Мы все в меру эгоистичны и амбициозны и нам кажется, что мы - короли жизни, и мы все САМИ сможем решить. Сможем положить эту заносчивую девчонку - нашу судьбу на лопатки.
Мы делаем выводы о людях, даже не пытаясь хоть одним глазком заглянуть к ним в душу, так как в том бешеном ритме жизни, в том водовороте событий, в котором мы вертимся, у нас нет и пяти минут на то, чтобы остановиться и подумать о ком-то кроме себя.
Мы думаем, что отлично понимаем, что происходит. Считаем себя грамотными психологами, от и до понимающими суть человеческих реакций на те или иные события, забывая о том, что мир человеческой души глубок и непостижим. И может быть, смысл нашей жизни в том и заключается, чтобы раскрывать для себя эти тайники бесконечное множество раз...
Нет, мы то уж точно знаем, как и что будет происходить, мы ведь много повидали в жизни, мы все-все знаем. Хотя при этом часто мы проходим мимо важных для нас предметов, часто не замечаем очевидных вещей и не соглашаемся с абсолютной истиной.
А еще мы любим бороться с обстоятельствами. Хотя, если мы не видим перспектив своей победы над ними, мы от этих обстоятельств просто уходим. А иногда, если они начинают наступать нам на пятки, мы, задыхаясь, бежим от них.
А вообще то, у нас нет никаких проблем. Вы предлагаете нам помощь? Зачем? Оставьте ее при себе, или предложите кому-то другому, так как мы в ней не нуждаемся. Мы гордые, мы умные, сильные, молодые и красивые. Мы все знаем лучше всех.
Все бы ничего, только вот часто мы совершаем ошибки, сами того не понимая. Мы никогда никому не скажем, что происходит у нас в душе, не скажем, потому что нас никто не способен понять.
Мы никогда не доверимся кому-то целиком, навсегда останемся для окружающих загадкой, но только потому, что сами себя мы никогда не сможем разгадать.
Когда приходит ночь
Когда приходит ночь, липкая темнота окутывает осенние улицы, вечно зудящий телефон вдруг предательски замолкает, и только мой одинокий худощавый и несуразный друг – фонарь заглядывает ко мне в окно своим огромным желтым глазом. Вот тогда мне бывает по-настоящему грустно.
Я сажусь на подоконник, открываю створки окна и разговариваю с холодным ветром, спрашиваю у опавших листьев, с высоты второго этажа пытаюсь рассмотреть свое отражение в огромной луже, вальяжно растекшейся по асфальту. Но вижу там только грустные звезды и ехидную улыбку глупой Луны.
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Стрелочки монотонно отсчитывают прожитые секунды моей (такой никому не нужной) жизни.
Я беру на руки свою маленькую собачку. Я крепко прижимаю ее к себе, хотя знаю, что ей очень неудобно. Она такая крошечная, а я так сильно сжимаю ее хрупкое горячее тельце. Ей неудобно, а может быть, даже немножко больно. Но она молчит. Она готова терпеть любые неудобства, лишь бы быть рядом со мной. Никто никогда так преданно, так бескорыстно, так по-настоящему не любил меня. Я глажу ее белоснежную мягкую шерстку, а она лижет мои руки, на которые одна за другой падают слезы. Я все время мысленно возвращаюсь в тот день. Плачу. Потому что мне до сих пор больно. Но ее шершавый, горячий и сухой язык возвращает меня из Мира мыслей обратно в комнату.
Тик-так. Тик-так.
Я включаю музыку. Пусть уж лучше глупый ди-джей модного радио болтает всякую чушь, только бы не слышать это скрипучее "тик-так".
- В эфире "Презент от "Европы плюс". В студии с вами...
Какая, собственно, мне разница, кто там "в студии с нами"?!
- Продолжаем читать смс-сообщения, которые поступают к нам...
Да, похрен мне ваши смс-сообщения... Музыку включай уже... Душа болит сильно... Музыку... Музыку... Музыку...
...Твои глаза, как вечер. Не отпускай не надо...
Отличный выбор, диджей, как тебя там, который в студии с нами. Или это выбор той дозвонившейся на радио дурочки? Хотя… Не такая уж она и дурочка... Отличная песня...
Знаешь, как это больно, ехать мимо дома, в котором Ты... с...
Знаешь, как это больно, твою машину видеть там... Где ... живет...
Как пусто внутри.
Может, передвинуть тумбочку из правого угла комнаты? Как там по Фен-Шуй?!! Это мне Настенька часто советует. Хотя, причем тут тумбочка, если внутри пусто (не в тумбочке, а в сердце)?!!
