"Примы" дым, портвешок «Три семерки»,
зимы лютые, снегом лохматые,
да подъезды клешами обтертые.
Шестиструнной гитары стоны,
да мотивчик простой, с надрывом-
с «общака» заглянувший - с зоны,
с корешком на волю откинутым.
Подпевали припев, подскуливали,
на ступени сквозь зубы сплевывая.
Песня плакала вслед за струнами,
юность нашу тоской обворовывая.
Взгляд не волчий,скорее - щенячий,
из-под шапок на лоб надвинутых,
под хмельком, влажно-горячий,
озорством разгорался, взрывом.
Друг! Ты помнишь, восьмидесятые-
двор Московский сиренью поросший,
на скамейках старушек сидящих -
мы судом называли их Божьим.
С их немого благославения
разбредались мы в разные стороны-
кто куда, молодым пополнением,
и встречались в гробах, под иконами.
Приходили цинковые ящики
как посылки, совсем обыденно,
переклепанные крепко-накрепко,
с бумажонкой казенной: выдано!
Становились старухами матери
на кладбище под щелканье выстрелов,
принимали награды с проклятием
за сыновью кровь пролитую.
Друг! А помнишь ты, девяностые,
не давнишние, только вчерашние,
перестройщиками обворованные,
пред Мамоной сердцами павшие.
Мы проснулись, восстали из гроба,
как вещдок годами забытый -
что осталось на сердце - злоба,
да осколок в мозги вбитый.
Двор родной разукрашен фресками,
не славянскими, вавилонскими,
все бульвары загажены девками,
и рекламками жидомасонскими.
Не узнали мы отчего дома-
взгляд его с поволокой стеклянной,
встретил нас Гоморрой с Содомом,
сладострастием окаянным…
1993-2000.
