«Вот здесь мы живем с тобою,
Залили нас всех бетоном,
Искру растоптав водою,
Швырнув вместо песен стоны...
И жизнь нам ломает крылья,
Бытьем схомутав сознанье,
И сказки не станут былью,
Земной наш удел страданье...
Расти сквозь асфальт я буду,
Тебя ухвачу за руку,
Нам вверх, нам пора отсюда,
Туда, где не правит мука...
В полях побелеть нам нивой,
В дали раствориться птахой...
Нам жить, нам цвести красиво,
Давай же наверх, без страха...»
aka Zhandos
На центральной площади Владивостока в новогоднюю ночь не протолкнуться. Хмельной народ гуляет любимый праздник. То и дело над головами рвутся хлопушки, осыпая шапки гуляк разноцветным конфетти, рассекают воздух спиральки серпантина. Толпа пребывает в непрерывном движении внутри, в общем-то, небольшой площади, с трудом вмещающей такое огромное количество людей. Поэтому основная масса их рассыпалась вдоль Корабельной Набережной, примыкающей к площади Борцам за Власть Советов на Дальнем Востоке, и по центральной улице Светланской.
Всего на площади три памятника. К постаменту среднего – «мужика с флагом» в простонародье, а официально красноармейца со знаменем – прижималась длинноволосая девушка в короткой искусственной шубе и без шапки. Народ теснил её отовсюду. Несколько раз к девушке приставали подвыпившие парни, навязывая знакомство, но встречались с ней взглядами и сразу отходили, бормоча извинения. Девушка пребывала в одиночестве, хотя и находилась в самой середине людского скопища...
Душа... Скажи мне, душа, что ты чувствуешь? Нет, не плачь, слёзы недостойны тебя...
Это уже четвёртая сигарета, кажется. Нельзя так много курить, нельзя. Почему я не лошадь?..
Кристине хотелось громко рыдать от своего жуткого одиночества. Впервые она очутилась одна посреди бескрайнего моря народа, но как будто на необитаемом острове в океане, и это чувство абсолютной отчуждённости сделалось для неё невыносимым. Тогда она нырнула в толпу, прокладывая сквозь неё путь плечом и локтями. В этот год по восточному календарю полагалось надевать какую-нибудь маску, чтобы «обмануть» животного-покровителя, и Кристину окружали не лица – маски, весёлые и страшные, но всё равно ненастоящие, ещё больше отдаляющие её от людей – их обладателей... Начался салют, и подвыпившая толпа превратилась в ревущий монолит. От беснующихся при каждом залпе людей сделалось жутко. С трудом Кристи выбралась за пределы площади и побежала по ступенькам к морю, равнодушно колышущемуся за парапетом, таким высоким, что на него можно было лишь облокачиваться, что она и сделала. Здесь тоже бродили толпы народа, но, по крайней мере, они не теснили девушку, для которой любое вторжение извне казалось сейчас особенно мучительным.
А помнишь, душа, как отец возил нас на остров Русский? Ты радовалась там, ты была так по-детски счастлива. Мы смотрели с тобой на закат солнца, видели этот торжественный миг, и ты была готова плакать – от счастья. Тогда не существовало ничего, только мы и это солнце, да ещё прозрачная вода моря и тихий лес... Помнишь? Там, в водорослях, мы даже поймали рыбку, а потом отпустили – ведь каждое создание должно быть свободно...
Вспомни, мы стояли и смотрели, а ты всё порывалась творить, моя бедная гениальная душа. Ты тоже была свободна, ты не думала ни о чём.
Ты желала запечатлеть каждый листик и вылить своё состояние в музыку, в стихотворение, в рисунок...
Ты готова была бежать по воде, лететь к небесам, зарываться в землю... Мы были! Мы были там всем! Мы были частью всего этого прекрасного мира! Почему же сейчас ты так мертва...
Кристи горевала: её оставил парень, отговорившись тем, что, дескать, недостоин такой замечательной девушки.
«Это неправда! – твердила она. – Мне никто не нужен, кроме тебя! Я люблю тебя не за твоё положение и не за деньги, которые ты в перспективе можешь зарабатывать. Я люблю тебя, потому что... люблю...»
Душа, ведь ты знала, что любовь должна обходить тебя. Вспомни это летящее состояние!.. Нет, лучше не вспоминай... Даже отдавая часть себя, ты натыкалась на стену непонимания и плакала. Вот ведь в чём дело: человеческий мир привык лишь получать, лучше даже отбирать, но отдавать... Разве лишь то немногое, что не жалко, застиранное, давно всем известное и не представляющее особой ценности. А ты порывалась отдать себя – то, что особо ценила, вот в чём твоя проблема, душа. Зачем же ты молчишь? Я ненавижу тебя, моя бедная богатая душа...
Но Толик неумолимо стоял на своём: я тебя недостоин, и поэтому мы не можем быть вместе! Даже этот Новый Год он встречает с родителями, а не с ней, как предыдущие три года, когда она была «его девушкой». Они познакомились в фанклубе толкиенистов, где Кристи пребывала долгое время, а он оказался случайно. Тогда её затянул богемный образ жизни, красивые выдуманные легенды, фантазии о несуществующем мире, который казался намного прекрасней реального. Она совсем не замечала грязи, очарованная фэнтезийными героями Толкиена, и того, что ею просто пользуются дяди-педофилы под прикрытием популярного клуба. Толик вытащил Кристи оттуда, убедил поступить в институт, научил чувству собственного достоинства и с тех пор стал для неё единственным любимым человеком...
Знаешь сказку об одной девушке? При её рождении матери предложили выбрать для дочери две судьбы: стать прекрасной, но несчастной или безобразной и счастливой. Мать выбрала первый вариант... Ну, впрочем, потом несчастная предпочла второй и спокойно прожила остаток жизни, любимая, в окружении детей...
Кто за меня выбрал первый и где эта грёбаная фея, которая исправит положение?
Молчишь, мёртвая моя душа... Зачем полюбила? Для чего ты стала счастливой?.. Наверное, так было надо. Не плачь, не плачь...
Лучше б она его не встречала! Кристина мечтала провести всю жизнь лишь с ним одним, как будто она – девушка-эльф, неспособная к предательству и измене...
Её ужасала мысль о том, что больше Толику она не нужна, и никому в целом мире нет до её страданий никакого дела! Ведь даже если Кристи не станет, никто не будет о ней плакать. Разве что мама, но у неё своя жизнь, особенно после развода с отцом, и по большому счёту маме тоже нет дела до горя дочки.
Скоро всё закончится. Мы не станем известны, не получим признание, но это вынужденная плата. Наверное, именно поэтому, точно предугадывая будущее других, моя пророческая душа, мы не видели собственного пути. Внутри темно, и больше некому рассеять тьму.
Я люблю тебя и ненавижу. Душа... Это ты во всём виновата. Это я во всём виновата.
Прости меня, любимая моя... Мы просто поздно... а может, рано?.. родились.
Прости меня.
Прощай.
Даже если она спрыгнет вниз в ледяную воду Золотого Рога, которая никогда не замерзает, то никто этого не заметит. А утром найдут её труп... И Толик поймёт тогда, что только его одного она любила, и станет сокрушаться, но будет уже поздно...
Кругом маски, одни только маски, и нет ни единого человеческого лица...
Зачем, и правда, ей жить в этом жестоком, равнодушном мире, пропитанном насквозь желчью и горечью?..
Кристи перегнулась через парапет.
Провидение, в последний раз покажи мне его улыбку, дай услышать его слова о любви... А потом пусти меня в мой сон, на ту поляну, где садилось солнце, где шумел лес, где блестело море. Дай мне побыть немного счастливой в конце, а после не страшен конец.
Море... не вздыхай. Душа... лети, моя свободная! Ты достойна счастья, не плачь...
И пусть меня убьёт моя память...
– Твоя шуба намокнет, станет мерзко-ледяной и мигом утащит тебя на дно, – раздался за спиной такой хрипло-скрипучий голос, что Кристи похолодела, страшась обернуться, точно к ней обращалась сама Смерть! – И никто тебе не поможет.
– Кто ты? – отчего-то шепотом спросила девушка.
– Посмотри сама.
Она в страхе покосилась через плечо и содрогнулась: такую ужасную маску можно увидеть только в кошмарном сне! Обтянутый потрескавшейся кожей череп со вдавленными глазницами, в глубине которых холодно мерцали глаза. Вместо переносицы – провал, как у сифилитика, а вместо рта – безгубая морщинистая щель...
– Нравлюсь? – вывел её из оцепенения треснувший голос.
– Уж-жасно, – выдохнула она.
– Неужели ужасно нравлюсь? – чудовищная маска засмеялась так скрипуче-страшно, что спина Кристи покрылась холодным потом. Наверное, так смеются на кладбищах мертвецы!
– Сейчас же прекратите! – закричала она. – Перестаньте меня пугать!
– Я и не начинал ещё пугать, – хмыкнула маска.
– А... кто это? – девушка очертила круг возле лица.
– Ты сама как думаешь?
– Ну, – она растерялась, – Кощей, наверное.
