Мы сошлись как-то сразу, не было ничего лишнего в том, что она молча подошла ко мне и села на корточки у моих ног, когда я курила, сидя на лавочке около университетской библиотеки. Мы молча шли домой, она - по парапету, я- рядом, держа ее за руку. Был сентябрь и все дороги усыпанные рябиной, как будто текли под ногами кровавой рекой.
У нее было очень красивое имя, звучное и теплое. А я всегда произносила его шепотом, чуть слышно, на выдохе. Она дарила мне книжки с неоднозначными названиями "двое" , "бремя страстей человеческих" , "до того, как она встретила меня", "о любви"...
Вскоре я все поняла. Я прошла домой под утро и съехала по стене в коридоре, рыдая и заливаясь от смеха одновременно. Он вышел из комнаты и сказал, что не намерен терпеть мои утренние возвращения и истерики. А я сказала: " Я влюбилась. В женщину".
Больше никогда в жизни я не слышала такого искреннего и понимающего, совершенно не злого ответа: " Что ж...попробуй... Но будь готова к непониманию окружающих. Будет больно - приходи". И мы обнялись. И он ушел.
Говорят, что любовь между мужчиной и женщиной - это война. Но я скажу вам точно, что когда сталкиваются две девушки, они не воюют - они образуют союз! Что-то такое непобедимое и целое - стойкое соединение, разрушающее все вокруг, препятствующее их любви.
Я помню как впервые подарила ей цветы. Ее сонное удивление и прикосновение к прохладным лепесткам роз тоненькими пальчиками, а потом - взгляд, такой робкий, удивленный, благодарный. И поцелуй сухими обветренными губами. А однажды она плакала в ванной, и я слышала ее тоненькие всхлипы, перебиваемые потоком воды: "мама! мамочка! я хочу, чтоб так больше никогда не было!" . Я кидалась на закрытые двери и выла, как побитая собака. В тот день я впервые сделала ей больно. Моей любимой, хрупкой, большеглазой девочке. И она простила. Всегда прощала, потому что больно делать я умею.
И выпал первый снег. На подмороженных окнах она писала наши имена и дышала на замерзшие пальчики. Ветка березы, которую она притащила домой и поставила в банку, дала клейкие листочки. Я купила ей длинный полосатый шарф, когда она его заматывала, на виду оставались только ее синие глаза. И мне становилось тепло от этого взгляда.
Ее жуткая ревность не давала мне вздохнуть. Я боялась подойти к девушке, больше, чем к парню -за мной постоянно следили ее огромные глаза. Она плакала по ночам, а я лежала рядом и притворялась, что сплю. Она писала мне стихи и оставляла открытки на видных местах. Она кидала мне в лицо ключи от нашей квартиры и кричала мне "уходи", а потом кидалась меня обнимать. Она врала всем в универе, что я заболела, когда я просто уезжала в Питер к своему бывшему. Она была самым сильным человеком, которого я знала.
А потом она ушла. Обняла меня в коридоре и, запачкав мою футболку в туши для ресниц, сказала, что она так больше не может. Я растерялась. Я потащила ее в комнату и кинула на кровать, а сама встала в дверной проем, перегородив ей выход.
Я не выпускала ее из комнаты и молча смотрела на то, как она собирает свои вещи, оставляя на нашей кровати все, что я дарила ей, все, что мы покупали вместе, все, что она так любила...Она сказала только одну фразу: " я люблю тебя, поэтому отпусти". И я отошла в сторону.
Я пришла в университет к первой паре, но она так и не появилась. Не появилась ни завтра, ни послезавтра - никогда. Через неделю в деканате я узнала, что она забрала свои документы и уехала к родителям в среднюю полосу. Я улетела в Питер, постучалась в дверь того, кто когда-то понял, и прошептала, повиснув у него на шее: "Мне больно, ты говорил, что можно прийти".
Я до сих пор не научилась уступать, я не смогла стать ей близкой, не поняла ее ребячьей души, я постоянно веду войну и делаю больно тем, кого люблю...
Я в вечном поединке за собственное счастье, я не сдаюсь, хотя постоянно проигрываю битвы...А ей был нужен союз.
Не война, а союз...