перестаёт есть и, подперев щёку рукой, с интересом смотрит на соседа.) Слушай, у тебя странные рассуждения. Конечно, это женщина достаточно опытная. А кто среди современных женщин в её возрасте не опытен. Все эти колхозы, посевные, уборочные, куда нас каждый год посылают, с пьянками и прочим. Да и без колхозов времени свободного на производстве нашем пруд пруди. Производственные проходы на заводах напоминают прямо бульвары, столько праздношатающихся. В таких условиях, когда все эти руководители на заводе проводят весь световой день, когда у каждого начальничка масса возможностей влиять на зарплату своих подчинённых, возможность давать более выгодную и необременительную работу они все себя чувствуют королями. Конечно, наша женщина и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдёт, но противостоять против притязаний могущественных руководителей даже и она не может. У нас нет борделей, но сотрудниц, готовых исполнять по совместительству всё что угодно, чтобы только себе жизнь не осложнять тоже сколько угодно. Да и многие бабы просто и не считают нашу жизнь плохой или чем-то не естественным. Наши предприятия по сути просто шалманы. Вот ты, например, не пил, а теперь пьёшь. Почему?
Серёга. Так все же пьют. Только начальники цехов технический спирт пьют, а мы вот самогонку-бабуку.
Александр. Вот я и говорю, что при нашей жизни вся возвышенность в чувствах расползается как гнилая материя. Настоящая любовь у нас только на экране кино, а в жизни сплошное блядство, которое считается в порядке вещей. Самая ходовая поговорка нашей жизни: «Всё что выпито, проебёно, в дело произведёно». А ты мне тут