Никого более страшного, чем Кощей Бессмертный, она в этот момент припомнить не могла.
– Пусть будет Кощей, – согласилась маска. – А почему ты решила утопиться?
– Я не собиралась, – Кристи отвернулась к воде, показывая, что не желает больше разговаривать.
– Кому ты рассказываешь!
Маска подошла к парапету и опёрлась на него рядом с девушкой.
Основной салют завершился, и над бухтой взлетали отдельные ракеты, запускаемые разошедшимися гуляками. Голова «Кощея» наполовину утопала в капюшоне, лишь безобразно-непередаваемый профиль поочерёдно освещался то зелёным, то красным светом, что делало маску чудовищней.
– Ну, давай, говори, что случилось.
На этот раз голос не был страшным, но словно бесконечно усталым, даже участливым. И нежным, как будто к ней обращался папа. Хотя отец в жизни так не разговаривал.
Неожиданно для себя Кристи заплакала. Маска молчала, и девушка плакала долго-долго, сколько плакалось, непрерывно вытирая длинным вязаным шарфом струившиеся слёзы. Наконец она выдохлась.
– Говори, – ровным голосом приказала маска, когда стихли последние Кристинины всхлипывания.
И девушка заговорила. Никогда она так не исповедовалась! Кристи рассказала незнакомцу свою жизнь с малолетства. Выплеснула все радости и горести. И про Толика... про то, как они познакомились на толкиеновской тусовке, как он её вытащил из этого общества, заставил поступить в институт... А потом вдруг без причины бросил. И о том, как ей сейчас тяжело. А она желала любить его бесконечно, так чтобы вместе, до последнего вздоха! Она готова была пожертвовать всем ради него. А он... За что? Почему он поступил с ней так жестоко? Она продолжает писать ему СМС-ки, а он не отвечает, или отвечает, но так, чтоб отстала... Может и правда его лучше пока не трогать? Может он прав, и ему надо просто разобраться в самом себе? Но сколько он будет разбираться? А как ей жить без него всё это время?..
Кощей не перебивал, не отвечал на риторические вопросы, а когда Кристи выдохлась, просто сказал:
– Следуй за мной.
И быстро зашагал вдоль парапета. Кристи едва за ним поспевала. Кощей был чрезвычайно худ и высок, и полы грязно-серого плаща его развевались на ходу, точно стяги. На ногах – истоптанные сапоги, не чищенные, наверное, со дня их пошива... Кристи посмотрела вверх. Голова Кощея была втянута в костлявые сутулые плечи.
«Куда я иду?!»
Кощей нырнул в какой-то узкий бетонный ход, и она машинально протиснулась следом, даже не думая, что делает. Шубка при входе жалобно треснула, и Кощей недовольно прорычал:
– Сгруппируйся!
«Как это?» – удивилась девушка, но тело её само собой сжалось, плечики подобрались, и она засеменила по туннелю быстрее. Было абсолютно темно, но не холодно. Пахло сыростью. Кристи ничего не соображала и не решалась спросить, куда они идут. Глупо, конечно, ей чего-то бояться, когда она только что демонстративно показывала, что собирается расстаться с жизнью...
– Нагнись, – приказал Кощей, и Кристи послушно втянула голову в плечи и ссутулилась. Но долго идти в такой позе не смогла, потихоньку выпрямляясь, как вдруг в лицо ей что-то ударило, да так больно, что Кристи вскрикнула. Голос её разнёсся многократным эхом.
– Не ори, – прошипел Кощей, – это лампочка, и не вздумай хвататься за стены: здесь полно химикалий...
Он не останавливался, и Кристи побежала следом, снова согнувшись в три погибели. Шепот Кощея проникал в уши:
– Будешь кричать – привлечёшь подонков, или упадёт что-нибудь на голову, поняла?
Кристи в темноте кивнула.
– А что за «подонки»? – не выдержав, прошептала. У Кощея был великолепный слух.
– Думаешь, мы здесь одни? С каждым годом число обитателей подземелий возрастает. Но обычно они далеко не проникают – боятся. Так что места хватит всем.
Некоторое время они продвигались по туннелю молча, и Кристи даже стала размышлять о том, какая она глупая, что без вопросов согласилась следовать за этим бомжом неизвестно куда...
– Здесь осторожно: голые провода... а здесь арматура вылезла... что-то взрывали, – временами комментировал дорогу Кощей. Внезапно он остановился, и Кристи уткнулась носом ему в спину.
– Впереди крутой склон. Летом тут всё затоплено, но сейчас ледяная горка. Проедемся? Так будет быстрее.
– Да, – машинально согласилась Кристи.
– Тогда садись, – с этими словами Кощей плюхнулся на пятую точку и дёрнул девушку за руку, заставляя присесть. Затем оттолкнулся ногами, и они стремительно заскользили, понеслись куда-то в беспросветную темноту. Кристи закричала, но не услышала собственного голоса, так быстро они летели! Над ухом раздался зловещий смех Кощея, и девушка уже решила, что катится прямо в ад, как вдруг всё прекратилось, и она врезалась в Кощея, который с лёту подхватил её на руки.
– Ну, как?
Было темно, и Кристи порадовалась, что не видит его ужасной маски. Кощей поставил девушку на ноги.
– Я этого не забуду до самой смерти, – буркнула она.
– Не понравилось?
– Да нет, здорово, но... жутко!
– Ох, люди! Ты определись: да или нет, здорово или жутко?
– Жутко здорово! – она засмеялась. – А здесь теплее, чем наверху. Почему?
– Зимой в подземелье всегда теплее, а вот летом наоборот холодно... Мы прибыли, нам сюда...
Они выбрались из подземного туннеля на какой-то сопке, посреди камней, неподалёку от высотных домов.
Кощей ящерицей проскользнул между камнями и устремился к жилью. Казалось, его не интересовало, следует ли за ним девушка. Однако когда она пребольно ударилась коленкой о скрытый под снегом бетонный блок, Кощей мигом обернулся и поинтересовался, не больно ли ей?
Кристи скривила в улыбке губы: мол, не больно. Но это было не так, и стопроцентно на коленке к утру расплывётся синяк!
У домов Кристи остолбенела. Дом родителей Толика!.. Но как так? Это же далёкий микрорайон! Как могли они по какому-то туннелю сюда так быстро добраться?! Кристи перевела изумлённый взгляд на Кощея.
– Как ты узнал, где живёт Толик?
– Ты рассказала. Ты много поведала подробностей, о которых и не вспомнишь, а я всё сопоставил... Идём.
Кощей нахлобучил капюшон таким образом, что безобразная маска скрылась за нависшей тканью, и первым вошел в подъезд. Они поднялись на второй этаж.
– Звони!
Кристи точно во сне нажала кнопку звонка квартиры Толика. Кощей встал сбоку от двери, чтоб его не было видно.
– Позаботься, чтобы дверь раскрылась шире, – трескучим голосом повелел он.
«Для чего он коверкает голос? – недовольно помыслила Кристи. – Ведь уже познакомились, и незачем меня пугать!»
Дверь отворила мама Толика. На полном её теле плотно сидело платье с люрексом, а на голове – глупая диадема из ёлочной мишуры. Мама была навеселе.
– Кристиночка! Надо же, мы тебя не ждали. А Толенька уже спит, пол-третьего ведь уже! Весь день просидел, бедняжка, за компьютером. Столько заказов, столько заказов... Завтра приходи!
Кристи совершенно растерялась, не зная, что отвечать, но вдруг услышала из-за двери зловещий шепот Кощея:
– Дверь шире, я сказал!
Машинально она потянула на себя дверь, и пьяненькие глаза мамы Толика расширились в удивлении.
– Чего тебе, девочка?
– Позвольте вас обнять! – Кристи распахнула дверь ещё шире и прижала к груди толстушку.
«Что я делаю!» – мысленно ужаснулась, обоняя сладковатый синий «бурбоновский» аромат, которым душился едва ли не весь город. Мимо них пронёсся ветер, мама Толика вздрогнула и отстранилась от Кристи. Лицо её стало испугано-растерянным. Кристи её обезоружила своей фамильярностью.
– Холодно-то как, – пробормотала женщина и захлопнула дверь перед носом у Кристи. Кощей отсутствовал.
«Сбежал, подлец, – незлобиво подумала девушка. – А говорил «дверь раскрой!» Поставил меня в идиотское положение! А Толик хорош, нечего сказать: я тут едва не утопилась, а он дрыхнет, как ни в чём не бывало!»
Кристи стала спускаться вниз. Дверь квартиры Толика снова отворилась. Девушка вскинулась, сердце перевернулось: неужто он? Проснулся? Ради неё!
Но радостное волнение сменилось изумлением: из квартиры вышел... Кощей!
Прикрыл за собой дверь и сбежал вниз мимо Кристи.
– За мной! – бросил на ходу.
– Куда?
Но он не слушал, а, покинув подъезд, нырнул в следующий, Кристи – за ним. Там он медленно поднимался по лестнице, точно принюхивался к каждой двери. Кристи слабо пискнула: «что, мол, делаешь?», на что Кощей грозно шикнул, чтобы молчала.
