Световая пушка LG телевизора в режиме «отключить звук» шумно отстреливает кванты на экран. Даже если отвернуться от него – слышишь, как переключаются картинки. И вместе с этим пустая, режущая тишина. Звука настолько нет, что кажется пространство вокруг начинает меняться, комната вдруг становится больше, в воздухе витают какие-то большие, но невидимые предметы. Их нет, но подсознательно чувствуешь их объёмность, понимаешь, что они поглощают звуки, даже если крикнешь или рассмеёшься, они отойдут и тут же навалятся, нахлынут волной. Транзисторы гудят мерно и всё расширяется вокруг. Выбегаю из дома. Тихо. Всё вокруг движется, но молчит. Люди стадно двигаются, но без звука, а тишина, как молоток по голове. Думаешь, пространство меняется только не время. Не время. Время пока течёт нормально. Ему нельзя останавливаться.
Нищий на остановке. Рядом с ним заросший, чёрный, яркие глаза, жутко улыбается, правой рукой трясёт голову нищего, левой оттягивает вниз его губу, чтобы слюна сочилась из него. Отшатываюсь от заросшего, он улыбается и коленом подталкивает ко мне нищего, слюна капает, заросший смеётся, беззвучно. Люди вокруг тоже поскорее стараются пройти место, но на бородатого не смотрят, смотрят на нищего. Уходят.
Воздух прорезает звук близкий к ультразвуку, но я его слышу. Протяжный, мерзкий, в окружающей тишине особенно неприятный. Всё вокруг передёргивается несколько раз, как картинка монитора при демагнитизации. И ещё раз. Люди проходят. Заросший манит меня рукой. Спускаюсь в метро. В тишине гулко раздаётся стук колёс о рельсы. Ничего не подъезжает. Стук. Методичный и непрерывный. Кто-то дышит в ухо, прямо над головой. Оглядываюсь, рядом никого, все ждут электричку. Стук. Кто-то дышит; дышит один, слышу только его. Стук. В окошечке у турникетов женщина, плотная. Левый глаз шире правого, посреди лица будто ломаная линия, нос двойной полудугой, испуганная усмешка. Что-то говорит, не слышу. Слышу вой электрички, резкий и дискантный, срывается и перекатывается. Над головой дышат. Говорю ей: «Билет!». Голоса не слышно, ору громче; раз-другой – ничего, вырываются какие-то тихие звуки. Откуда-то цыганы смотрят в окно, лица без выражений, только широкие немигающие глаза. «Они меня украдут» - мысль. Какое окно? Какие цыганы? Голоса нет. Кричу билитёрше, чтобы посмотрела в окно, она электричкой странно злится. Отбегаю, смеюсь. Смех в тишине провисшей без стука колёс и локомотивного голоса, пугает и неправдоподобно резок в здании подземного вокзала. От этого звука стены перестают двигаться, пространство постепенно сужается до стен. Выравнивается.
Световая пушка тихо выстреливает кванты на экран. А за окном цыганы, я один в комнате. Полумрак, хотя светло. Раздвинуть гардины? Нет, там цыганы. Кто выключил телевизор? По спине пробегает холодок, чувствую изнутри, что сзади кто-то есть. Резко отскакиваю в сторону с криком и одновременно поворачиваюсь на 180 градусов. Я один в комнате.
Неприличная тишина. Кто выключил телевизор? За гардинами солнце. Надо раздвинуть гардины. . Нет, там - цыганы. Глаза сверкают даже через гардины. Что им надо? Что-то дышит над ухом. Стук колёс мерный, но не успокаивает. Подъезжает электричка. Два потока. Один фигурками по белой лестнице вверх за стрелкой с человечком на синем фоне, другие бегут к жёлтой линии, чтобы переступить её и войти в открытые двери. Не упасть бы на рельсы. Тихо. Только снуют всюду заросшие, сгорбленные как вопросительные знаки, в каких-то хитонах. Их не видят. Почему вижу я? Проскальзывают между людьми, входят в электричку, другие бегут по эскалатору вверх. Тишина оглушает.
От тишины стены прогибаются и начинают отступать, в электричке свет то гаснет, то зажигается. Лица заросших при каждой вспышке мерцают новой гримасой. Тихо, сирена электрички, резкий толчок демагнитизации, а за стеклом электрички лица цыган без выражения, только широкие немигающие глаза. Тихо; я пытаюсь закричать, чтобы остановить это дурацко-нереальное разжижение пространства. Где мой голос? Я слышу как через гортань выходит воздух немного шипя, но нет звуков. Я напрягаюсь сильнее… кто-то дышит… стук... глаза не мигают… стены отступают...
Прорывается:
Аааааа-аа-а-а! Не молчите же вы!
=Паранойя. Истоки.=
-Иди спать!
-Не хочу! Не хочу и не буду.
