Фирра была голодна и, ринувшись к трепещущей птице, жадно её схватила. Но в тот же миг на кисть её поверх птицы тяжело опустилась ступня. Фирра взвыла.
Подняла взгляд и вмиг онемела: мужчина!
Вернее очень молодой мужчина. Она стиснула зубы, чтобы не стонать и попыталась выдернуть руку… Не тут то было! Он резко перехватил её руку выше локтя и заломил за спину, отчего девочка согнулась в три погибели и зашипела от боли. Парень ловко заломил и вторую руку Фирры, моментально связав руки за спиной крепкой бечёвкой. От бессилия и злости у девочки выступили слёзы, но она только крепче сжала зубы.
– Попалась, – злорадно произнес парень. – Так вот кто охотится в наших угодьях!
– Я на своей земле, – огрызнулась Фирра. – Эта гора – посередине!
– Вот именно, – довольно изрёк парень, – а ты зашла на нашу половину.
Он развернул девочку лицом к себе.
– Ты лжешь! – от ярости у неё перекосилось лицо. – Ваша сторона – западная – где садится солнце, это – восток!
Парень довольно рассмеялся.
– Будешь рассказывать нашему вождю!
Он попытался взвалить девочку на плечо, но она ухитрилась извернуться в воздухе и впилась зубами ему в шею. Руки её оказались свободны: не существовало такой верёвки, которая была бы в состоянии удержать Фирру!
Её неоднократно связывали на спор всевозможными способами, но девочка была гибкая, как змея, тело её, точно глина, легко трансформировалось под любыми путами. Теперь уже взвыл парень. Не взирая на боль, он отодрал девчонку от шеи. По подбородку её стекала кровь.
Фирра, вскинув руки, ловко вывернулась из его рук и заскользила вниз по склону. Она нисколько не сомневалась в том, что удерёт. Однако не тут-то было! Парень ринулся следом и в несколько огромных прыжков сбил её с ног, и вместе они кубарем покатились под гору, разрывая и без того скудную одежду.
Падение прекратилось у могучего дуба, об который оба врезались со страшной силой, но парню досталось больше: он принял удар на себя и потерял сознание. Фирру отбросило в колючие кусты.
Первым дело девушка повела руками и ногами. Всё вроде цело, и боли не чувствовалось. Она знала: раны заноют после, когда их обработает в лагере Трандечиха – старая беззубая бабка-шаманка. Оцарапанная, девочка выбралась из кустов и осмотрела парня. Он лежал на боку, и волосы его склеились от ещё светло-красной крови.
Пора уходить. Действительно зря она полезла на эту гору, но здесь водились такие вкусные упитанные птички… Фирра вздохнула и с тоской глянула наверх. Наверняка птичку уже сожрал какой-нибудь хищник!
Смеркалось. По идее надо возвращаться в лагерь, но она колебалась, разглядывая поверженного врага-мужчину. Сам виноват, что напал на неё! Хотя и нежелательно ей охотиться на этой горе, но ведь никто не запрещал находиться на восточной стороне. А парень решил воспользоваться своей недюжинной силой и утащить её в свой лагерь. Там бы девочку обменяли на что-нибудь полезное. Ещё бы! Ведь Динга ни за что не откажется от такой ловкой охотницы, как Фирра.
Девочка сделала несколько шагов в сторону стойбища, но остановилась и хмуро поглядела на парня. Понятно, что до утра он не дотянет: слишком много в последнее время развелось диких собаковолков, хищных, как волки и бесстрашных к людям, как собаки. Они непременно набредут на кровь и сожрут этого придурка с потрохами.
Фирра была уверена, что он «сам виноват», но какое-то ужасное чувство не давало ей скрыться среди деревьев. Девочка ненавидела сама себя. Её с детства приучали к безжалостности. Оказывать сочувствие можно только по отношению к своим, но мужчины в их число не входили.
Медлить далее уже невозможно: совсем скоро стемнеет, и Фирре надо либо забираться с ночёвкой на дерево, либо нестись во всю прыть к лагерю. А тут ещё этот… Фирра подняла его оружие – небольшой арбалет и кожаный колчан со стрелами. Так повелось, что женщины в основном охотились с помощью лука, а мужчины – арбалета.