- Уленька, ну что ж ты мне руки-то лижешь так старательно?! Девочка моя хорошая. Чуешь, как хозяйке плохо. Да.
Что там у нас по радио?
- Я передаю привет моей подружке Светочке-блондиночке, а еще Катечке-блондиночке и Ирочке-блондиночке! И вообще всем блондиночкам!! – несется жизнерадостный голосок из радиоприемника.
Какая-то малолетняя глупышка, наверное, битый час дозванивалась на радио, чтобы передать свой идиотский «привет». Ну-ка, а какая песенка для «блондиночек» прозвучит?! Ах, ну, конечно, все верно...
...Never let U go...
Дима Билан – лучший друг всех «блондиночек».
Моя собака спит на коврике около батареи. Конечно. Холодно ведь, дождь идет, а я еще окно открыла. Сижу на подоконнике, дышу на стекло, и рисую пальцем улыбчивые рожицы. А на душе погано так. Кошки скребут. Терпеть не могу кошек. Они глупые, плохо пахнут, а когти у них такие острые. Эх, больно как.
А, может, откроем томик Ахматовой?!
Читаю.
"А ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня,
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе странный подарок -
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят. Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь,
И ночей наших пламенным чадом -
Я к тебе никогда не вернусь".
Никогда не вернусь. Никогда.
А позовешь??
Позови.
Так, что там у нас по радио?! Отлично. Мадонна.
I don't wanna hear, I don't wanna know
Please don't say you're sorry
I've heard it all before
And I can take care of myself
I don't wanna hear, I don't wanna know
Please don't say forgive me
I've heard it all before
And I can't take it anymore
А у меня совсем другая история… в точности до наоборот. Please say forgive me. Please say.
Холодно как...
На улице...
Знаешь, каждый мой урок вождения начинается с того, что я проезжаю мимо твоего дома. Я заглядываю в твои окна, будто надеюсь увидеть там твое лицо (да, да, я помню, где ты живешь, или ты уже окончательно переехал к … ?!). Инструктор ругает меня, потому что каждый раз я проезжаю нужный поворот, забываю нажать сцепление, забываю, что я за рулем. Кричит, ругается мой инструктор. Он же не знает, что Ты живешь здесь. Не знает, что у меня глубоко в сердце острые иглы впиваются, когда я мимо дома Твоего еду. После перекрестка я поворачиваю направо и обязательно кидаю взгляд на часы, что под крышей дома с магазином. Смотрю на них и понимаю, что, сколько бы времени они не показывали, все-равно, уже Поздно. Уже ничего нельзя изменить. Ничего.
А, может, попробуем?!
Попробуем?
Кстати, надо отметить, что на "Европе плюс" такая музыка хорошая.
Когда приходит ночь, липкая темнота окутывает осенние улицы, вечно зудящий телефон вдруг предательски замолкает, и только мой одинокий худощавый и несуразный друг – фонарь заглядывает ко мне в окно своим огромным желтым глазом. Вот тогда мне бывает по-настоящему грустно.
Потому что только тогда я думаю о Тебе.
Карма
Дззззыыыннь!!!
- Какой идиот поставил будильник? – сквозь сон прорвалась раздраженная мысль.
Дзззззыыыынннь!!!
- Как же мерзко он звонит!
Дзынь! Дзынь! Дззз..
Антон резко со всего маху прихлопнул противно трясущуюся кнопочку звонка старого бабушкиного будильника. Никакой другой агрегат не мог нарушить его сон. Сотовые телефоны, таймер на ТВ, сотни китайских будильников, кричащих на разные голоса – заливающиеся петухами, пищащими мотивы разных песен, говорящие человеческим языком – ничто не могло разбудить его. Только этот старый облезлый будильник, звенящий так, что мозги выносило, был способен поднять его с кровати.
Антон посмотрел с ненавистью на железного монстра, стрелочки показывали половину девятого. Вечера. Нужно было собираться на работу. Антон – ди-джей модного клуба в N-ске. Он встает за свой «станок», когда все нормальные люди ложатся спать. Нормальные. Потому что те, кто ночи напролет трясутся под его ритмы, все немножко сумасшедшие. Такие же, как и он сам. Но им всем очень хорошо вместе.
Он ночами играл в клубах, нюхал, пил, глотал, курил иногда. Не потому что ему это сильно нравилось. Это было частью его работы. Частью глупого имиджа. Непременным атрибутом кем-то придуманного стереотипа.