Наконец он остановился возле дорогой металлической двери со сложной системой суперзамков. Кристи видела по телевизору рекламу фирмы, торгующей этими дверями.
Кощей ладонью провёл по двери сверху вниз, и девушка услыхала, как один за другим расщёлкиваются замки. Но почему-то не удивилась, а затаила дыхание в предчувствии чего-то необычного! Она понимала, что это не взлом, а нечто высшее, надсознательное, чему она явилась свидетелем.
Кощей бесшумно отворил дверь и словно вплыл в комнату, без малейшего шороха. Кристи, стараясь тоже не шуметь, последовала за ним.
В гостиной тускло светила гирляндами живая ёлка, и хвойный запах заполнял все пространство. На столике перед ёлкой некрасиво белели остатки когда-то торжественного ужина. Из комнаты, примыкавшей к гостиной, доносились стоны и всхлипывания. Она остановилась, а Кощей без смущения проплыл в спальную. Затем высунулся и поманил Кристи. Та послушалась и со смешанным чувством любопытства и отвращения на цыпочках вошла в спальную следом за Кощеем.
Толика она узнала сразу. Он был с женщиной, работавшей с ним в одной фирме. Как её имя? Кажется, Римма...
Кристи не сводила с парочки взгляда и, казалось, превратилась в статую. Обиды, негодования не было, только потрясение: это из-за него она собиралась сегодня утопиться?! Ну и дура!
Было темно, лишь изредка спальная освещалась разноцветными ракетами, взмывавшими за окном. Кощей неслышно подошел к Кристи и за руку повлёк к выходу, но она упёрлась. Тогда Кощей приблизил к её лицу свою безобразную маску. Кристи решительно сжала губы и упрямо посмотрела в его впадины глаз. Рот Кощея скривился в безобразнейшей ухмылке. Он отпустил руку Кристи и, неслышно приблизившись к любовникам, склонился над ними. Какое-то время он ожидал, пока Римма приоткроет в экстазе глаза, а затем резким движением сбросил капюшон.
Леденящий вопль заставил Кристи подпрыгнуть на месте. Римма лишилась чувств. А Толик, растерявшись, потянулся к выключателю.
Вспыхнул свет. Толик обернулся и замер, увидев свою бывшую девушку.
– Кристи, ты?.. Не подумай... Мы так... по работе...
Бормоча, он натягивал на голое тело одеяло, не обращая внимания на бесчувственную подружку.
Кристи громко засмеялась. Почему-то она вспомнила фильмы ужасов. Вот так смеются злодеи над своими поверженными противниками! Затем демонстративно развернулась и, продолжая смеяться, покинула спальную. На выходе её дожидался Кощей. Он быстро схватил девушку за руку и потащил на улицу. Она не переставала смеяться.
– Нет, ты видел? Видел? Какая она безобразная! А он на неё меня... Ха-ха-ха!
Кощей угрюмо молчал. А Кристи не могла остановиться, и от раздирающего смеха повалилась в снег. Она уже не могла говорить, а только всхлипывала и повизгивала.
Неожиданно Кощей приподнял девушку и наотмашь два раза шлёпнул ладонью по щекам, отчего она смолкла, а затем разрыдалась.
– За что он меня так? За что? Что я ему сделала?.. Я же любила его, любила... ты понимаешь, любила!
Она зашлась в истерике. Тогда Кощей молча поднял её, точно Кристи ничего не весила, и взвалил на плечо. Бессильно свешиваясь со спины Кощея, она продолжала жаловаться и всхлипывать, но он, не обращая на то внимания, понёс её обратно через камни.
Вокруг царило ликование. Горланили пьяные песни, катались на санках, разбивали носы, дрались и матерились. Веселье перерастало в агрессию, и благоразумные жёны уговаривали разбуянившихся мужей разойтись по домам, дабы избежать криминала.
Кристина не помнила, как очутилась в подземелье, впрочем, уютном и по-своему чистом. Нет, она, конечно, осознавала, что сюда притащил её Кощей, но совершенно не помнила, каким образом. Она обессиленная лежала на каком-то тряпье, и от внутренней боли не могла даже пошевелиться. В груди ныл невидимый синяк, такой же, как на сбитой о бетон коленке.
Ей было всё безразлично. Кощей молча сидел в углу подземного грота с надвинутым на лицо капюшоном. Единственным источником света здесь был зеленоватый орёл с отбитым клювом, покрытый фосфоресцирующим составом.
– За что? – простонала Кристи. – Скажи мне: за что?
– Людская подлость ни с чем несоизмерима, – глухо сказал Кощей.
– За что? – не слушая его, повторяла Кристина. – Это несправедливо!
– Человеческая жизнь вообще несправедлива.
– Жестоко!
– Это не самая большая жестокость, какая случается среди людей, – Кощей пожал сутулыми плечами.
– Неправда! – обессилено всхлипнула Кристи. – Хуже предательства любви ничего быть не может!
– Ты думаешь? – голос Кощея прозвучал с издёвкой. – А как тебе трупы людей, которые едва ли не ежедневно сбрасывают сюда, в подземелье? А трупы новорождённых детей, от которых избавляются мамаши-проститутки?
Кристи смолкла.
– Это правда? – неуверенно спросила она.
– Ты не смотришь криминальные новости?
– Не смотрю, – призналась девушка, – они меня расстраивают... То, что ты сказал, правда?
– Я тебе ничего ещё не сказал. Я здесь живу и знаю абсолютно всё о том, что происходит наверху.
Кристи заинтересовалась личностью Кощея и на время забыла о своем горе.
– А... почему ты здесь живёшь?
– Мне так нравится.
– Но это же... некрасиво, – лучшего слова она подобрать не смогла, или побоялась обидеть хозяина подземелья.
Он засмеялся хрипло и страшно. Так, что Кристи невольно похолодела.
– Кто ты? – робко спросила она. – Тебе не кажется, что пора снять маску: она меня пугает!
– А если я скажу, что это не маска?
– Нет, – но голос её прозвучал неуверенно. – Это не может быть твоим настоящим лицом!
Кощей опустил голову ниже.
– До рассвета осталось пара часов. Поспи. Я вернусь позже и выведу тебя.
Он поднялся, намереваясь выйти.
– Нет! – в ужасе закричала Кристи. – Не оставляй меня, пожалуйста! Я сойду с ума!
– Хорошо, – спокойно ответил Кощей и сел на место. – Я буду сидеть здесь. А ты устраивайся удобней.
Кристи послушно завернулась в лохмотья, не сводя с него взгляда.
– Расскажи мне о себе.
Но Кощей покачал головой.
– Пожалуйста.
– Нельзя. К тому же, ты испугаешься.
– А может, это к лучшему? Страх легче перенести, чем боль!
– Да? – сыронизировал Кощей. – А Римма?
Кристи невольно засмеялась, но смех её больно отдавался в груди, как будто там вправду зрел синяк.
– Но я же не так сильно испугалась... твоего лица, как она!
– Толик испугался тебя не меньше, хотя ты красива, – заметил Кощей.
– Скажи, а как твоё настоящее имя?
Он помолчал, затем нехотя ответил:
– У меня много имён, настоящего нет.
– А по паспорту?
– И паспорта нет.
– А по свидетельству о рождении?
– Когда я родился, свидетельств не выдавали. Были только записи в церковных книгах.
Кристи недоверчиво улыбнулась. Ну, ладно, пускай строит из себя «вечного горца»! Она решила ему подыграть, как будто поверила.
– Хорошо, скажи тогда своё церковное имя.
– Оно умерло.
– Имя не может умереть, оно не живое.
Капюшон Кощея дрогнул от смешка.
– Оно умерло вместе со мной.
– Но ты живой!
Он покачал головой.
– Пожалуйста, не обманывай меня, – жалобно попросила Кристи. Ей сделалось страшно. Ведь действительно она ничегошеньки не знает о Кощее! Она вдруг вспомнила, как он раскрыл движением ладони замки на двери Риммы, да и каким образом он очутился ВНУТРИ квартиры Толика?
– Я нежить.
Кристи вдруг поняла, что Кощей сказал правду. Она молчала, переваривая услышанное и изо всех сил вспоминая, кто такие «нежити». В голове вертелись оборотни и вампиры. Ну почему она читала Толкиена, а не Лукьяненко?.. С гномами и эльфами было бы проще – она знала о них практически всё.
Кристи съёжилась, зарывшись в тряпьё. Теперь вдруг ей захотелось, чтоб он ушёл. От жути у неё заурчало в животе, да так громко, что Кощей услышал.
– Есть хочешь?
– Нет. – Кристи не лукавила: чувства в ней заглушали голод. Когда Толян её бросил, она не ела целую неделю и об этом даже не думала.
– Это хорошо.
– Почему?
– Сила духа направлена на преодоление страдания, а не на переваривание пищи. Хуже, когда от горя люди непрестанно едят. В организме нарушается баланс.
– А чем ты питаешься?
– Ты не знаешь?