Фирра вздохнула. Надо разводить костёр! В душе она понимала, что не бросит этого молодого мужчину. В ней очень сильно было понятие дружбы, и предательство казалось самым страшным проступком!.. Теоретически она бы, конечно, ничего плохого не совершила, ведь парень – враг! Однако практически девочка твердо была уверена, что не простит себе его гибели.
Скоро бодренько затрещал разведённый Фиррой с помощью кремниева огнива костёр, благо поблизости оказалось сломленное молнией дерево.
Оставив парня у костра, она спустилась к ручью и набрала воды в кожаный чехол от стрел. Обмывая рану на голове парня, она подивилась необыкновенно светлым его волосам и сразу вспомнила Дингу: лишь у неё одной из всего племени были такие вот удивительные бело-жёлтые волосы! Динга пришла к ним с Севера и в честном поединке убила стареющую вождиху, после чего возглавила племя. С появлением Динги племя военизировалось, новая вождиха сумела зажечь в охотницах дух Воина, и они заметно потеснили мужчин, отвоевав себе прежнюю территорию, разделом которой и служила эта гора.
От холодной воды парень пришёл в себя, издал слабый стон, но, увидев Фирру, тотчас замолчал. Она протянула чехол с остатками воды, но парень отвернул лицо. Тогда Фирра демонстративно выпила воду сама. Затем подбросила в костёр сучьев и, усевшись, привалилась спиной к дереву – задремала. В руках она крепко сжимала трофейный арбалет, стрелы от которого лежали от неё по правую руку. Одна стрела, впрочем, была заряжена и направлена в сторону мужчины. Вдруг ему снова взбредёт в голову напасть на неё? По рассказам старших женщин девочка знала насколько опасны мужчины и какие страшные вещи могут они сотворить с женщиной, если вдруг поймают! Поэтому только самые сильные охотницы могли позволить себе разгуливать в одиночку. Фирра мечтала стать одной из Главных Охотниц и войти в свиту Динги. Раньше она не удалялась далеко из лагеря, но по мере взросления ощущала в себе больше силы и даже несколько раз не являлась ночевать в лагерь, засыпая на дереве. В первый раз её отругали и даже хотели наказать, заставив помогать мамкам, но неожиданно за Фирру вступилась сама Динга. Она взяла девочку за подбородок и посмотрела в глаза, после чего коротко бросила: «Пусть ходит!» И всё. От Фирры сразу отстали, и она получила негласные полномочия не возвращаться ночами в лагерь.
А какой у Динги был взгляд! Холодный, безжалостный и одновременно исполненный невероятной глубины и премудрости. Фирра отчаянно захотела, чтоб и у неё был такой же взгляд! Она изо всех сил старалась казаться старше своих тринадцати лет, но по физическому развитию заметно уступала сверстницам, у которых уже появились груди и женственная округлость. Зато в ловкости она оставляла их далеко позади… Фирра заснула.
Раздался душераздирающий вой. Фирра машинально вскинула арбалет, раскрывая глаза. Костёр полыхал, и парень горящим концом головёшки тыкал в оскаленную пасть собаковолка. Тот страшно выл, но не отступал. Позади него мелькали ещё тёмные силуэты сородичей. Фирра, не задумываясь, выпустила стрелу. Та впилась в бок собаковолку. Фирра нахмурилась, ведь она целилась в шею! Оказывается, из этого арбалета нужно ещё пристреляться. Ну, хоть не попала в парня! Отчего ж он её не разбудил?.. Следующая стрела вонзилась в тёмный силуэт, и по визгу Фирра ухмыльнулась: в яблочко! Наугад она выпустила по силуэтам ещё несколько стрел и каждый раз полёт их оканчивался жалобным воем. Собаковолки отступили.
Тогда она подбросила в огонь ещё сучьев. Зная подлый нрав собаковолков, девочка не сомневалась, что они обступили их кругом, и так будут сидеть до самой зари, ожидая со стороны людей какой-нибудь промашки.
Парень подсел ближе к костру. Он был бледен, крупные капли пота стекали из-под волос по лицу.
«Должно быть, он очень хочет пить», – подумала Фирра и пожалела, что не оставила ему воды.