А днем он читал Моруа, рисовал маслом и заваривал терпкий чай по всем правилам чайной церемонии.
Он говорил всем, что верит в христианского бога, а сам размышлял о Четырех Благословенных Истинах, карме, нирване и признавал одного только бога – Великого Будду. Иногда, чтобы расслабиться, он раскуривал косяк и чувствовал себя частью какого-то другого мира. Эта древнеиндийская религия привлекала его своей атрибутикой, ему нравились красиво-звучащие названия, изречения Будды казались ему собственными, да и вообще, само ощущение тайны, опутывавшей философию буддизма, влекло его, как ничто другое.
Антон медленно соскреб себя с дивана, скомкал мятые простыни, кинул их в шкаф и побрел в ванную. Умылся, долго рассматривал свое помятое лицо в треснутом зеркале над умывальником. В сотый раз подумал о том, что кто-то говорил ему, что смотреть на свое отражение в разбитом зеркале – плохая примета. Но это уже было неважно. Потому что сама жизнь его зияла рваной грязной дырой.
Он водил острым станком по щекам и думал о… сегодня он ни о чем не думал, когда брился.
Когда, наконец, все сборы были закончены, в кармане Тошиных джинсов от «Дольче» вдруг завибрировал мобильник.
- Тоха, ну ты где? – нервничал Миша, Арт-директор клуба «Che», где последние полгода резиденствовал Антон.
- Уже еду, Миш, не кипиши.
- Быстрее давай тащи сюда свою задницу! У меня твои опоздания уже в печенках!
- Еду, еду, еду. – Антон нажал отбой, захлопнул за собой дверь и, перепрыгивая через ступеньку, побежал вниз.
Такси уже стояло у подъезда. Усатый водитель начал отсчитывать минуты простоя, когда запыхавшийся Антон плюхнулся на переднее сидение.
- Поехали! – Скомандовал пассажир. И машина, недовольно урча, тронулась с места.
Тоша закурил и задумался. Мимо пролетали витрины магазинов, серые дома с грязными окнами, обшарпанные стены, разноцветные фонари, все было таким привычно-неинтересным, что хотелось взвыть от тоски.
Хотелось подумать о чем-нибудь очень приятном. Единственное такое воспоминание он хранил бережно. Потому что только это воспоминание заставляло растекаться по телу ласковое тепло, вызывало непроизвольную улыбку и легкий мандраж в руках и коленках.
Он вспоминал, как увидел впервые ее - его малышку, его Ксюшеньку.
- Привет, - она поймала его руку, когда он проходил мимо нее в клубе. Остановился. Наглая улыбка. оценивающий и немного высокомерный взгляд… молчание… раздумье… снова улыбка… но теперь уже другая… и только для нее... такая... как всегда потом... с того самого дня...
- Привет. - А через несколько минут он целовал ее губы. А назавтра они сказали друг другу «люблю».
Маленькая рыжая бестия с огромными кукольными глазами глубокого синего цвета. Никогда раньше Антон не видел таких глаз.
Он любил, когда они улыбались, лучились ее теплом. Он любил, когда они плакали. Наполнялись до середины прозрачными слезами, которые маленькими капельками застревали среди пушистых ресниц. Он любил брови, по очереди, взлетавшие вверх, вторя меняющимся интонациям в голосе.
Он до сих пор любил.
И может быть… Она тоже… До сих пор… Любила?!?
Расплатился с таксистом.
Дверь служебного входа в «Che» приветливо заскрипела и жадно проглотила Антона.
Суета перед началом очередной пати. Сумасшедшие раздраженные спонсоры, которым всегда мало площадей под рекламные материалы, злые администраторы, пофигисты техники, за версту разящие перегаром.
Саунд-чек.
Он надел наушники, достал пластинку, закрыл глаза… Пара мгновений и он растворился в музыке.
Они лежали на диване, ели чипсы и смеялись. Он целовал ее соленые губы, а она тихонько одним кончиком языка трогала холодную горошинку пирсы во впадинке под его нижней губой.
- Я до сих пор не понимаю, не верю, что мы вместе. Все случилось так внезапно. – Шептала она, поглаживая маленькими пальчиками его шею. – Еще совсем недавно тебя не было в моей жизни, я не знала о том, что ты вообще существуешь в природе. А теперь я не знаю, как жила без тебя. – Она улыбалась, чуть наклонив голову набок. Рыжие непослушные кудри путались, укрывали собой подушку, его лицо, ее руки.