-Не спрашивают. Иди спать… Ложись. Всё, спи. Я тушу свет.
-Со светом хочу.
-Свет на кухне. Мы тоже тут. Спи.
Гаснет свет. Я вглядываюсь в темноту вокруг меня. Над головой через две двери – свет на кухне, там родители. Не слышу, о чем говорят. Темно.
-Мам! Мам! Принеси, пожалуйста, пить.
Долго пью принесённую воду. Мама сидит рядом на кровати, ждёт чашку.
-Спасибо.
-Спи.
-А можно телевизор?
-Поздно уже, завтра.
Гаснет свет. Лежу. Темно. Я вглядываюсь в темноту. Там пусто. Там не просто темно и нет света, там безразмерно пусто. Накрываюсь с головой одеялом. Становится душно. Вылезаю из-под него. Глаза закрыты. Темнота там, впереди, у балкона; сзади, над головой, свет на кухне через две двери.
Не отрываю глаз, но чувствую всё это. Темно. Вынимаю руки из-под одеяла. Первые секунд пятнадцать холодно, потом вдруг холодеет всё тело, прячу их обратно, но чувствую, что открыта голова и чему-то со стороны балкона она уязвима. Крепко вытягиваю руки по швам. Молчу. Глаза закрыты. Балкон. Кухня. Балкон. Глаза закрыты. Не хочу их открывать, не хочу вытаскивать руки из-под одеяла. Накрываюсь с головой; то, что от балкона – рядом. Крепко держу себя под одеялом.
Внезапно светло! Родители в комнате.
-Сейчас расстелим – голоса родителей.
Перестаю крепко сжимать себя под одеялом, чувствую, что за эти несколько минут неимоверно устал – спокойно лежу с закрытыми глазами под одеялом.
-Глаза!- предупреждает мать.
Включается свет: вижу это через прохудившееся и тонкое в двух местах одеяло. Спокойно: чувствую, как на меня бросают поверх моего одеяла – простыню, подушку, ещё подушку, одеяла родителей! Спокойно!
-Придержи край!- слышу, засыпая.
Надо мной крепость из постельного белья родителей. В комнате светло, всё, что от балкона будет только завтра.
Сейчас – спокойно.
=Паранойя. Темнота.=
Подходим. Вот он, этот подвал. В него ещё никто из нас не входил. Ступеньки вниз и проржавевшая дверь, вывернутая с петель, поочередно свешиваемся с перил над входом – кто дальше всмотрится во мрак подвальной сырости. Пол от порога медленно переходит в темноту, там не видно ни пола, ни стен, ничего дальше прямоугольника света от дверного проёма. Нужен свет. У нас спички, но их мало. Нужно сделать факелы. Находим картон скручиваем – нерешительно сжигаем его весь у входа в подвал. Не входим. Брошенные внутри импровизированные факелы не спеша тлеют на полу в полутора метрах от входа, освещая только сырость на несколько сантиметров вокруг себя.
-Там никого нет, - уверенно говорю я.
-Иди... Там никого нет.
Не иду. Заглядываю внутрь от входа. Темнота. Поднимаюсь по ступенькам. Стоим.
Обходим дом. С одной из сторон оконце в этот подвал. Видим стену, какие-то трубы и небольшое углубление в полу, заполненное водой. Там плавает чёрная коровья голова, мордой вниз.
-Это голова.
-Нет, не голова.
-Голова, говорю тебе.
Находим длинную палку, просовываем в отверстие среди погнутых и выломленных прутьев оконца. Главное - чтобы руки не перешли черту - не попали вовнутрь подвала, стараемся, не касаясь решетки, перевернуть в мутной, зеленоватой воде голову. Главное - чтобы руки не попали за решётку. Палка коротка, не дотягивается. Я бросаю её, она с шумом падает внутрь, чуть задев голову. Это – мешок с мусором, не голова. Палка внутри. Гораздо спокойнее, что это не голова, но темнота от этого не становится понятнее. Руки за спиной. Мы, наклонившись, смотрим внутрь. За квадратом света ни слева, ни справа ничего не видно. Снова обходим дом. Останавливаемся у входа в подвал. Дверь всё также стоит прислонённая к стене.
Нет, это невыносимо! Идём в магазин, покупаем коробок спичек. Возвращаемся, находим ещё один коробок, делим спички на двоих. Каждый со своим коробком входит наконец в злосчастную дверь. Торопливо зажигаем спички и делаем по два-три шага вперед. Низкий, закопченный потолок, квадрат предбанника метра 4 на 4, три железных двери с висячими замками. Вокруг бумага, несколько бутылок, какая-то рухлядь, под покрыт, как и положено слоем отсыревшей пыли вперемешку с песком.
-Чего здесь бояться? Комната как комната.
