Совсем скоро. Я умру, потому, что меня убьют.
И мне ничего не поможет, даже если я буду кричать, плакать, биться. Впрочем, биться я могу только о бедра стоящих рядом, таких же, как я, смиренно ждущих своей смерти.
Мы - рыжие и кто-то там наверху решил, что нам не жить.
Ну почему? Люди! Кто дал вам право решать, кому жить, а кому нет?
Вы всегда делили всех на хороших и плохих, молодых и старых, по цвету кожи, по национальности, по генетике. Вот и сейчас - чем мы вам не угодили? Неужели история вас ничему не научила?
Мои товарищи по несчастью молчат, внешне они спокойны и даже безразличны, но я ощущаю своей кожей влажность их тел, они потеют. Как бы они не изображали равнодушие, они боятся так же, как и я.
О чем они думают? Не знаю.
А вот я вижу перед глазами детство, раннее детство.
Весенний ветерок треплет мамину прическу, а она что-то шепчет мне и моим братьям и сестрам. У нас большая семья.
И самая лучшая мама на свете. От нее так приятно пахнет чем-то приторно - сладковатым, так, что кружится голова.
Мы живем за городом недалеко от моря. Здесь так красиво, щебечут птицы, воздух свеж. От этого воздуха щеки у меня пухлые, круглые, румяные - это очень нравится маме.
Я расту, я уже не маленький, моя кожа красиво загорает под жаркими солнечными лучами. Мама боится, что я получу ожог и прикрывает меня от полуденного солнца.
Но мне оно нравится - такое яркое, теплое. Я, наоборот, стараюсь подставить лицо его лучам. Правда, потом хочется пить, и я с жадностью пью воду, которую приносит мама. Она улыбается и гордится своим сыном. Это мой мир, моя семья, моё счастье.
А потом пришла она. Та девушка.
Она пришла в самом начале сентября, когда ветер с моря теснил назад липкую духоту жары и щекотал лицо, ноздри, заставляя дышать глубже, и с каждым вдохом ощущать, что на пороге осень.
Девушка была смуглокожа и темноволоса, и изящна, как египетская статуэтка. Она остановилась прямо напротив меня и посмотрела пристально.
Она протянула свои длинные, тонкие пальцы к моей щеке и легко провела по ней, улыбаясь каким-то своим тайным мыслям.
И я пропал.
Я был готов упасть к ее ногам. Разорвать ногтями свою кожу, вытащить душу и опустить прямо в ладонь девушки.
Моя душа... Раньше я часто размышлял, какая она моя душа? Такая же, как и у моих братьев и сестер, или нет? Я закрывал глаза и видел ее - маленький, светящийся шарик, идеальная сфера, пульсирующая в воздухе. Крошечное, ослепительно яркое солнышко.
Но девушке моя душа была не нужна. Девушка ушла молча, не сказав мне ни слова, а я был не в силах ее остановить. И тогда я стал ждать, что она придет снова. Я знал, что она вернется.
Она действительно вернулась, но не одна.
С ней пришла целая армия, грубых, потных, жестоких людей. Они оцепили все дороги, каждый дом, они кричали гортанно и смеялись. У них были обветренные, обожженные солнцем лица и каменные сердца.
Они забрали меня, моих братьев и сестер, соседей - всех рыжих в округе. Они отбирали молодых, здоровых, красивых. Мама плакала, в отчаянии заламывая руки, согнувшись от горя до земли. Она цеплялась пальцами за их одежду, валялась у них в ногах, умоляя отпустить нас, или хотя бы забрать и её вместе со своими детьми. Но люди с каменными сердцами только смеялись, отпихивали её – мама им была не нужна.
Те из нас, кто помладше кричали, плакали, но их никто не слушал. Мне даже показалось, что эти люди просто нас не слышат, вообще.
Я не отводил глаз от мамы – я хотел запомнить её, пусть даже такой омертвевшей от горя, растрепанной, с дорожками слёз на щеках. Я чувствовал, что мы больше не увидимся никогда. Но я не плакал. Мужчины не плачут.
Люди с каменными сердцами загнали нас в глухие, тесные клетки, пометили нас, как животных клеймом - номером, затолкали в грузовики и увезли в какое-то страшное место, которое пахло смертью.
Нам никто ничего не объяснял, с нами даже не разговаривали. Это было похоже на дурной сон, и я все ждал, что вот- вот проснусь.
Боже! Как ужасно это ожидание.
Я не могу больше наблюдать, как они приходят и молча забирают нас туда, откуда уже никто не возвращается. Нас становится все меньше и меньше, а ничего не происходит, никто не вмешивается, как будто, так и надо.
Толчок... Какой-то невидимый механизм поднимает в воздух нашу клетку, и мы падаем, друг на друга, валимся со стонами и криками. Клетка накреняется, и мои соседи катятся по наклонной куда-то вниз.
Я пытаюсь удержаться, хватаюсь за прутья клетки, но поток тел сметает меня, и я тоже качусь куда-то. Воронка, огромная воронка в конце спуска и я лечу туда. Нет! Не надо! Пожалуйста! Я еще так молод! Я хочу жить!
Я лежу на спине в воронке, а сверху на меня надвигается пресс, огромный, блестящий. Это коне...
- Моше! Моше, где тебя черти носят! Работа встала совсем! - смуглая немолодая женщина нажала на кнопку и остановила механизм.
- Моше! Давай быстро на склад и привези еще пять ящиков апельсинов из последней партии.
Пресс зажужжал густым, низким басом и остановился. А в большой пластиковый контейнер для мусора упал оранжевый квадрат с рваными по диагонали краями - то, что минуту назад было спелым, сочным, крупным, первосортным апельсином.
А как же иначе?
Комбинат При - Мор выпускает лучший в стране апельсиновый сок.