- Это все от того, что ты – моя карма. – Улыбался Тоша, и целовал ее чуть прикрытые глаза.
- Карма. Слово-то какое. – Хихикала Ксюша, заправляя за уши своенравные локоны, которые так и норовили упасть на глаза.
- Да, детка, ты – моя карма, определенно. И не важно, что на самом деле, Будда называл кармой нечто иное, когда-нибудь я даже расскажу тебе об этом. – Он сгреб ее в охапку, перевернул на спину и взгромоздился сверху.
Он целовал ее щеки, шею, ее дыхание учащалось, острыми ногтями она все сильнее сжимала кожу на его спине. А потом он любил ее долго.
Все движения были отточены и доведены до автоматизма, Антон менял пластинки, двигался в такт с музыкой, улыбался, иногда пожимал протянутые к нему в ди-джейку руки. Он, определенно, любил свою работу.
Отыграв свой сет, Тоша передал бразды правления настроениями танцпола в руки второго резидента и пошел к бару.
Одна за другой горели «Самбуки» - сегодня он хотел напиться так, чтобы не помнить себя, хотя бы сегодня не думать о том, что… Чтобы не думать ни о чем.
Как просто оказалось все разрушить. Одним легким движением. Одним неверным шагом. Просто не тот поворот на его, вроде бы, таком прямом пути.
Как сложно оказалось себя понять.
Мысли путались. Он думал, что любит ее по-прежнему, а может, даже больше. Но ничего не мог с собой поделать. Запретное манило его сильнее, чем ее глаза, ее губы, ее волосы.
Он мучился ужасным жгучим чувством вины.
Перед ней. Он знал, что заставил ее страдать.
Перед собой. Он не мог простить себе эту пагубную страсть. Еще больше винил себя даже не за то, что Тогда не смог устоять, он знал, что совсем скоро повторит это вновь. Потому что никогда не хотел ничего сильнее.
Перед матерью. Его старенькой доброй мамой. Он знал, что она никогда не сможет понять его. И предпочтительнее будет, чтобы она и не узнала никогда ничего. А так хотелось с ней поделиться. Хотелось, как в детстве, положить голову ей на колени, на одном дыхании рассказать все то, что так мучило его последние дни. Не давало спать. Мешало жить. И чтобы мама гладила теплыми ладошками в паучках-морщинках его волосы и говорила, что все наладится, обязательно наладится. И он бы верил ей, потому что мама никогда не обманывала.
«Самбука» делала свое дело. Совсем скоро Антон потерял чувство реальности, и внутренняя горечь, казалось, наконец-то, покинула его. Он посидел немного, что-то обдумывая. Встал, решительно набрал номер в мобильном, и нетвердой походкой, пошатываясь, пошел к выходу.
- Привет. Ты дома? Я приеду к тебе. – Выпалил он в трубку максимально быстро и отключился, так, как будто боялся передумать.
Он действительно боялся.
Самого себя.
Шел дождь
Шел дождь. Крупные капли монотонно барабанили по стеклу, оставляя тонкие ниточки грязных потеков. Она смотрела в окно.
Капли падали в огромную лужу, черную, грязную с неровными рваными краями, падали и оставляли круги. Маленькая капля – маленький аккуратный кружок. Большая – огромный неровный круг с пузырем внутри. Кап-кап-кап. Говорят, если такие пузыри не лопаются сразу, значит, дождь будет идти еще долго. Это хорошо. Так не хотелось что-то менять. Куда-то идти. Кому-то звонить. Что-то делать.
Иногда ей казалось, что она – добрая фея. А за спиной ее сложенные крылья, которые совсем скоро она расправит и обязательно взлетит.
Она думала, что хорошо бы уметь одним щелчком пальцев прекратить дождь, заставить улыбнуться солнце, разогнать тучи. Хорошо бы уметь среди зимы хоть на пару часов пригласить оттепель.
Хорошо бы...
Хорошо ли?
Иногда ей казалось, что она умеет читать мысли. Как в тот день...
Он смотрел на нее испуганными глазами, как маленький зверек, загнанный в ловушку. Так смотрит ее Уля, когда утащит со стола печенье и поймет внезапно, что проделка не осталась незамеченной. Ей так сильно хотелось обнять его. Хотелось, чтобы он прижал к своей груди ее голову, целовал макушку и шептал: «Малышка моя, девочка моя хорошая, любимая моя». И чтобы всего этого не было.
Она думала, хорошо бы уметь одним щелчком пальцев изменить ход времени, вычеркнуть нечто из памяти. Хорошо бы одним щелчком сломать эту долбанную карму.
