Потом пришло понимание боли. И вместе с этим пониманием он почувствовал, что задыхается. Надо было что-то сделать - немедленно, пока суматошно бьющийся моторчик в груди не заглох на полудвижении. Он открыл рот и закричал - отчаянно, в первый раз...
- Спокойно, спокойно, - Некто в бесформенной хламиде вытер ему мокрое лицо и аккуратно расправил слипшиеся крылышки за его дрожащей спиной, - Все уже кончилось, все хорошо.
Он бессмысленно озирался, позволяя Некто оглаживать себя, расчесывать волосы, натягивать длинный белый балахон с прорезями на спине, застегивать легкие сандалии.
Второй Некто - в грязно-сером одеянии, с усталым лицом и поникшими извазганными крыльями, поднес ему зеркало. И тогда он понял, что он - Ангел.
- Хранитель, - уточнил первый Некто, - Ангел-Хранитель. А это - твой напарник. Ангел-Искуситель.
Второй Некто слегка поклонился, представляясь. Хранитель по инерции поискал на его залысой голове рожки, не нашел и вопросительно уставился на первого.
- А я Ангел-Повитуха. Да не волнуйся - все узнаешь в свое время. Искуситель объяснит. Время еще есть. Вон твой подопечный, видишь?
Хранитель оглянулся в поисках "подопечного". В туманной сырости, окружавшей его, не было видно никого, кроме Искусителя и Повитухи.
- Не туда смотришь, в зеркало смотри, - Повитуха развернул его лицом к запотевшему стеклу и протер зеркало рукавом.
Сквозь муть проступили очертания сморщенного личика с плотно зажмуренными щелками глаз. Туго запеленутый кулек лежал на боку, посапывая кнопкой носа, и Хранитель почувствовал, что больше всего на свете любит это крохотное существо, беззащитное перед стихиями и случайностями.
Нежность и любовь в долю мгновения переполнили сердце Ангела, он зарыдал от ощущения причастности себя ко всему, что должно было произойти с этим ребенком в будущем.
Повитуха переглянулся с Искусителем, и во взгляде его была печаль и понимание.
Спокойная жизнь для Хранителя продолжалась недолго. По ангельским меркам. Он, правда, успел за эти несколько месяцев усвоить свои обязанности и слегка подлечить нервы, изначально оказавшиеся в полном раздрае. Но плакать при взгляде на СВОЕГО ребенка не перестал. Еще Хранитель узнал, что подобные ему ангелы рождаются вместе с ребенком. К сожалению, оставался непонятным вопрос, куда они деваются ПОСЛЕ...Это "после" приводило Хранителя в ужас заранее. Он смутно понимал, что его собственная жизнь не закончится, но вот форма этой будущей жизни была для него абсолютной тайной, узнавать которую не хотелось. Искуситель по этому поводу тоже отмалчивался, ограничиваясь беседами на тему добра и зла и влияния морали современного общества на эти компоненты человеческого существования. Хранитель пока еще не чувствовал в себе сил к настоящей дискуссии, поэтому предпочитал слушать напарника и делать молчаливые выводы.
Как-то раз его с непреодолимой силой потянуло взглянуть в зеркало, которое ему полагалось по должности для наблюдения за подопечным. Противиться желанию Хранитель не стал, он с самого начала решил доверять интуиции, тем более, что Искуситель с самого утра куда-то запропастился.
Увиденное привело Ангела в ужас. Дитя давно уже ползало, шустро, на четвереньках, хвостиком следуя за матерью. Вот и в этот раз неугомонный мальчишка добрался до кухни и уселся под столом, довольно лопоча что-то свое и перебирая крышки от банок, с которыми он предпочитал играть. Рядом по-турецки устроился Искуситель. Он похлопал малыша по плечу, привлекая внимание ребенка, а потом указал ему на свисавший край линялой клеенки. Край покачивался, кусочек его оторвался, напоминая бабочку неизвестного вида. Малыш попытался дотянуться до бабочки. С первого раза это ему не удалось, ребенок сердито гукнул, подполз к ножке стола и потянулся снова. Ему удалось достать самый краешек, и он потащил его к себе. Хранитель, замерев, наблюдал, как клеенка натянулась, а потом сдвинулась с места и поползла вниз вместе с утюгом, стоящим торчком и включенным в розетку.
- Что ждешь-то? - Повитуха ткнул пальцем в зеркало, неизвестно как нарисовавшись за спиной Ангела. - Храни давай.
Хранитель не знал - как хранить, поэтому все, на что он оказался способен, так это потянуться сквозь стекло зеркала вниз, вниз, вниз, к столу, к шнуру утюга, к ручке дверцы шкафа и последним, предельным усилием зацепить шнур за ручку. Провод натянулся, утюг затормозил свое движение к краю стола, накренился и грохнулся на стол, заставив мать малыша обернуться к столу, а ребенка под столом - зареветь в голос от испуга.
- Пусик! - Женщина наклонилась к сыну. - Как ты меня напугал! А если бы тебе на голову?
Она выдернула вилку утюга из розетки, взяла ребенка на руки и понесла утешать.
