Видно слишком стремилась, напрямик, напролом.
Заморозились строки в околичностях между
Страстным мартовским зайцем, и чеширским котом.
И себя, отругавши, за метафор небрежность,
Оставляя рефрены и «прости» на потом,
Обмывая слезами неподкупную нежность,
Потеряла я гордость, на катрене втором.
А на третьем катрене мне подали «на совесть».
Я того не просила, а пришлось принимать.
И пошли мои строчки, обо всем беспокоясь,
Будоражить, толкаться, понимать да ломать.
Распугали всех «зайцев», поругались с «котами»,
Создавая из марта сталеварный мартен.
И по лужам нахально топоча сапогами,
Запретил улыбаться мне четвертый катрен.
Словно в песне народной, я споткнулась на пятом,
И не помню, что было: водка, виски, коньяк….
Но обидно до дрожи - в этом экскурсе клятом,
Вразумительных строчек ручеек поиссяк.
За хвосты их ловила, как рыбак в рыбоводстве,
Выдавая смятенье за похмельный синдром,
А потом молотила на таком производстве,
Что устала смертельно на катрене шестом.
Умерла - помянули, хоронили - воскресла,
ПриворОтила тему, подкупила рефрен.
Очень тихо и робко в безразмерное кресло
Свой седьмой и последний, пригласила катрен!