Шел дождь.
Она задумчиво гладила белого пуделя, который, как кошка, калачиком свернулся на ее коленках. Невидящим взглядом смотрела в окно. Иногда она поднимала глаза к потолку, судорожно сглатывала, и в ту же секунду две крупные слезы быстро скатывались по ее щекам, падали и исчезали в мягкой белой шерсти ее собаки.
Она плакала. А дождь все шел.
Еще совсем недавно она была такой счастливой, что ей было даже немножко стыдно перед окружающими за свое безграничное счастье.
Она любила Тошу с самого первого взгляда, с самого первого слова.
Она редко ходила в клубы, сначала долго уговаривала себя, раз десять хотела отказаться, но потом доводы подруг делали свое дело, и она шла.
Она любила танцевать, только поэтому соглашалась иногда сходить в клуб.
Ее пластичное тело, летящее багряное золото волос всегда привлекало к ней повышенное внимание мужчин, она же, в свою очередь, никем не интересовалась, растворялась в музыке и танцевала.
Маринкин день рождения без особых раздумий было решено отметить с размахом в «Che». Ксюша шла в клуб со странным предчувствием, что-то подсказывало ей, что сегодняшняя ночь будет необычной.
Они пили, смеялись, танцевали. Давно уже Ксюша не проводила время так весело. Она танцевала, как никогда, сегодня музыка была отличной. Ее любимые треки шли один за другим, через полчаса она заинтересовалась, что за ди-джей играет, так искусно улавливая настроения толпы. Она подняла глаза на ди-джейку и оторопела. Там стоял он. Нет, не прекрасный принц из девичьих грез, самый обычный высокий блондин в белой майке с логотипом «Pacha» - двумя сочными вишенками.
Нет. Не самый обычный.
Скорее, самый необычный.
Она замерла на мгновенье, и снова стала танцевать, но уже не отрывая взгляда он парня, что с мастерством заправского фокусника крутил свои пластинки.
Она жадно следила за каждым его движением, и ей стало ужасно грустно, когда она поняла вдруг, что он закончил свой сет.
Антон собрал свою сумку, ловким прыжком спустился на танцпол, натянул поглубже кепку и быстрыми шагами двинулся в сторону выхода.
Ксеня понимала, что сейчас все зависит только от нее.
- Привет, - она поймала его руку, когда он проходил мимо нее. Остановился. Наглая улыбка. оценивающий и немного высокомерный взгляд… молчание… раздумье… снова улыбка… но теперь уже другая… и только для нее... такая... как всегда потом... с того самого дня...
- Привет. - А через несколько минут он целовал ее губы. А назавтра они сказали друг другу «люблю».
Ксюша поежилась толи от влажной прохлады с улицы, толи от нахлынувших воспоминаний. Задумчиво вытерла уже почти высохшие слезы, подкрутила рычаг громкости радиоприемника и закурила.
А за окном, по-прежнему, шел дождь.
Сначала она много думала о том, не теряют ли своего значения слова любви, если произносятся вот так – тысячи раз в сутки, через каждые 5-7 минут, если влюбленные рядом, и всеми другими способами, если далеко. В ход шло все – смс, звонки, аська, мейл, «одноклассники», «вконтакте», даже письма обычной почтой отправляли друг другу, это казалось особенно романтичным. А еще иногда он заказывал ей доставку цветов домой или в офис. На работе все дамы ужасно ей завидовали, когда она, раскрасневшаяся от смущения, тащила очередной гигантский букет и искала ведро, потому что под его размеры не подходила ни одна ваза.
Она думала об этом много. Она боялась чувства столь внезапно нахлынувшего на них.
Она боялась любить его.
- Он же ди-джей. Он б-а-б-н-и-к!!! - В один голос твердили подружки. – Не влюбляйся ты так, а то обязательно будешь страдать. Он не сможет успокоиться, остепениться, хотя бы до тех пор, пока не сменит работу. Вокруг него все время крутятся толпы девчонок, красивых и не очень, некоторые и вовсе страшные. И все они хотят одного – дать ему!!! Глупо надеяться на серьезные отношения. Не в этом случае, Ксеничка.
Ксюша отмахивалась от этих зудений. Она никогда не признавалась подругам, но внутри очень сильно боялась его потерять.
Если бы она только знала, с какой стороны движется угроза...
Они встречались каждый день, старались посвятить друг другу всякую свободную минутку. Они, как будто торопились насытиться друг другом, так, чтобы надолго хватило. Но пресыщения так и не наступало. Наоборот. Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее становилось желание быть рядом.