– Нет, – она помедлила, – я вообще не знаю о «нежитях». Это... вампиры?
– Не только.
– А ты?
– Я – да.
Кристи покрылась «гусиной кожей» и даже физически почувствовала, как вздыбился на ней каждый волосок. Она закрыла глаза, но сон-предатель сбежал от страха.
– Боишься? – Кощей безошибочно угадывал её чувства.
Кристи вздохнула.
– Хочешь, я заставлю Толика любить тебя?
Девушка притихла.
– Нет, не хочу, – ответила, подумав. – А... ты это правда можешь?
– Я не сказал, что Толик полюбит тебя, но что я заставлю его сделать это! Он будет до конца жизни даже бояться смотреть на других женщин.
– Тем более не хочу, – снова вздохнула Кристи.
– Чего же ты хочешь?
– Не знаю. Наверное, отдохнуть. Я устала и, кажется, стала старше.
Кощей хмыкнул.
– В твоём возрасте можно так говорить: «стала старше», а скоро все скажут: постарела.
– А ты? Тебе сколько лет?
– Люди столько не живут.
– И всё-таки?
– Не скажу.
– Боишься, что проболтаюсь?
Кощей издал хриплый смешок.
– Тебе не поверят. Скажут: бомж тебя разыграл! В новогоднюю ночь... Или что обкурилась.
– Я не наркоманка! – возмутилась Кристи. – А ты?
Кошей долго хрипло-отрывисто смеялся.
– Это самый глупый вопрос, который мне задавали.
К Кристи подступила обида.
– Хотя в определённой степени – да, я подвержен приступам и даже ломкам. Просто они со мной давненько не происходили...
– Почему?
– Слишком много еды.
– К-к-крови? – она заикалась.
Кощей кивнул.
– С тех пор, как городом правит криминал, я не голодаю. Но и обжорство мне не присуще: во всём хороша мера.
Он поглядел на озадаченную Кристи.
– Не бойся, ты меня не интересуешь... как возможная жертва.
– Зачем ты мне помог?
– У меня был приступ одиночества, – он немного помолчал. – Я двигался, совсем не скрываясь, в хмельной толпе, и все кричали: здорово! ну ты и урод! Дай примерить масочку... и так далее... Тут я заметил тебя, отрешённую от всего... Я ведь чувствую не только кровь, но и такие вот сильные эмоции... Я последовал за тобой... Ну, дальше ты знаешь.
– Все-таки, почему ты решил мне помочь?
– Почему? – Кощей призадумался. – Наверное, потому что это вызвало во мне воспоминание, самое сильное, благодаря которому я и стал нежитью...
Кристи затаила дыхание.
– Это случилось, когда дон Карлос убил мою жену и дочь...
Кристи хотела спросить: зачем? И сразу прикусила язык, опасаясь, что Кощей вообще замолчит после её вопроса.
– Я был его вассалом, но в ту ночь мне удалось сбежать. У меня был выбор: умереть или примкнуть к клану, враждебному дону Карлосу, и, возможно, когда-нибудь отомстить... Я выбрал второе, и оказался в таком же положении, как ты сейчас... Если б вернуть то время!
Он замолчал. Кристи понимала трагичность момента, но от любопытства у неё даже чесался кончик носа!
– Зачем? – еле слышно пискнула она.
– Тогда я не представлял, через что мне придётся пройти. Во время Становления я едва не умер, и думал, что страшное позади, но это всё просто ничтожно в сравнении с... вечным одиночеством... То чувство, что было у тебя в толпе... умножь его в тысячу раз и в тысячу раз усиль... и тогда ты только приблизишься к состоянию, в котором я постоянно нахожусь.
– Но ты ведь можешь делать всё, что захочешь! Я видела, как ты справился с замками. А как ты двигаешься? Для тебя нет ничего невозможного!
– Зачем мне всё это? Зачем мне ваши человеческие забавы?.. Пойми, для меня все эти знания, престиж и богатство всё равно, что призы в игре, правила которой я знаю наизусть. Вы, люди, – фигурки, а я хороший игрок. Играть людьми с другими игроками мне опротивело. Я с радостью оставил бы это казино, да не могу.
– Почему? – снова пискнула Кристи.
– Потому что из него один лишь путь... А я туда не хочу!
Кристи интуитивно поняла, что не стоит расспрашивать, куда именно не хочет Кощей. И так он ей достаточно наговорил, чтоб у неё раскалывалась от впечатлений голова.
– Разве тебе не было меня жалко? – спросила вдруг Кристи. – Может быть лучше, если б я не узнала правду о Толике?
– Хочешь вернуться в прежнее своё неведение и всё забыть? – быстро спросил Кощей. – Я помогу!
– Нет! – так же быстро ответила Кристи, и Кощей засмеялся.
– Вот видишь, в чём вкус знания: и знать больно, и без него никуда!
Кристи смутилась.
– Наверное, ты прав... А ты действительно смог бы вернуть меня в прежнее состояние?
– Нет. Я пошутил. Если б я сам мог вернуться в «прежнее» своё состояние!
Он сделался мрачен.
– Который час? – отвлекла его Кристи.
– Уже рассвело. Следуй за мной – я выведу тебя в твой микрорайон...
Под землёй расстояние было коротко, и Кристи, уже ничему не удивляясь, вылезла из трубы, выходящей в овраг, недалеко от своего дома.
После всего пережитого Кристи, едва ополоснувшись, завалилась в кровать и точно провалилась в чёрное подземелье – заснула.
Её разбудила перепуганная мать. Милиция! Ничего не объясняя, заспанной девушке велели одеваться и спускаться вниз к машине. Мать причитала вслед дочери, и задавала милиционерам вопросы про какие-то наркотики. Те уклончиво отвечали: в отделении, дескать, разберутся. В машине Кристи окончательно пришла в себя и потребовала объяснений. Её успокоили, сказав, что она только ответит на несколько вопросов и тотчас отправится домой.
– Кого-нибудь убили? – ляпнула, сама не зная зачем, Кристи. Сопровождающие переглянулись.
– Какая догадливая!
– Кого? – Кристи похолодела, представив на миг труп Кощея: ведь это с ним она провела минувшую ночь! Впрочем, безобразней, чем есть, Кощей не мог быть даже умерев.
В отделении девушке задавали кучу вопросов, но ни одного о Кощее. Подробно расспрашивали о вчерашнем дне, вечере и ночи. Спросили об отношениях с Толиком, знала ли она о его связи с Риммой, зачем вчера Кристи заходила к матери Толика...
Кристи всё время ждала вопросов о Кощее, но их не последовало, и совершенно запутавшись, девушка решила молчать обо всём, что с ним связано: не хватало, чтоб из-за неё пострадал невинный человек... или не человек? Она окончательно запуталась!
Расспросив, её не отпустили, как она ожидала, а заперли почему-то в камеру, в которой отходили после новогоднего разгулья сожительницы и жёны «кухонных боксёров» и разбитные девицы. Кристи забилась в угол. Ночь она провела в холодной камере, а наутро её привели в кабинет к хотя и опухшему после праздников, но чисто выбритому и благоухающему одеколоном следователю.
– Как у тебя оказались ключи от квартиры гражданки Потаповой? – этот вопрос застал Кристи врасплох, и она молча потупилась, при этом лихорадочно соображая, что отвечать? Понимая, что сказать нечего, дабы не выдать Кощея, она закусила губы.
– В молчанку играем? – следователь Семёнов (он автоматически представился, едва Кристи вошла в кабинет) добродушно засмеялся, но глаза сверкнули льдинками. – Хорошо... Как ты узнала, что Римма Сергеевна собирается провести ночь с гражданином Федориным?.. Ты знаешь, что она умерла?
«Толик, – похолодела Кристи. – Это он меня подставил!»
– Я её не убивала, – твёрдо заявила она.
– Ты напугала гражданку Потапову так, что у неё приключился инфаркт, но перед смертью она сообщила гражданину Федорину, что видела какое-то чудовище. Где эта маска?.. Советую тебе помогать следствию!
Кристи молчала, мысленно раскладывая всё по полочкам. Выходит, после их ухода Римма умерла. Толик испугался, оставшись наедине с трупом любовницы, и решил всё свалить на бывшую свою девушку. Благородно, нечего сказать!.. Но ей-то что делать? Если б даже Кристи решилась выдать Кощея, ей всё равно бы не поверили: бомж, открывающий двери движением ладони и перемещающийся со скоростью ветра? Нонсенс!.. К тому же... друзей не выдают. Это было для Кристи самым важным!
Дальнейшие события развивались точно во сне. Кристи предлагали во всём сознаться и предъявить маску, вызвавшую инфаркт у гражданки Потаповой. Но девушка молчала, чем вызывала дикую ярость следователя Семёнова. Он полагал, что запугать её будет довольно просто, и Кристи быстренько во всём сознается. Однако эта восемнадцатилетняя дурочка оказалась на редкость упёртой. Сначала она твердила: «я невиновна», а затем и вовсе смолкла. У Семёнова было одно весьма эффективное собственное средство, развязывающее языки практически всем подозреваемым. Он считал себя в некотором роде свободным художником и любил повторять, что у него «заговорила бы даже египетская мумия!» Избивать молоденьких девушек неразумно из-за риска «перебрать», отчего они могли умереть или приобрести увечья...
