в один оттенок и сумочка и мобильный.
Глаза лукавые, можно сказать, субтильна.
И все летела, как бабочка на огонь…
Она из породы неугомонных кошек,
таких это внешне кукольно-милых крошек,
в зрачках у которых – эхо от сладкой дрожи,
и спрятанная усмешка: «попробуй-тронь…»
Она казалась многим до жути странной,
и вечерами плескалась часами в ванной,
всегда мечтая украсить запястье раной,
еще решить бы, откуда начать, и чем –
красиво, верно, кафельная стена и
цепочка капель…Слышишь, как ночь сминает
в ладонях мысли?
Утром, совсем иная,
она у зеркала молча наносит крем,
и ставит чайник – ровно на чашку кофе.
Свободно и независимо. Чем не профи
в искусстве распинания на Голгофе
себя самой в хрупкой утренней тишине?
И это вот одиночество - чем не средство,
единственно верный способ расстаться с детством,
оставив долю цинизма себе в наследство
и жажду вешаться. Завтра же. На ремне
от фирменных джинсов с лейблом и прочей мутью…
Сидишь тут, как попугайчик, глядишь на прутья,
а клетка - теснее, уже… Хотя не суть, и
живут другие похуже в десятки раз…
Ну нет, пожалуй, вроде бы все нормально,
пускай одна, - и чего? Велика печаль! Но
впадать в депрессию в общем-то, аморально…
Звонок.
Ответит презрительно, парой фраз
пошлет бой-френда под пригороды Парижа,
а если точнее - куда ему будет ближе
всего, у пояса, на дециметр пониже.
И бросит трубку. Все.
Поздно.
Ждала - вчера.
Посмотрит в окошко. После - вздохнет устало.
Добавит немного сахара: ложка - мало…
И усмехнется печально: «Я так и знала.
Не зря казалось - жизнь чересчур щедра».
Она не привыкла плакать без их свиданий,
да, ей пополам количество оправданий,
и личность, не оправдавшую ожиданий,
она стирает. Бесстрастно и быстро. Влёт.
А дальше все как обычно: метро-работа.
Водитель, притормозивший у поворота.
«Чего ты такая?» - в офисе спросит кто-то…
И может, тогда она ему не соврёт…