Через пару недель он не выдержал и робко сказал:
- Малыш, может быть, ты переедешь ко мне?
- Да. Да. Да. – Она так ждала этого вопроса. Это шло вопреки всем предсказаниям завистливых подруг.
Она быстро собрала свои нехитрые вещички, и совсем скоро стала обустраивать их дом.
Они жили душа в душу. Все делали вместе. Готовили, гуляли с Улей, она ходила с ним в клуб, и даже на гастроли он брал ее с собой. Все было хорошо. Даже слишком.
Она силилась вспомнить, когда именно, в какой момент впервые в ее душу закрался червячок сомнения. Но так и не могла понять. Наверное, именно это и называют женской интуицией. Однажды вечером она мыла посуду, Тоша сидел за компьютером и писал музыку. Был самый обычный по-семейному спокойный вечер. Ксюша тщательно терла тряпочкой чашку, пушистая пена «Фейри» мягко окутывала ее ладони, она никак не могла отмыть небольшое черное пятно, неизвестно откуда появившееся на белоснежном фарфоре. Вдруг в сердце впилась иголка. Боль за грудиной ощущалась физически, а в висках запульсировала неизвестно откуда появившаяся мысль – он мне изменяет. Мысли отвратительно безобразная и нелепая, такая же, как пятно на любимой кружке.
С той самой минуты тревожная мысль застряла в голове навсегда. Ксюша пыталась бороться с ней, но вскоре сдалась, и впервые залезла в его мобильник, пока он спал. Тщательное исследование телефона не дало никаких интересных результатов. Ксеня нашла там сотню своих смсок, и пару неизвестных дам в телефонной книжке. Никаких любовных посланий, компрометирующих смс, ничего.
Но она не остановилась на этом. Исследовать Тошин телефон стало привычкой. Ксюша настороженно прислушивалась к его разговорам, иногда проверяла карманы его джинсов, часто спрашивала: «Скажи честно, ты меня любишь? Меня только? А ты мне не изменяешь?». Сама понимала, насколько глупы эти вопросы, но не могла остановиться и продолжала лезть ему под кожу.
Отношения от всего этого не становились крепче.
Она советовалась с мамой. Подружкам стыдно было признаться в своих опасениях. Не хотелось слышать победное: «Мы же тебе говорили!». Строгая мама указательным пальцем поправляла очки на переносице и говорила нравоучительным тоном:
- Ксеня, если человеку сотню раз повторить, что он свинья, на сто первый раз он обязательно захрюкает. Перестань доставать Антона. Своим поведением ты сама толкаешь его к измене.
Ксюша понимала, что мама права. Но ничего не могла поделать, она подозревала его с каждым днем все сильнее.
Через некоторое время паранойя усилилась до того, что она решила проследить за ним. Ксюша сказала Антону в четверг, что уедет на выходные к бабушке в Оренбург, собрала свой маленький чемодан, вызвала такси, настояла на том, что не любит слезных прощаний и отвергла все настойчивые предложения проводить ее на вокзал. Села в такси и уехала к маме. План был такой – ночью в субботу она неожиданно приедет к ним домой, откроет дверь своим ключом и... Либо она застанет его с кем-то, либо, на что она очень надеялась, он будет один, она скажет, что ужасно скучала и поэтому вернулась раньше, хотела сделать ему сюрприз. Она решила, что больше не будет его подозревать, если сомнения не оправдаются. Ей стало легче, и она впервые за последние две недели крепко уснула.
Антон заметил, что в отношениях что-то изменилось. Он чувствовал, что Ксюша подозревает его в чем-то. Когда звонил его мобильник, она вся вытягивалась в струну и одними губами требовательно спрашивала «Кто это?», а в это время ее брови грозно съезжались к переносице. Он даже знал, что по ночам она шарится в его телефоне. В клубе она перестала танцевать, все время сидела у бара и пристально следила за тем, что он делает, с кем общается, кому улыбается, кого целует в щеку, приветствуя. А потом, когда они шли домой, она задавала ему тысячу идиотских вопросов.
Он устал от всего этого, поэтому даже обрадовался в душе, что она решила съездить погостить к бабушке.
К вечеру пятницы он заскучал. Но впереди был клубный уикенд и Тоша всеми силами старался настроить себя на позитив.