Ничего не объясняя, утомлённую после очередного допроса Кристи грубо разбудили посреди ночи, вывели из камеры и затолкали в фургон с решётками. Она не смела расспрашивать, куда её везут, но предположила, что в городскую тюрьму. Почему ночью? Как будто она опасный преступник, и её могут отбить у милиции. Да кому она, собственно, нужна? Были б у Кристи связи и деньги, её бы давно выкупили... Фургон выехал за город, причём без мигалок и сирены, и на четырнадцатом «кладбищенском» километре свернул с трассы на грунтовую дорогу. Кристи похолодела. Стояла непроницаемая ночь, и в тишине, прерываемой лишь редкими голосами милицейской рации, особенно жутко выглядели выхватываемые фарами памятники на могилах. Кресты и звёзды, звёзды и кресты... Нервы Кристи не выдержали.
– Что происходит?
Ей не ответили. Четверо сопровождавших девушку милиционеров точно набрали в рот воды. Наконец фургон остановился, и Кристи с закованными за спиной руками выволокли наружу. Было холодно. В свете фар из раскопанной старой могилы, чернеющей посреди белой зимы, вылез неопрятный бомж.
– Готово, – доложил он Семёнову. – Еле успел!
Тот кивнул и сунул бомжу смятую бумажку. Бомж с любопытством покосился на Кристи.
– Ну, что, так и будешь молчать? – Семёнов снял вязаные перчатки и неторопливо достал из кармана тулупа пачку сигарет. «Винстон суперлайт».
«Бережёт здоровье», – невпопад подумала Кристи. Ей сделалось жутко, особенно от незнания того, что произойдёт дальше. От холода и волнения девушку бил озноб. Семёнов сделал знак, и её подвели к краю могилы.
– Или ты рассказываешь всё, как было, или ляжешь в могилу... там, кстати, гроб.
Кристи посмотрела в яму и действительно увидела плоскую крышку старого гроба. У неё замерло сердце.
– Ну, что?
Даже если бы Кристи захотела, она ничего не могла сказать: нечеловеческий ужас сковал не только мысли, но и чувства. Тогда Семёнов велел толкать девушку в могилу. Когда ноги Кристи коснулись гроба, она непроизвольно закричала. Её тотчас вытащили.
– Признаешься? – она молчала.
– Засовывайте!
Кристи ударили под колени, и она съехала по скользкой земле в могилу, улегшись прямо на крышку гроба.
– Совпадает размерчик! – сыронизировали наверху.
– Последнее предупреждение: будешь говорить? – послышался голос Семёнова.
Кристи хотела крикнуть, что согласна на всё, только б её вытащили, но голос исчез. Она в отчаянии попыталась раскрыть рот, но не смогла. Изо всех сил постаралась что-нибудь промычать, но не тут-то было!
Сверху на неё посыпались ледяные комья земли смешанные со снегом, залепляя лицо: глаза, нос и рот. Девушку охватил панический ужас, от которого она почувствовала, как уходит рассудок. Над ней наклонилась Смерть, лик которой был жутче, чем у Кощея, и Кристи лишилась чувств...
Её направили в психиатрическую больницу на экспертизу. После того как девушку с трудом привели в себя, она перестала реагировать на внешние раздражители. В больнице Кристи находилась в закрытом стационаре. Несмотря на то, что подследственным больным посещения запрещались, матери удалось каким-то чудом добиться свиданий с Кристи, и она изредка подкармливала дочку в общей приёмной.
– Кристи, к тебе пришли!
Пребывая под действием лекарств, девушка медленно поднялась и прошла по коридору в приёмную. Прямо у входа в отделение стояли несколько облезлых железных стульев с сиденьками из кожзама, как раз между столовой и вонючим туалетом.
На этот раз вместо матери Кристи увидела высокого приятной наружности парня в длинном плаще. Кристи обратила внимание на сапоги парня – истоптанные до невозможности и нечищеные. Сапоги эти ну никак не вязались с остальным обликом! Парень ей подмигнул.
– Привет, Кристи. Узнала?
Этот голос мог принадлежать только Кощею! Но как же он так преобразился, или снял маску? Или, наоборот, надел?..
Он протянул девушке яблоко.
– Ешь.
Она послушно вонзила в яблоко зубы, откусывая по кусочку и медленно пережевывая.
Они присели у выхода. В это время в отделении раздался оглушительный визг, и санитарка, дежурившая возле двери, стремглав побежала туда, на ходу бросив Кощею:
– Вы здесь побудьте пока!
Но Кощей сразу вытащил из-под полы плаща длинную норковую шубу с капюшоном и накинул её на Кристи.
– Вот, закутайся поплотнее!
А сам провёл рукой по «гаражному» замку, и дверь послушно раскрылась. Душевнобольные женщины, сгрудившиеся возле туалета, чтобы посмотреть на «парня Кристи», завизжали.
– Барышни, тихо! – грозно повелел им Кощей. – Вы нас не видели.
Больные закивали головами.
– Счастливо тебе, Кристи! Удачи!
– Некогда прощаться! – Кощей грубо вытолкнул Кристи наружу и запер за ними дверь. Затем он под руку свёл Кристи с этажа, кивая и улыбаясь по пути встречавшемуся медперсоналу. Шубка на Кристи была жаркая, лёгонькая и такая длинная, что полностью закрывала ноги в больничных тапочках. Кристи изо всех сил старалась ими не шаркать. Она низко опустила голову в капюшоне и крепко держалась за Кощея. Норковая шуба произвела необходимый эффект, и Кристи везде почтительно пропускали вперёд. Оказия вышла на самом выходе, когда предательский тапочек слетел-таки со ступни девушки и попал под ноги студенту-практиканту. Он с удивлением поднял его и посмотрел вслед Кристи. Кощей обернулся на студента через плечо. Тот улыбнулся и прижал палец к губам.
– Драпайте, психи, не бойтесь! Я никому не скажу.
Оказавшись за воротами больницы, Кощей остановил машину и, проехав некоторое расстояние, они вышли возле какой-то свалки. Затем он бесцеремонно сгрёб девушку в охапку и затащил в бункер, скрывавшийся в куче мусора. В бункере был потаённый ход, приведший их в знакомое Кристи логово Кощея.
Он небрежно бросил девушку на тряпичные лохмотья.
– Отлёживайся пока. Я скоро.
И скрылся, а Кристи долго смотрела на фосфорного орла, ровным счётом ни о чём не думая. Долго, пока не заснула. Под влиянием больничных лекарств она находилась в отупении несколько дней. В подземелье стояла абсолютная тишина, только когда Кристи сильно напрягала слух, она могла слышать далёкий стук мерно падающих где-то капель воды. Порой из-за абсолютной тишины у неё бывали слуховые галлюцинации: она ясно слышала шум шагов, голоса, смех, вопли и даже плач маленьких детей. Она сразу вспоминала рассказ Кощея о трупах, сбрасываемых под землю, и о младенцах, загубленных преступными матерями. Ей стало казаться, что она в подземелье не одна, и временами от этого становилось жутко. Постепенно к девушке вернулась острота восприятия, а с ней и душевная боль.
– Ты изменилась, – заметил Кощей, усаживаясь на полу напротив Кристи и беря в руку прядь её длинных волос. – Они с проседью. Теперь ты постарела, а не «повзрослела».
Кристи об этом знала, но почему-то преждевременная седина её не беспокоила, как впрочем, и остальная внешность.
– И отощала.
Кристи улыбнулась. Она и раньше-то никогда упитанной не была, а в больнице вовсе. Эту отвратительную пищу есть было невозможно, а то, что оставляла мать, после забирали «крутые психички», пользуясь безмолвием Кристи.
Зато Кощей поставлял девушке весьма изысканную еду, каждый раз свежую, в разовой посуде. То были блюда разных кухонь: китайской, мексиканской, грузинской. Как будто только-только приготовленные. Глаза Кристи привыкли к темноте, и больше всего на свете ей не хотелось покидать обретённое подземное убежище.
Кощей разговаривал мало. Как только он привёл Кристи к себе, внешность его снова стала уродливой, но девушка скоро привыкла, и Кощей её больше не пугал.
Спустя несколько недель Кощей неожиданно разговорился. Он усадил Кристи на импровизированный стул – пластмассовый ящик из-под стеклянных бутылок – а сам опустился возле её ног и надвинул на лицо капюшон.
– Слушай внимательно. Ты уже здорова, и тебе пора возвращаться к людям...
Кристи отчаянно замотала головой, у неё неожиданно брызнули слёзы. Это случилось впервые после того как она потеряла на кладбище сознание. Кощей довольно хмыкнул. Протянув руку, он достал из-под валявшихся тряпок ноутбук. Причём современный и по виду весьма дорогой. У Кристи широко распахнулись глаза. Кощей, не обращая на её изумление внимания, раскрыл ноутбук и быстро-быстро пробежался по клавишам.
