Спустив в очко отцовский капитал,
Именье и вагон мануфактуры,
Он более иллюзий не питал
По поводу сожительства с фортуной.
Воспитан и собою недурён,
Душа попоек и зачинщик споров,
Он был уже готов, как Родион,
Взять в руки туристический топорик.
И сколько бабок отдало б концы,
Когда бы случай не шепнул на ухо,
Что некой тайной злополучных цифр
Владеет одиозная старуха.
А тут уж ставки не на медный грош –
Тут суть сплетенье судьбоносных линий!
А с убиенных много ли возьмёшь?
Ну разве что натурой и на ливер.
Но если нерв натянут, как струна,
Как выбить сокровенное из бабки?
Паяльник в… или струбцину на….?
Не факт, что тоже не отбросит тапки.
И, собственно, не будучи лохом,
Он здраво рассудил, под стать моменту,
Что к делу нужен творческий подход,
Желательно с интимной компонентой.
Гонимый воплощением идей
И сроком от аванса до получки,
Средь шумной балы, через пару дней,
Он свёл знакомство с гимназисткой-внучкой…
СЕМЁРКА
Не красавица и не умница,
Прыщ во лбу, что кокарды жук,
Вечерами таких на улице
За червонец хоть жопой жуй.
У кого мопасаны в сумочках,
У кого монпансье в зубах.
Ну, а тут пофартило дурочке -
С нужным шагом пошла резьба,
И когда на дуэли батюшке
Женька-друг продырявил жбан,
Сироту приютила бабушка -
Натуральных кровей княжна.
Потому как небожьей милостью,
Мать её, через этот страх,
На писательстве писем двинулась
Про любовь, да еще в стихах.
Жизнь в столице не то, что в области -
Пианино вам не гармонь -
Бабка внучку блюла в суровости,
Только где ж ублюдёшь гормон?
И, теряя порой терпение,
Что уже голосить не в кайф,
Та сбегала с уроков пения
То на бал, то попить пивка.
В обстановке накала нервного
Перед этим хлебнув лишкУ,
Так и вышло знакомство с Германом,
И совсем ей снесло башку.
Он кадрили мастак выдрючивать
И румяной щекой колюч -
В общем, девка конкретно скрючилась
И дала от калитки ключ.
ТУЗ
Холодный вечер, влажен и промозгл,
Как пёс безродный боком льнёт к перине.
Страшней всего, что, не старея, мозг
Бессилен опекать периферию.
Иссохшаяся кожа - как картон
Для упаковки полумёртвой массы.
Устало сердце. Пламенный мотор
Дымит и из поддона гонит масло,
Вдохнув зловонье в старческий альков
И отравляя душу и одежды.
А сколько я брутальных дураков
Могла бы осчастливить этим прежде,
Еще лет пятьдесят тому назад?
Но им едино, что любовь, что похоть –
Всё божьи росы в алчные глаза,
«Открой три карты», а потом хоть сдохни.
Да разве мне хоть раз случилось жаль,
Будь он хоть князь, хоть польский ксендз, хоть плотник?
Но плюнут в душу, а потом визжат,
Или немеют и собачек топят.
Набьют карманы, как дерьмом патрон,
Чтоб всё вокруг замазать этой смесью,
И тешат инфантильное нутро
Скупая падаль по российским весям.
Им хоть с копытным наставляй рога –
Любая прибыль краше эполета…
Двенадцать бьет, и, судя по шагам,
Очередной придурок с пистолетом
Навешал внучке на уши муру,
Чтобы обвиться вкруг меня удавом.
Скажу ему три карты и умру.
Пусть их рассудит пиковая дама.