В субботу он проглотил пару розовых таблеток, снюхал толстую дорожку порошка. Всего одну, если снюхать больше, таблы начнут отпускать. Вместе с выпитым виски вся эта химия вознесла его на вершину блаженства. Он чувствовал себя королем танцпола, гением вертушек, самым красивым и сексуальным мачо.
Тоша давно уже заметил, что один человек слишком пристально следит за ним. Ему это внимание сначала было просто смешно, потом льстило немножко, а потом он с удивлением для самого себя обнаружил, что думает об этом человеке чуть ли не постоянно. И мысли были не самые приличные.
Сегодня он опять был здесь и смотрел на Антона зовущим взглядом.
- Почему нет? Всего один раз. Никто не узнает.– Мелькнула в затуманенной «Экстази» голове озорная мысль. С каждой минутой эта мысль становилась все более реальной.
Он доиграл свой сет. Спустился к бару.
- Привет. – Дерзко улыбнулся и посмотрел человеку прямо в глаза.
- Привет, милый. – Сладкая, даже приторная улыбка.
- К тебе или ко мне? – Антон не хотел затягивать.
- К тебе, котеночек. – Томный взгляд из-под ресниц.
Они вышли из клуба, сели в такси.
- Что я делаю? – Тревожная мысль пришла вместе со скрипом ключа в замочной скважине.
- А, пох*й! – Ее сменила другая вместе за звуком захлопнувшейся за их спинами двери.
Кто там?!
Мне всегда хотелось целовать твои дерзкие губы.
Меня ни что не могло разубедить в том, что ты тоже этого хочешь.
Ничто не могло остановить тебя. Даже твоя рыжая подружка. Ты, все-равно, рано или поздно пришел бы ко мне. Потому что…
Ты для меня.
Я для тебя.
Помнишь, как увидел меня в первый раз?
Глаза - в глаза.
Твои - в мои.
А мои - прямо в твою душу.
Хотеть будешь судорожно. Может быть, даже задохнешься от желания. Ты болен, милый. Болен мной.
Я опою тебя зельем своих ласк.
И нет от них противоядия.
Боишься меня?
Не надо.. Все-равно уже поздно. Тебе больше нечего бояться. Ты уже принадлежишь мне.
Я не причиню тебе зла.
Пока ты хочешь.
Я только буду играть с тобой. В жестокие игры.
Я – Кошка.
Ты – моя добыча.
Жертва?
Нет.
Любимая забава.
Мой мальчик.
Телефон на ночном столике завибрировал.
- Алло, – сонным голосом. - Антоша, ты?
- Да, дома. Приедешь? Сейчас? Подожди, а ты где? Антон? Алло. Алло.
Но в ответ уже неслись нервные гудки.
Приедешь?
Ну, что ж. Я подожду тебя.
Приму душ. Намажу тело самым нежным кремом.
Расчешу волосы.
Пройдусь пилочкой по ногтям. На всякий случай. Чтобы, не дай бог, не оцарапать твою мягкую кожу, когда ты будешь любить меня.
Для меня было очевидно, что ты вернешься. Эта рыжая дурочка никогда не смогла бы дать тебе того, что ты получаешь от меня. Никогда.
Нет такой силы, которая остановила бы тебя. Я это точно знаю. Когда-то у меня тоже был первый раз.
Моя душа металась.
Мне было горько.
Сначала было от себя противно. Но недолго.
Потому что нет ничего слаще этих ласк.
И с тобой будет также.
Ты уже идешь ко мне вновь.
Хотя вчера еще говорил… Кричал…
«НЕ ЗВОНИ СЮДА БОЛЬШЕ НИКОГДА! НИКОГДА! СЛЫШИШЬ?! НИКОГДА!»
В прихожей затренькал звонок домофона. Просто по привычке сладким голосом спрошу:
«Кто там?!»
Оставлю открытой дверь, пройду в комнату, лягу на постель, погашу свет, чтобы ему было не так стыдно, если вдруг его взгляд упадет на зеркало рядом с кроватью.
Пройдет время, и мы будет любить друг друга в самом ярком освещении.
А пока будет так.
Да, будет так.
Тот день
За окном по-прежнему шел дождь.
Ксюша помнила, что в тот день тоже шел дождь. Она очень хорошо помнила все, что случилось тогда. Вряд ли когда-нибудь она сможет это забыть.
Ночью в субботу она тихонько подкралась к двери их квартиры, вставила в замочную скважину, предусмотрительно смазанный маслом, ключ. Тихонько провернула два оборота. Глухо стучало сердце. Ксюша приоткрыла дверь и замерла на пороге, чтобы перевести дыхание, слишком громко стучало сердце. Она напрягла слух, вытерла о подол платья мокрые холодные ладошки, зашла и тихонько закрыла за собой дверь.