– Смотри, вот твоя легенда... – он передал ноутбук Кристи. – Мать думает, что тебя перевели на излечение в другой город к знаменитому профессору. В больнице уверены, что ты в тюремной психушке. А в отделении убеждены, что ты умерла и дело твоё закрыто... Здесь все данные о твоём пребывании в тюрьме и больнице. Дело не доведено до суда, и замять его не потребовалось особых усилий.
Кристи тупо смотрела в экран ноутбука, в голове вертелась одна только мысль о том, что она не желает уходить отсюда. И страх снова оказаться среди людей.
– Ты должна уйти, – твёрдо сказал Кощей. – Ты продолжишь учёбу и наладишь свою жизнь.
Кристи возмущённо захлопнула ноутбук.
– Протест отклоняется, – нахмурился Кощей. Но она замотала головой что есть силы.
– Посмотри на меня, – Кощей скинул капюшон, и Кристи вздрогнула от его ужасного взгляда. Внутри у девушки как будто кто-то сжался, и её обуял панический страх. Это казалось странным, ведь она не боялась Кощея, но тот, кто сидел в ней, жутко трясся. Кощей грозно сказал что-то непонятное, из Кристиного горла вырвался вдруг отвратительный визг, и она заговорила:
– Я не хочу возвращаться обратно в мир! Я ненавижу людей! Я хочу навсегда оставаться здесь!
Кристи изумлённо уставилась на Кощея: впервые после потрясения на кладбище она смогла озвучить свои мысли! Он невозмутимо нахлобучил капюшон.
– Я не боюсь тебя больше, – смущенно сказала Кристи. – Тебе незачем скрывать лицо.
– Ты здесь ни при чём, – ответил Кощей. – Просто мне удобней смотреть из темноты, когда никто меня не видит, а я вижу всё... Это многолетняя привычка. Я в танке.
Кристи издала смешок и сама удивилась его звучанию.
– Ты выглядишь намного лучше, – отметил Кощей.
– Я и чувствую себя лучше, – сказала Кристи и, поразмыслив, добавила: – Спасибо тебе.
Кощей недовольно фыркнул.
– Думаешь, я помог из чувства сострадания? Наивная... Помогая тебе, я помогал, прежде всего, сам себе. Если б ты меня выдала, то я бы тебя убил! А так как ты молчала, я решил тебя вытащить. Ради торжества «добра и справедливости» я помогать бы не стал. Добро и зло – крысиная возня на уровне духов, плевать: астральных ли, человеческих... Я могу быть на стороне добра, а могу и зла. Мне это безразлично. Я поступаю всегда так, как нахожу нужным. Правда и ложь тоже относительны, они – орудия в руках того, кто их использует... Однако настало время расставаться. Ты должна преодолеть свой страх по отношению к людям.
– Я ненавижу их, – опустив голову, призналась Кристи, – ненавижу!
– Чего ты хочешь? – он пристально глянул на неё.
– Отомстить! – вырвалось у девушки.
– Подумай хорошенько: ты в самом деле этого хочешь?
– Да! – после секундного замешательства ответила Кристи.
– Это несложно, – небрежно сказал Кощей, – но готова ли ты к новому потрясению? Ведь придётся опять поехать на кладбище.
Кристи непроизвольно вздрогнула. Кощей наблюдал за ней из-под капюшона.
– Готова.
– Хорошо, – ровно сказал он. – Я знаю этих ментов. Они регулярно разрывают одну и ту же могилу и кладут туда допрашиваемых... Такой у них метод работы.
– Ты знал, что они со мной так поступят?
– Да, – последовал хладнокровный ответ.
– Почему ты мне не помог? – Кристи старалась выглядеть спокойной, но голос её дрожал. Неужели Кощей предал её, как и Толик? И нежити такие же гады, как люди?
Кощей цинично засмеялся.
– Ты много на себя берёшь, думая, что для меня что-то значишь! Пройдёт каких-нибудь лет пятьдесят, и твоё тело сгниёт. Я таких, как ты, видел тысячи, и все они считали, будто я им чем-то обязан... Невозможно иметь что-либо человеческое, просуществовав столько лет нежитью.
– Тогда почему ты мне помогаешь отомстить ментам?
– Скажем так: мне не нравятся их методы работы. И кладбища, мягко говоря, наша стихия, а не ментовская. Они вторглись на чужую территорию.
Кощей занялся подготовкой «ММ» – «мести ментам», как шутливо прозвала предстоящую операцию Кристи. Кощей предупредил, что исчезнет на пару суток, и велел ей самой принять гостей.
В первую ночь в подземный грот завалился упитанный мужчина лет сорока. Сначала, правда, влетела огромная, как курица, летучая мышь. Она уселась на фосфорного орла и сложила перепончатые лапки на круглом животе. Глазёнки на безобразной морде выпучились: мышь страдала одышкой. От страха и неожиданности Кристи замерла. Вот тут-то и ввалился Томас!
– Надо же, какая красотка! – закричал он Кристи. – Повезло нашему Отшельнику!
Представившись, Томас вытащил из заднего кармана джинсов портмоне и потёр его. Портмоне на глазах у изумленной девушки переросло в чемодан, из которого Томас первым делом извлёк потемневший от времени медный канделябр, моментально загоревшийся синим пламенем. Томас установил канделябр в углу грота, и затем вынул из чемодана чёрный смокинг, приложив его к груди. Тотчас смокинг оказался на нём, надетый на ослепительно-белую в синем свете сорочку, поверх которой Томас с видимым удовольствием нацепил кружевную накрахмаленную манишку.
– Уф-ф, – с этим довольным звуком Томас достал из чемодана алое платье и кинул Кристи. Та машинально его схватила. И – о, чудо! Платье прошло сквозь её руки и село прямо на фигуру, да так ладно, что Кристи даже почувствовала, как затягивается позади неё шнуровка на корсете.
– Теперь главное, – Томас извлёк из безмерного чемодана букет тёмно-красных роз и, став на одно колено, с поклоном протянул его Кристи.
– Приветствую Хозяйку этого Подземелья!
Кристи смутилась.
– Я не хозяйка, – отчего-то шепотом объяснила она. – Я здесь временно!
– Дык! А я?! Вот временно и будешь Хозяйкой, всё равно другой здесь не было и не предвидится, учитывая угрюмый нрав нашего Отшельника. Хронический бобыль!
Томас тут же бесцеремонно забрал у Кристи розы, сунул их в напольную вазу из цветного стекла и поставил рядом с канделябром.
Затем Томас огляделся по сторонам и, недовольно крякнув, похлопал по чемодану, отчего тот разросся до размеров небольшого шкафчика, из которого он вытащил сначала раскладной стол, а затем и два кресла – себе и Кристи. После этого Томас звучно стукнул по шкафу, и тот принял первоначальный вид портмоне. Томас сунул его за пазуху и развалился в кресле, жестом предлагая Кристи последовать его примеру. Она послушалась и села напротив него. Томас достал откуда-то из-под мышки пузатую стеклянную бутылку с ручкой и поставил на стол.
– Ну, дело сделано, можно перекусить.
Упитанная летучая мышь спикировала с орла и смачно шлёпнулась мягким местом прямо перед Томасом.
– Фи, Джерри, что за манеры? – поморщился Томас. – Что подумает о тебе наша Хозяйка? Сейчас же извинись!
Мышь повернула к оцепеневшей Кристи уродливую физиономию и что-то протрещала.
– По-русски, дорогуша, по-русски: я ж тебя учил всю дорогу!
Мышь послушно проскрипела что-то отдалённо похожее на «простите великодушно!», и Кристи в ответ ошеломлённо кивнула.
– Джерри часто придётся просить прощения, он ужасно неуклюжий!.. Ну, бокалов, полагаю, хрустальных в этом убежище не сыскать, да и стеклянных... – Томас вынул из-под полы смокинга два высоких сверкающих чистотой рифлёных бокала и наполнил их содержимым из бутылки. Джерри с отвратительным писком окунулся в один бокал. И Кристи с изумлением увидела, как у летучей мыши вылезли клыки. Девушка не удержала брезгливую гримасу.
– Э, да тебе, похоже, не по нутру наша трапеза! – вскричал Томас. – Разве Отшельник при этом выглядит милее?
Томас безобразно захохотал, широко разинув рот, из которого показались вампирские клыки. Затем Томас с наслаждением погрузил их в бокал с кровью, и они покраснели. Он втягивал кровь клыками, как люди через соломинку потягивают вино... Кристи сделалось дурно, но она крепилась изо всех сил.
«Скорей бы пришел Кощей!»
Но следом за Томасом подземное убежище посетил Дориан. Он вошел бесшумно, наполнив грот неземными ароматами, и выглядел славным юношей в ладно скроенном кремовом костюме. Тёмные вьющиеся волосы были стянуты в длинный хвост, а голову украшала мягкая фетровая шляпа с полями, закрывающими пол лица.
Увидев его, Томас захохотал.
– Ну, ты как всегда, блин, вырядился!