Он был худ и высок, с голубыми глазами и светлой кожей. Но брови – заметно темнее, чем волосы. Определённо он сильно походил на Дингу, чем сразу снискал симпатию Фирры. Мог ли он быть ребёнком Динги? Фирра слышала от своей мамки, что Динга один единственный раз участвовала в Ночи Зачатия, после чего родила мальчика и, согласно договору, отдала его мужчинам. Вообще-то каждая женщина мечтает родить девочку-охотницу, но не всегда, к сожалению, девочки получаются, и тогда новорожденных мальчиков мамки выкармливают до трёх лет, после чего насовсем отдают мужчинам. Больше Динга попыток родить девочку не предпринимала, целиком посвящаясь племени.
Парень прилёг набок, облокотившись о землю. На плече его виднелась запёкшаяся кровь. По-хорошему бы ему обмыться в ручье да обложиться целебными травами! Но есть надежда, что к утру он оправится и сможет доковылять до своих сам…
– Как твоё имя? – голос его прозвучал неожиданно низко и хрипло. Или она не обратила на это внимания раньше?
– Фирра.
– Я Шарон.
Она покачала головой. Однако имечко! Имена давали своим сыновьям мужчины. А то имя, какое мальчики носили до трёх лет, ими забывалось. Зато его помнили матери!
– А как тебя звали раньше, тебе говорили?
– Я сам помню – Дарик.
Фирра фыркнула: ну да! У этих маленьких мальчиков всегда уменьшительные имена! И подумала о том, что надо будет спросить мамку об имени сына Динги.
– Ты вёрткая.
Фирра хмыкнула: а он как думал!
– А ты – сильный, – подумав, отметила девочка.
– У тебя длинные волосы.
Фирра улыбнулась: надо же, обратил внимание. Она убирала волосы на затылок, научившись переплетать их верёвочкой, но от падения верёвочка разорвалась и потерялась, и волосы рассыпались по плечам и спине смоляными кольцами. Волосы несомненное достоинство Фирры. Каждая прядка их от рождения на конце образовывала колечко, причём вне какой-либо последовательности, а так – сама по себе.
– И шея у тебя, как у птенца: её ничего не стоит переломить пальцами.
Этот комплимент девочке не понравился, она вскинулась:
– А ну попробуй!
Он негромко засмеялся, морщась от боли.
– Ах ты, пигалица!
– Кто?!
– Пигалица… ну, это значит маленькая женщина.
Фирра от злости закусила губы.
– А ты, а ты…
– Ну, кто я?
– Неотёсанный, грубый, скверный, вонючий мужлан, - на выдохе выдала она ругательства, которые слышала в лагере.
Он зашёлся от смеха.
– Куропатка ты, право куропатка!
– Я тебя ненавижу! – Фирра нацелила арбалет. Но парень не испугался.
– Тебе сколько лет?
Она молчала.
– Лет десять?
Это прозвучало обидно! У Фирры непроизвольно скривились губы.
– Ну, давай заплачь, заплачь, – ехидно попросил парень, и Фирра отвернула лицо. Этого только не хватало – показывать свою слабость! Если б её дразнили девчонки, она бы вырвала у них волосы, а этому раненому мужлану как ответить? Фирра решила с ним более не заговаривать.
– Обиделась? – он осторожно перевернулся на спину. – Ну и дура.
Это уже слишком, и Фирра запустила в него камнем. Ей уже было плевать на его раны! Парень взвыл.
– Ты что делаешь?
Фирра горделиво улыбнулась: а нечего обзываться! Она никому не спускала подобного к себе отношения.
– Женщины всё равно слабее мужчин.
Да? Фирра подняла камень поувесистей.
– Ненормальная! Положь на место!
Ну, «ненормальная» всё-таки не «дура», и камень лёг по правую руку Фирры.
– Всё зло в мире от женщин, – философски изрёк Шарон.
– Неужели? – не выдержав, нарушила свой обет молчания Фирра. – А кто развязал Последнюю Войну?
– А из-за кого? – парировал Шарон. – Во всем виноваты женщины!
– Ну, конечно! Было бы на кого свалить.
– Все женщины хитрые и коварные.
– Как жалко, что я не оставила тебя здесь подохнуть! – не выдержала Фирра. – Рассказывал бы сейчас это своим предкам!
Повисла пауза, после которой Шарон виновато хмыкнул:
– Ладно, ты – исключение.
– А ты – нет, – проворчала Фирра, – типичный неотёсанный мужлан!