Она сразу услышала стоны.
Она тысячи раз обдумывала эту ситуацию. Но все-таки она до последнего надеялась, что…
Она никогда не думала, что это может случиться на самом деле.
Вся эта слежка была игрой. Это было как-то не по-настоящему. А теперь, когда она своими ушами слышала вполне реальные стоны, она поняла, насколько далеко все зашло.
Она несколько раз разворачивалась обратно к двери, но решила дойти до конца. Иначе, зачем тогда было все это затевать?
Он смотрел на нее испуганными глазами, как маленький зверек, загнанный в ловушку. Так смотрит ее Уля, когда утащит со стола печенье и поймет внезапно, что проделка не осталась незамеченной. Ей так сильно хотелось обнять его. Хотелось, чтобы он прижал к своей груди ее голову, целовал макушку и шептал: «Малышка моя, девочка моя хорошая, любимая моя». И чтобы всего этого не было.
Он вставал на колени. Он даже плакал.
Он молчал. Он даже не просил прощения.
Потому что он знал, что она никогда не сможет его простить.
Он только смотрел на нее испуганными печальными глазами.
Он понимал, что сейчас она уйдет навсегда.
Навсегда.
Она зашла в комнату, на большой кровати сразу увидела то, чего боялась больше всего, то, что снилось в самых страшных снах, то, чего никогда в жизни не хотела бы увидеть. В кромешной темноте под аккомпанемент стонов и вздохов на их с Тошей постели занимались самым жестким сексом двое.
Она резко сдернула с парочки простынь со словами:
«Кто эта сука?!»
И обомлела. Мокрая от пота простынь выскользнула из ослабших рук. Ксюша сжалась и осела. Весь воинственный настрой исчез куда-то. Была только душевная боль. И недоумение.
На нее смотрели Тошины испуганные глаза с огромными черными зрачками и… Этого она никак не ожидала... Два смеющихся карих глаза какого-то парня.
Потом все неслось перед ее глазами, как сцены немого кино. Парни быстро вскочили с постели, стали впопыхах искать одежду, Тоша несколько раз подходил к ней, брал ее за руки, говорил что-то, но она не слышала.
Она быстрыми шагами пошла к двери. Антон кричал что-то ей вслед.
Шел дождь.
Она медленно брела по улице, наступая в грязные лужи маленькими ножками в аккуратных позолоченных вьетнамках. К ногам прилипала холодная мерзкая грязь, серые капли безжалостно падали на белоснежное платье, оставляя черные разводы, которые, она была уверена, не поддадутся никакому стиральному порошку. Но это уже не имело никакого значения.
Ничто больше не имело значения.
Вместо эпилога
Проклятый дождь, наконец, перестал.
Она, по-прежнему, сидела на подоконнике и задумчиво крутила в руке мобильник.
Может быть, попробовать? Дать себе и ему еще один шанс? Ведь без него так плохо. Так трудно. И ему. Ему тоже. В конце-концов, это было всего один раз. Это все Экстази. И… Там даже была не другая женщина. Может быть со временем, я смогу это забыть. Это же было всего один раз. Один раз.
Она набрала его номер. Он долго не брал трубку. Ксюша нажала отбой и стала собираться.
С того самого дня она не переступала этого порога.
Ксюша немного нервничала, когда нажимала кнопку звонка. Но отступать было некуда. Она слишком сильно любила.
- Кто там? – Спросил из-за двери чужой голос.
- Ксюша.
Дверь открылась, на пороге стоял в одном полотенце, замотанном вокруг бедер, тот самый парень со смеющимися карими глазами.
- Тоша в душе, - ухмыляясь сказал он. – Проходи. – Рукой пригласил ее зайти.
- Нет.
Она бежала по улицам, запиналась, налетала на случайных прохожих. Ей хотелось оказаться где-то далеко, хотелось просто исчезнуть.
Все планы вмиг обрушились. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. Задыхалась. Толи от того, что бежала быстро, толи от ужасной тоски, которая болезненно сковала ее горло.
Решение появилось очень быстро.
Она остановилась на перекрестке, вытянула руку. Почти сразу около нее затормозила черная тонированная Ауди. Открыла дверь, села, закрыла. Все очень быстро, чтобы не передумать.
- Поехали!
- Куда?
- Все-равно...
Есть я... Есть ты... Вот только нас больше нет...
Нас нет...