– Не при даме, мой милый, не при даме, – улыбаясь, заметил Дориан. Он прижал к носу белоснежный платок.
– Так я и думал. Какое уродливое жилище! И мне проживать здесь целых три дня?! Я же предлагал скоординировать операцию в отеле. Отчего вы меня не послушались?
– Не выпендривайся, – насупившись, буркнул Томас.
– Ах, единственное, что радует мои глаза, так это вы, сударыня, – поклонился Дориан Кристи. – Простите этого грубияна!
Томас недовольно крякнул на замечание и достал из бездонного портмоне-чемодана-шкафа кресло для Дориана. Но тот, едва завидев портмоне, вцепился в него мёртвой хваткой и не отпускал до тех пор, пока багровый от возмущения Томас не выполнил все его прихоти, благодаря которым пещера приобрела цивилизованный вид. Дориан уложил Кристи на великолепное, покрытое дорогими шкурами ложе и попросил разрешения расчесать её длинные волосы. Кристи смущённо согласилась.
– Ах, у меня была любовь с такими же чудными волосами... – томно заметил Дориан. – Но всего за двенадцать лет они совершенно потускнели...
– И что случилось дальше с вашей любовью? – заинтересовалась Кристи.
– Я был вынужден её покинуть.
– Но ведь вы могли с ней не расставаться!
– А зачем она мне с такими тусклыми волосами? – искренне удивился Дориан.
– По-вашему, она виновата в том, что её волосы потускнели?!
Юноша повёл плечами.
– Нет, конечно. Но как можно продолжать любить женщину с тусклыми волосами?
– Но должно быть она страдала, когда вы её покинули?
– Конечно, страдала... бедняжка! Но я оставил ей прекрасный замок на берегу Средиземного моря, в окружении живописных деревень... И через три года она вышла замуж за местного сеньора. Нарожала ему детишек и растолстела...
На лицо Дориана наползла такая разочарованно-брезгливая гримаса, что Кристи и Томас рассмеялись...
Следующим и последним гостем подземелья оказался Бурый – типичный «сверхновый русский», подтянутый, стильно одетый, с признаками интеллекта в глазах. В далёком прошлом остались спортивные «адидасы», цепи и красные пиджаки, Бурый принадлежал к новому поколению. Он приехал на встречу с Кощеем-Отшельником из столицы, Томас прибыл из Штатов, Дориан – из Италии. У каждого во Владивостоке было какое-нибудь дело: Бурый интересовался оптовой продажей японских автомобилей, Томас организовывал сеть закусочных быстрого питания, а Дориан открывал салон итальянской элитной мебели для очень состоятельных людей. Кощей по сравнению с ними был бомж бомжом! Но, несмотря на это, приятели отзывались о нём уважительно, и даже Дориан, не переносивший уродство во всех его ужасных проявлениях, впоследствии ни разу не высказал Кощею своего недовольства ни его внешним видом, ни жилищем.
Кощей появился накануне предстоящей «ночи мести». Аристократ Дориан к тому времени задрапировал стены пещеры дорогими тканями и соорудил в дальнем углу камин с синеватым пламенем. И разместил посередине массивный, из тёмного дуба, стол, покрытый, впрочем, до самого пола ослепительно белой скатертью. На неё Дориан поставил изумительной красоты бокалы со специальными выемками для вампирских зубов и несколько хрустальных бутылей с кровью. Все вампиры надели одинаковые чёрные костюмы, из-под которых выглядывали кружевные манжеты и воротники белых сорочек. Кристи Дориан предложил просто скроенное тёмно-синее платье, украшенное длинной ниткой морского жемчуга, который источал рассеянное свечение из-за каминного пламени. Кристи была босая, но её это радовало, поскольку ступни приятно согревали мягкие овечьи шкурки.
Кощей застыл в изумлении, увидев пещеру преображённой. Первым его приветствовал Джерри, издав отвратительный высокий писк. Мышь спикировала с предоставленной ей Дорианом полированной жёрдочки прямо на голову Кощея и затем скатилась ему в руки.
– Здорово, дружище, – пробормотал тот и тут же утонул в объятиях Томаса. В это время по плечу его дружески хлопал Бурый, а со спины тянулся к щеке Кощея растроганный Дориан.
Когда восторги приятелей улеглись, Дориан предложил Кощею переодеться, на что тот ответил категорическим отказом, и прямо в своём балахоне уселся во главе стола.
– Где еда для Кристи? – окидывая взглядом сервировку, поинтересовался он. – Или вы без меня её голодом морили?
– Обижаешь, – Томас поджал губы и вынул из портмоне золотую столовую посуду. Дориан принялся расставлять перед Кристи неизвестные ей приборы.
Когда всё было готово, Томас извлёк холодные блюда и закуски.
– Горяченькое на потом, чтоб не остыло, – подмигнул он Кристи. – Леди предпочитает вино?
– Конечно, вино, – поморщился Дориан. – Или ты желаешь потчевать её виски?!
– Ну, коньячок-с...
– Это же Леди! – скорчил недовольную гримасу Дориан. – Где только тебя воспитывали?
– У нас в Штатах леди хлещут виски, будь здоров! – засмеялся Томас. – Впрочем, мы в России. Сударыня предпочитает водку?
– Заткнись! – заорал на него Дориан. – Или я за себя не ручаюсь.
– А вы всё такие же, – со вздохом заметил Кощей. – Столетия вас не меняют!
Устыдившись, приятели сели за стол. Джерри слетел на плечо Кощею.
– Ах ты, изменник! – добродушно пожурил его Томас.
Джерри что-то протрещал ему в ответ.
– Сегодня мы говорим по-русски, – заметил мыши Томас. – Иначе это будет бестактно по отношению к Хозяйке.
– Даже так, – хмыкнул Кощей. – Тут что-то изменилось, пока меня не было?
– Просто у тебя никогда не было Хозяйки, – заметил Дориан, – вот мы и решили немного... помечтать!
– Не люблю изменений, – изрёк Кощей, – а, впрочем, Хозяйка, так Хозяйка! Лишь бы она не размечталась.
– Нет, Кристина весьма скромная девушка и невероятно красивая, – Дориан, привстав, взял руку Кристи и коснулся её губами. – Приступайте к трапезе, леди. Позвольте за вами поухаживать.
Он налил ей вина и подал к закускам соответствующие вилки. Тем временем приятели припоминали, когда они вот так в последний раз собирались вместе за одним столом. Томас сказал что-то про раннее Средневековье, но обычно молчаливый Бурый перебил его, резко заметив, что они познакомились уже после разгула Инквизиции, на что Кощей упомянул 15 век и какой-то вампирский собор, после чего они и начали встречаться.
– А почему ты не воспользовался своими? – поинтересовался Дориан. – Нет, мне, конечно, приятно, вот так снова собраться вместе, однако носферату обычно неохотно прибегают к услугам других кланов.
Кощей грозно глянул на него из-под капюшона.
– Прошу обходиться без каких-либо наименований.
Дориан, казалось, смутился.
– Почему? Разве она не станет твоей?
– Нет.
Дориан обиженно пожал плечами и взял в руки пустой бокал.
– Тогда к чему суета? – после некоторой паузы поинтересовался Бурый.
– Это нужно мне, а не ей.
– Ну, так бы сразу и сказал, а то мы думали...
– Ага. Теперь понятна твоя осторожность, – заметил Томас, – а мы ожидали приключений!
Он стукнул по когтистой лапке мыши, тянущейся с плеча Кощея к бутыли.
– Мы общаемся, Джерри!
Мышь захныкала. Тогда Томас взял Джерри на колени. Дориан, протянув руку, почесал мышь за ухом.
– Тебе надо худеть, малыш. Ты же скоро летать не сможешь!
Джерри впился коготками ему в палец.
– Эй, осторожней: я не пища!
Кристи тем временем выпила бокал вина, и Дориан налил ещё.
– Так я не поняла, – набравшись смелости, спросила она, – вы принимаете меня к себе или нет?
Вампиры рассмеялись.
– Ах, деточка, – демонстративно вытирая глаза, прохрипел Томас. – У нас ведь не партия и не религиозный кружок! А вообще все вопросы к Отшельнику.
– Нет, – коротко ответил тот, – даже не напрашивайся.
– Почему? – полюбопытствовала Кристи.
– Действительно, почему? – повторил Томас, и все уставились на Кощея.
– Мне не нужно потомство: достаточно собственных грехов, чтоб ещё искупать чужие.
Воцарилась пауза.
– Нарушаешь Традицию, – заметил Бурый.
– Ну, первую я уже нарушил, обратившись за помощью к вам, – хмыкнул Кощей, – да и посвятив её в нашу тайну.
Он кивнул на Кристи.
– Я тоже нарушал Традицию, открываясь женщинам, с которыми был, – вздыхая, заметил Дориан. – Надо сказать, что в последнее время традиции не больно-то почитаются!
– А как становятся вампирами? – задала Кристи мучавший её вопрос. Она никак не могла полностью усвоить факт, что находится среди нежитей, которые свободно разговаривают между собой об Инквизиции и Средневековье, как будто вспоминают вчерашний день.