Мой товарищ разочарованно выходит. Я стою. Гаснет моя спичка. Я один на один с темнотой комнаты, которая «чего здесь бояться?». Всего лишь предбанник и три двери, за которыми чьи-то консервы и санки на зиму. Наскоро пытаюсь убедить себя принять это, вдыхая капельки влаги в воздухе. Медленно, увуренный, что убедил себя не бояться, оборачиваюсь к дверному проходу, и тогда темнота обрушивается на меня всей силой, заполняя всё вокруг меня, становясь ещё гуще, а свет в дверном проёме будто отдаляется. Я стремглав выскакиваю из подвала, спиной чувствую темноту, как что-то твёрдое и ощутимое, которое может потрогать тебя, как снег с ветром, трогающие спину в буран, как водный поток, трогающий тебя при наводнении.
Выбегаю на свет и, не поворачиваясь, перескакивая через две ступеньки, останавливаюсь лишь рядом с приятелем, который недоумённо смотрит на меня.
Ступеньки вниз и проржавевшая дверь, вывернутая с петель; перевесившись через перила, я вглядываюсь во внутренность подвала. Я знаю, что там небольшая комната и три двери с висячими замками, но чувствую совсем не их.
=Паранойя. Тишина=
Всё лишь заканчивается для людей, когда начинается для меня. Мрачный, тёмный лес на берегу озера или бескрайняя пустыня ночью всегда полны звуками и не пугают, как стены собственного дома. Когда ночь опутывает внутренность квартиры и забирает с собой все дневные звуки, меня охватывает страх. Тот, что сродни полуживотному тяжелому страху, когда трясется земля, тот, что интуитивно испытываешь стоя на краю пропасти и ошатываешься от края.
В комнату вползает тишина. Не баюкающее поцокивание сверчков и не перелай собак округи, которое мы привычно зоём ночными спокойствием и тишиной, а абсолютное беззвучие катакомб, которое как газ проникает ко мне и не спеша обнимает. И я это слышу. Слышу безумную какофонию безмолвия, которая бесконечно давит на мозг через уши и исчезает лишь только шумно шевельнёшь ногой под одеялом; та какрфрния, что заставляет собаку подрываться с места за минуту до землетрясения и заставляет выть «к покойнику». Она методично покачивается и перерастает в постоянный гул, а если я лежу, не двигаясь - отбирает из-под меня кровать, и я начинаю стремительно падать. Всё внутри холодеет, как при начале свободного падения, когда тошно ухаешь вниз.
С шумом перевожу дыхание – я снова в своей кровати. Тишина отступает лишь на миг, а потом снова наваливается и ультразвуково кричит в уши. Через несколько минут звуковые эффекты собственного производства перестают действовать, и простым кашлем кровать не вернуть в комнату, тогда я открываю глаза, и разум визуальной истины, пересиливает реальность моего страха тишины.
Самое страшное, открыв глаза однажды, продолжать слышать тишину. Так должно быть под землёй. Как бы не сойти с ума!
=Паранойя. Преодоление=
-Не кусай меня за руку!
-Хочу, ну!
-Хорошо, кусай.
Кусает. Говорят, что в такие моменты изменяется мир вокруг. Для меня не изменился. Та же суетная взбалмошность вокруг и нелепая несуразица. Те же чёрные люди зловеще улыбаются, какой-то голос дышит в ухо, шум электрички попеременно с наваливающейся тишиной.
Но как-то безудержно спокойно внутри. Не чувствую ветра внутри себя, морозящего каждый день с каждым новым страхом и обжигающего, когда не хочу видеть их. Спиной ощущаю защищенность, вижу вокруг вдруг и небо, и солнце, и то, что кто-то отвешивает заросшему человеку оплеуху.
А она сидит и пристально рассматривает линии на моей ладони. И тут мир затихает. Впервые затихает не в безмолвии, а в музыке.
Пространство вокруг становится удивительно прочным, стены не двигаются и страх потерять это самое пространство исчезает. За мгновение понимаю, что многометровая толща земли и всё вокруг настолько чётко обрели свою форму, что даже в случае обвала всех зданий в округе, останутся руины, которые можно будет ощупать, что они никуда они не денутся и не отступят вдруг в неизвестность, унося и меня вместе с ними куда-то бесформенно вниз. Пространство очерчивается так ярко! Даже внутри меня. И тут впервые затихает время, останавливается искусственное движение вокруг, спокойный временами ветер. лист, плавно падающий с дерева. музыка. постукивания сердца, которых раньше не слышал даже в самые жуткие моменты беззвучия, и её голос: Хочу и буду!
Просто сидим, глазеем на застышвую искусственность вокруг и кружащее течение истины жизни.
ПРЕОДОЛЕНИЕ!
______________________________________________________________________________________
Паранойя - редкая форма психического заболевания, характеризующаяся своеобразной бредовой переработкой жизненных впечатлений при сохранении формальной правильности мышления.