Хранитель перевел дух и осознал, что все это время не дышал вообще.
Искуситель возник из тумана, как всегда - равнодушный и угрюмый. Ангел приступил к напарнику, угрожающе подняв кулак:
- Ты это зачем, а? А если бы он убился?
- Не наезжай, - Искуситель уклонился от удара. - Должность у меня такая. Да и не факт, что убился бы. Набил бы шишку, обжегся бы - в следующий раз был бы осторожнее. Отрицательный опыт - тоже опыт.
- Ну ты зверь, - Хранитель был потрясен. - Ему же года нет!
- А ты думал, он всю жизнь в пеленках пролежит? Впрочем, что с тебя взять, с Хранителя...
Маленький Данечка рос как в сказке - не по дням, а по часам. Хранитель потерял сон и аппетит, исхудал, зарос колючей щетиной, но катастрофически не успевал - его преследовали прищемленные пальцы, разбитые колени, ободранные носы. Напарник умудрялся подбивать мальчишку на такие подвиги, которые приводили Хранителя в ужас, но Ангел просто не представлял себе всевозможных последствий и поэтому часто опаздывал. Например, как-то раз Хранитель счел совершенно неопасной крохотную занозу, которая влезла в грязный мальчишеский палец во время выстругивания столовым ножом настоящей кавалерийской сабли. Но невинная щепка умудрилась переродиться в зверский гнойник, который чуть было не лишил подопечного фаланги указательного пальца. В другой раз Хранитель проспал поездку на велосипеде. Ушиб ноги в результате падения в канаву обернулся ни больше ни меньше, как остомиелитом и двумя тяжелыми операциями.
Впрочем, вместе с ростом, прибавлялось в Данииле и ума. Постепенно Хранитель перестал вмешивался в происходящее физически. Он просто сначала внушал мальчику сомнения, потом опасения за благополучный исход, и в итоге - все обходилось.
Теперь уже худеть пришлось Искусителю. Уговорить мальчишку сделать что-то рискованное стало совершенно невозможно. Даник долго думал, просчитывал варианты и - отказывался.
- Ничего, - шипел Хранителю Искуситель. - Будет и на моей улице праздник. Еще не вечер.
Хранитель только молча улыбался в ответ, чувствуя за собой силу. Он верил в разум Даниила. Мальчишка стал осторожен и опаслив. Он не выходил из дома после шести вечера, не гонялся в футбол, не перебегал улицу на красный свет и вне зоны пешеходного перехода, не пил сырой воды, а со сверстниками предпочитал общаться по телефону.
Годы неторопливо шагали вперед. Из вихрастого мальчика с конопушками незаметно вырос стройный русоголовый паренек. Хранитель теперь часами сидел перед своим зеркалом, любуясь на дело рук своих. Осторожность, осторожность и еще раз осторожность - этот девиз Даниил мог бы с гордостью носить на своем щите, будь он графом или бароном.
Первый звоночек прозвенел, когда в начале учебного года, последнего, выпускного, важнейшего - в класс Даниила пришла новая девочка. Сначала она была для всех просто Новенькая. Через пару дней - Марина. А через месяц - Маришка, Мариночка, Мариетта и бог знает, кто еще. Она была обычной - на первый взгляд. А на второй - вы замечали в ней озорную большеротую улыбку, насмешливый прищур серых глаз, изрядное остроумие, временами переходящее в сарказм. Не ускользала от внимания достаточно оформившаяся фигура, толстая - не по моде - коса и абсолютная незвисимость в суждениях обо всем на свете.
Хранитель сразу почувствовал опасность, исходившую от Марины. Эта опасность была непонятной, новой - и совершенно непредсказуемой. Мальчик, которого Ангел шестнадцать лет приучал к осторожности, к борьбе со всевозможными соблазнами, которых так много в этой жизни, мальчик, который никогда ничего не делал, не просчитав все варианты последствий какого-либо шага - этот мальчик буквально сошел с ума. Казалось - прикажи ему Марина кинуться в огонь, прыгнуть с крыши, объявить войну всему миру - и он исполнит все это и даже больше.
Искуситель ходил довольный, победно поглядывал на соперника и посылал Дане по ночам стыдные, но сладкие сны. Хранитель размышлял несколько недель, пассивно наблюдая, как катится в пропасть все, что он с таким трудом взращивал и лелеял. А потом, засучив рукава, взялся за дело.
Искушениям первой любви он противопоставил трезвый разум. Он подсовывал мальчику газеты с письмами сверстников о неразделенной любви. Он несколько раз заставлял его выглянуть в окно, когда Марина дружески болтала с кем-то из многочисленных приятелей, и поселил в сердце Даниила ужасающую ревность. По ночам Хранитель перебивал сны Искусителя кошмарами о плохом аттестате, последующей службе в армии и беспросветной работе разнорабочим в ближайшем магазине. Пару раз Хранитель даже подсунул тщательно спланированный сон, где с отчетливыми подробностями изображалась будущая Даниилова жизнь в задрипанной малогабаритной квартирке с десятком замызганных детишек и растолстевшей Мариной в засаленном халате и с колтуном на голове.