– Ты много их видела, мужланов?
Фирра смутилась.
– Ты первый.
– Вот видишь. А делаешь выводы.
– Это качество такое же мужское, как… – она не договорила.
– Как что?
– Как то, что у вас между ног!
Он засмеялся.
– Вам повезло больше: вы имеете привилегию рассматривать мальчиков до трёх лет. Поэтому извини, но я не знаю, что у тебя там между ног! Вне сомнения ничего хорошего, раз вы не мужчины. Творец создал мужчину по своему образу, а с женщиной он явно погорячился!
– Тебя неправильно информировали, – хмыкнула Фирра. – Первой Творец создал женщину, а из её утробы – весь мир!
– Тоже мне «праматерь»! Это мозги вам запудривают ваши шаманки, а вначале не было так.
– Да что бы вы вообще без нас делали?
– А вы без нас?
– Пары самцов было бы достаточно для поддержания рода. Мужчины – не самостоятельная ветвь эволюции. Просто им надо как-то утверждаться. Вот они и поработили женщин, а затем в Последней Войне уничтожили целый мир!
– Что за глупость! Виной всему была женщина, из-за которой и разгорелась война!
– Послушай, – холодно заметила Фирра. – Кто-то из нас неправ. Давай, это будешь ты.
– Вот она неоспоримая женская логика! – рассмеялся Шарон. – Творец, а ты хорошо подумал, прежде чем вылепил сие создание?
– Твои аргументы? – хмуро вопросила Фирра.
– Во-первых, мужчины сильнее…
Фирра недовольно поморшилась
– Во-вторых, умнее…
– Ну, я бы с этим поспорила!
– В-третьих, – он не обратил на неё внимания, – красивее…
– Ну, уж ни фига подобного! – возмутилась Фирра. – Ты просто не видел наших девушек.
– В-четвёртых, мужчины талантливее. Наши арбалеты во сто крат лучше ваших луков. А ещё мы изобрели новое оружие и приучили волкособак.
– Только и знаете, что всякую пакость выдумывать, – проворчала Фирра. – Ненавижу и волкособак, и собаковолков!
– И зря, – заметил Шарон. – У них такие славные щенки. А один совсем чёрный и кудрявый, похож на твои волосы.
– Ладно, я хочу спать, – буркнула Фирра, которой совсем не понравилось сравнение с собаковолком. Она свернулась под деревом калачиком.
– А тебе сколько лет? – спросила.
– Семнадцать.
«Ну, он и здоровенный», – подумала Фирра, засыпая.
Наутро оказалось, что Шарон хоть и с трудом, но может таки передвигаться. Колено его раздулось, нижняя часть ноги тоже отекла. Фирра нашла крепкую сучковатую палку, на которую Шарон вполне мог опираться.
– Может, тебя проводить? – неуверенно предложила она.
– Что ты! – он даже испугался. – Если тебя увидят наши, то не жди ничего хорошего!
– А как я узнаю, что с тобой всё в порядке?
– Как? – Шарон задумался. – Пожалуй, я приду к этому дереву в новолуние и оставлю тебе какой-нибудь знак.
– Какой?
– Ты увидишь.
– Договорились.
Шарон стал медленно спускаться на свою территорию, и Фирра, проводив его взглядом, опрометью бросилась к стойбищу.
Первым делом Фирру отвели к Динге. Вождиха молча выслушала сбивчивый рассказ девочки о том, как она углубилась слишком далеко в лес в погоне за оленёнком и нарвалась на собаковолков, которые загнали её на дерево. На собаковолков она истратила все стрелы и в довершение ко всему упала с дерева, сломав лук.
– Вот, – Фирра представила в доказательство обломки лука.
Взгляд Динги просверливал её насквозь, и девочка опустила голову.
– Мне это не нравится, – негромко сказала Динга. – Ты потеряла бдительность, и до новолуния будешь помогать мамкам.
Фирра вскинулась, но под тяжёлым взглядом Динги понуро склонилась, принимая наказание. Это было для неё весьма унизительно, но если бы Динга знала истинную причину отсутствия Фирры, то наказание было бы куда страшнее! Самым ужасной считалась даже не смерть, а всеобщее презрение. Вплоть до изгнания из племени. Этого все боялись более всего!