– Не знаю, разрешит ли хозяин, – Дориан посмотрел на Кощея. Тот склонил голову, и Дориан сказал:
– Носф... Словом, такие, как наш Отшельник, обычно подвергают Становлению или Высвобождению, как тебе больше нравится, таких вот несчастных смертных, как ты... (ну, мы и подумали)... При этом, заручившись согласием смертного на Становление, вампир выпивает у него кровь, а затем даёт ему немного своей крови...
– Разве у вампиров есть кровь? – удивилась Кристи.
– Есть, хотя не в таком количестве, как у тебя, и, между прочим, гораздо ценнее людской.
– Откуда появились вампиры?
– О, это долгая история! – Дориан поморщился. – Вот представь, что тебе пришлось бы рассказать несведущему слушателю, откуда взялись люди, что бы ты сказала?
– Ну, – Кристи припомнила лекции по истории, – сначала появились дриопитеки...
Вампиры дружно захохотали.
– А когда у них отвалился хвост, то стали людьми, – вытирая глаза, профыркал Томас, – а у кого не отвалился – вампирами!
– Дриопитеки уже были без хвоста, – обиженно заметила Кристи. – С хвостом остались обезьяны... А про вампиров я вообще ничего не знаю!
– Мы – каиниты! – гордо пропищал Джерри.
– Молодец, – похлопал мышь по голове Томас. – Это предание. Как ты думаешь, почему Бог запретил потомкам Ноя вкушать кровь?
Он хитро сощурился на Кристи. Она пожала плечами.
– Нет, ей объяснить что-либо безнадёжно. Страшно подумать, какими глупыми бывают люди!
– Просто она молода, – вступился за Кристи Дориан. – К тому же с такой красотой энциклопедические познания необязательны.
– Но свою-то историю она должна знать, – хмуро заметил Бурый.
– Это очень больно – становиться вампиром? – сменила тему Кристи.
Все посмотрели на Кощея.
– Ты можешь не выдержать. Но дело даже не в том... последствия Высвобождения гораздо мучительнее, чем сам процесс.
Голос Кощея прозвучал мрачно, и все вампиры уставились в стол. Кристи вдруг обнаружила, что они вовсе не так молоды, как кажутся. Даже у Дориана, сидевшего слева, она заметила глубокие морщины вдоль щёк и запавшие, как у старика, глаза.
– Красный род проклят, – продолжил Кощей, – и это, пожалуй, в нём самое страшное.
– Вечно ты подымаешь эту тему, – вмешался Томас. – Оправдано ваше прозвище – Прокажённые!
– Другое наше прозвище – Подземные Крысы, ты знаешь!.. Какая разница как ты выглядишь и где проживаешь, – возразил Кощей, – если всё равно ты из проклятого рода. Поэтому я не желаю быть Сиром и творить себе подобных: отверженных, проклятых, приговорённых...
– У меня была бы такая же внешность, как у Кощея, если бы я... Высвободилась? – полюбопытствовала Кристи.
– Никто не может сказать как будет выглядеть новый носф... вампир, – поправился Дориан, – но одно несомненно – ты стала бы уродиной!
– А как же ты?
– Я из другого клана, – довольно улыбнулся Дориан, но под взглядом Кощея улыбка его сбежала. – Что мы всё время о грустном? Накануне большого приключения надо как следует повеселиться!
– И подкрепиться, – вставил Джерри.
– Подожди немного, малыш, – хмыкнул Дориан и обратился к Кощею: – Расскажи нам про свои катакомбы. Сильно от римских отличаются?
– Спрашиваешь! Даже с Питером не сравнить... Но мне здесь нравится – очень тихо.
– Диггеры не беспокоят?
– Копатели? Время от времени, но их действия легко предугадать, и шум от них, как от метро. Они освоили не более четверти подземелья... Самые лучшие сооружения сделаны до революции, хотя городу нет и двухсот лет. Он строился, как форпост на Дальнем Востоке, всего под городом шестнадцать фортов, самый длинный – второй, Петра Великого, а сколько ещё тайных построек! Диггеры нескоро их обнаружат. Да у меня есть и свои ходы... вряд ли о них кто узнает. Если, конечно, не будет целенаправленной охоты... Я не имею в виду поиски Белого Дедушки.
– Да, на поверхности города кое-что заваривается, но на твои владения никто не претендует, – заметил Бурый. – Владивосток лишь в конце первой сотни стратегических городов.
– Не будем о разборках, – сказал Кощей.
– А кто такой «Белый Дедушка»? – не выдержав, спросила Кристи.
Кощей тихо засмеялся.
– Владивостокское подземелье полно легенд!.. Кое-что, правда, не совсем легенды...
– Например, ты! – хмыкнул Томас.
– По сравнению с Белым Дедушкой я отдыхаю, – возразил Кощей. – И к нему не имею никакого отношения... Здесь много трупов, ну и порталов, соответственно... Кое-кому захотелось поискать клады: ну, как тут не связаться с Белым Дедушкой – хранителем местных сокровищ? Именно он вдохновил владивостокских диггеров спуститься в подземелье на поиски белогвардейских кладов, замурованных в преддверии революции.
– Это правда? – с широко раскрытыми глазами спросила Кристи.
– Иногда говорят: «грех соврать», но, глядя на нашу Хозяйку, невольно думаешь: «грех НЕ соврать», так и хочется подстегнуть её воображение! – посмеиваясь, заметил Томас.
Кощей насмешливо фыркнул, и Кристи насупилась.
– Довольно вам смущать девушку, – вступился за неё Дориан. – Ах, как мне хочется музыки!
– А мне покушать! – вторил ему Джерри.
– Я могу вам спеть, – предложила вдруг Кристи.
– Просто восхитительно, – Дориан вскочил с места и за руку вывел Кристи из-за стола.
– Что ты нам споёшь?
– Балладу, – ответила Кристи. Она чувствовала себя совершенно естественно, так как ещё у толкиенистов привыкла к играм и публичным выступлениям. – Я сама её сочинила. Баллада про Ракушку.
Дориан развернул свой стул к девушке и уселся на него с видом ценителя. Она стала перед компанией вампиров, опустив руки вдоль туловища и чуть склонив голову вниз и набок, отчего прямые, до колен, волосы шалью покрывали фигуру.
– Погодите! – вскричал Дориан. – Я не могу сдержаться... этот русский поэт... Александр... Сейчас-сейчас!
Он вскочил с места и театрально простёр вперёд руку.
– Послушайте, я вспомнил: «Нет, ничто
Так не печалит нас среди веселий,
Как томный, сердцем повторённый звук!»
И он обратился к девушке:
– «Спой, Мери, нам уныло и протяжно,
Чтоб мы потом к веселью обратились
Безумнее, как тот, кто от земли
Был отлучён каким-нибудь виденьем!»
Затем Дориан картинно сел, а Кристи, подняв к сводам подземного грота взгляд, запела низким грудным голосом:
Я по берегу шёл и ракушку нашёл —
Лежала в сыром песке.
Белоснежно бела и для сердца мила
В одиночестве и в тоске.
Так похожа на снег, на мороза ночлег
На оконном стекле, на росу,
И ещё на туман, что вдали где-то там
И на шепот деревьев в лесу.
Я по берегу шёл и ракушку нашёл
Мечтала она о реке.
Я её целовал, что-то нежно шептал,
А она тихо пела в руке:
Как ветер шумит и камень хрустит,
И чайки уносятся вдаль,
Как море штормит, а потом тихий штиль
Приносит покой и печаль.
Стихи Кристи не отличались совершенством, да и голос не был поставлен. Но всё вместе: бледный вид девушки, необычность обстановки, подземная акустика, вибрирующий от напряжения сильный голос, создавало такую гармоничную красоту, что даже привыкшие за своё долгое существование к всевозможным развлечениям вампиры были потрясены.
Я спросил у неё о виденье своём:
Что знает она о лесах?
Белоснежно бела, задрожала она,
Запела о травах, ручьях,
О дивных дубах, о высоких горах,
Там, где рождались ключи.
Как быстро бежали и реками стали
И дальше волнами текли...
Кристи, уставившись невидящим взглядом в лишь одной ей ведомое пространство, продолжала почти полушепотом, который, подобно набиравшему скорость воздушному лайнеру, подымался все выше и выше:
Я услышал о далях, где она не бывала,
О призрачном царстве теней...
Кристальной слезой говорила со мной,
И я рыдал вместе с ней
О местах, где бывал и где жизнь проживал,
Прорастает где кедр и орех,
О высоких снегах, что лежат на горах,
О дожде, что смоет и грех.
Я по берегу шёл и ракушку нашёл,
О многом с ней говорил.
Блеснула в песке – засияла в руке,
А после в карман положил.
И пошёл я туда, где сверкала вода,
Где широкая речка текла.
Где шептались леса и где небеса
Как будто бы из стекла.
Ракушку я взял и, поцеловал –
Засияла она как звезда —
И волнам отдал, счастья ей пожелал,
Отпуская её навсегда:
Кристи воздела к потолку тонкие руки и возв