- Что ты творишь? - Хватался за голову Искуситель. - Это же первая любовь! Ей надо переболеть. А если это на всю жизнь? А если это его судьба?
Хранитель на провокационные вопросы не отвечал, жертвовал сном и потихоньку отвоевывал свои позиции. К концу второй четверти Даня смотрел на Марину уже совершенно равнодушно, с головой был погружен в учебу, и собственная короткая влюбленность казалась ему неимоверной глупостью. Девушка сначала не могла понять, почему Даник, который так ей понравился, внезапно переменился. Она еще звонила какое-то время, пыталась что-то выяснить, но юноша отговаривался делами, занятиями, грядущей контрольной, и Марина оставила его в покое. В дальнейшем Даня имел удовольствие наблюдать стремительный Маринин роман со студентом, который проходил преддипломную практику в их школе. Скандал прогремел вплоть до РОНО, студента выгнали из школы, потом и из института, Марина пыталась отравиться, ее откачали, тогда она бросила школу и ушла жить к любимому. (Через много-много лет Даня увидел их на улице и удивился тому, насколько сбылся его давний сон - Марина располнела, шла по улице под ручку со своим студентом - плешивым, в очках - в сопровождении четырех детишек. Пятый лежал в старенькой коляске с вихляющимися колесами. Одета вся семья была бедновато, хотя и опрятно. Даниил поморщился, думая о том, как нищие любят плодиться и размножаться, но в это мгновение светофор подмигнул зеленым, и личный водитель Даниила Дмитриевича рванул застоявший "волгарь" с места в карьер, оставляя позади Марину вместе со школьными воспоминаниями).
После истории с Мариной Искуситель перестал общаться с Ангелом-Хранителем. Впрочем, Хранитель тоже не испытывал тяги к беседам со своим врагом. Даниила подстерегали опасности, с которыми надо было постоянно бороться. Ангел решительно пресекал все лишнее, что могло помешать счастливой и долгой жизни ЕГО ребенка. Друзья - лишние хлопоты, заботы, трата денег и нервов. Отсечь! Женщины - помеха карьере, угроза внебрачных детей, неприятных и постыдных заболеваний, трата денег и нервов. Отсечь! Семья - опять же помеха карьере, хлопоты-заботы, пеленки-распашонки, ревность, страсти, трата денег и нервов. Отсечь! Родители - болезни, лекарства, больницы, трата нервов и денег. Отсечь!
Главное - удачная, престижная, выгодная работа. Главное - прекрасные душевные отношения с начальством. Главное - комфорт в быту и спокойствие на душе, не отягощенной ненужными проблемами.Главное - железное здоровье и размеренный образ жизни. Главное - уверенность в завтрашнем дне и ощущение состоявшейся судьбы. Главное...
Из зеркала на Хранителя смотрел трясущий обрюзгший старик. Исчезли буйные кудри, когда-то голубые глаза выцвели до серости осеннего неба. Пористый нос исчеркали нитки капилляров. Брезгливо отвисала нижняя губа, обнажая искусственные зубы (сделанные в дорогой клинике, между прочим).
- Ну и чего ты добился, Хранитель? - Искуситель возник за спиной Ангела, впервые заговорив с ним за много-много лет. - Посмотри на это чудовище. Всю жизнь он прожил для себя. Предавал друзей, отказывался от любящих женщин, забывал о собственных детях. Отвернулся от родных, лизал задницы начальникам, презирал подчиненных. Копил деньги, берег здоровье, ни разу в жизни не совершил ПОСТУПКА. Посмотри на него, Хранитель. Он прожил свою жизнь, так и не став человеком. А я ведь тебе говорил - отрицательный опыт - тоже опыт. Загляни в его душу, что ты видишь там?
В душе старика копошились черви. Безглазые жирные черви. Червь Страха перед грядушим Ничто. Червь Жадности. Червь Подлости. Червь Трусости. Червь Безверия. Вся душа старика была изъедена червями насквозь, как сгнившее яблоко. Хранитель отшатнулся, чувствуя вонь заживо разлагающейся плоти. Он пытался понять и не мог - в чем же он ошибся? Что сделал не так? Он желал этому ребенку только добра, хранил его от всевозможных искушений, а оказалось - хранил от жизни? Уберег от друзей, от любви, от детей - и обрек на одиночество в четырех стенах роскошной квартиры, под завязку забитой ценным и бесполезным хламом. Обрек на медленное бессмысленное умирание, обрек на забвение после смерти, ибо некому было вспомнить старика добрым словом - никому и никогда в своей долгой жизни он не сделал ничего хорошего.
- Скажи мне, - Хранитель повернул враз постаревшее лицо к Искусителю. - Скажи мне, брат мой, КЕМ становятся Хранители после смерти своих детей?
Напарник пожал плечами, и его помятые крылья слегка затрепетали:
- А ты еще не понял, брат? Опыт твоей первой жизни ничему тебя не научил? Они становятся Искусителями.