Все женщины в племени подразделялись на охотниц и мамок, причём охотницы пользовались особыми привилегиями, им доставались лучшие куски из добычи, всеобщий почёт и уважение. А мамки занимались тем, что обслуживали охотниц, варили еду, изготовляли одежду, собирали и заготовляли коренья, грибы и ягоды. А также ухаживали за небольшими огородиками и разводили цветы.
В обязанность мамок входило также воспитание детей – малолетних девочек и мальчиков до трёх лет, после чего девочки обучались в специальных детских группах, а мальчики продавались мужскому племени.
Фирра отправилась в шатёр к мамке, которая её воспитывала. Мамку звали Амма. Завидев воспитанницу, она всплеснула руками.
– Фирруська, тебя наказали? Надо же какое счастье!
Девочка сморщила нос.
– Ну, не дуйся, не дуйся… А как бы ты ещё у меня оказалась? Важная стала такая, нос воротишь…
Амма всегда отличалась особенной чистоплотностью и радушием. Она не могла спокойно пройти мимо малейшей соринки, и поэтому Фирре особо нечего было делать в шатре. Зато Амма тотчас достала для неё угощение: кусочки вяленого мяса, рыбку, запекла пару рассыпчатых картофелин.
Фирра с жадностью набросилась на еду. Разглядывая её, Амма причитала:
– Надо же, ободралась-то как вся, бедняжечка! Вот покушаешь, сходим с тобой к Трандечихе, она обмоет тебя да заговорит. А то шрамики останутся…
Трандечиха жила отдельно от стойбища в отгороженном плетнём шалаше, на зиму накрывавшемся шкурами. Её не любили и опасались, но однако постоянно прибегали к её услугам. Она была очень стара, и впереди у неё безобразно торчали чёрные зубы, которыми она «загрызала» младенцам грыжи. Поговаривали, что Трандечиха при желании может «засушить» любую женщину и напротив – сделать даже самую отверженную дурнушку желанной красавицей. Поэтому поток женщин в шалаш старой карги не иссякал, но Фирра воспользовалась её услугами впервые. Хоть она и полагала, что шрамы не портят настоящую охотницу, но случалось, что раны загнаивались, чернели, и женщины умирали.
Трандечиха окинула девочку быстрым взглядом.
– Раздевайся.
Фирра находилась внутри шатра, посреди которого стояла емкость с горячей водой, от которой отвратительно воняло, и пар окутывал помещение.
Анна осталась с приношениями за плетнём.
Фирра скинула порванную одежу – льняную хламиду и кожаный,
выделанный Аммой пояс и развязала шнурки сандалий. Трандечиха велела ей сесть в деревянное корыто и, приговаривая, стала поливать раны вонючей жижей. Обычно немногословная, в такие минуты Трандечиха, казалось, не могла остановиться, всё приговаривала и приговаривала, за что и получила своё прозвище.
Фирра стиснула от нестерпимой боли зубы: раны ожгло, точно огнём, но не издала ни звука.
– Ты будешь великой охотницей, красавицей, – бормотала Трандечиха, – если… если только пройдёшь Посвящение! Берегись человека с белыми волосами и голубыми глазами… такого, как… как Динга!
От изумления Фирра забыла про боль. Её бросило в жар: откуда Трандечиха знает? Она покосилась на бабку, но та была словно не в себе: глаза закатились, виднелись одни белки и дряблые щёки трепыхались, как в лихорадке.
– Ты не наша, не наша, не наша… – продолжала бормотать старуха. – Ты не должна больше жить, ты нарушила наш обычай и вступила в сговор с врагами…
– Заткнись, старая карга! – в бешенстве закричала Фирра. – Иначе я убью тебя!
Но бабка неожиданно молодо расхохоталась и закружилась на месте с такой скоростью, что замельтешило в глазах!
Более не в силах ожидать продолжения сеанса, Фирра выскочила из корыта и, накинув, хламиду, вылетела из шалаша. Пояс и сандалии она держала в руках.
– Ты куда? – изумилась Амма, терпеливо дожидавшаяся Фирру. – Постой! Что случилось?
Но девочка, не слушая, зайцем поскакала к шатру. Там она закуталась в шкуры и почти сутки пролежала в лихорадке после лечения Трандечихи. Больше всего она боялась, что старая карга поведает племени об её преступлении, но ничего не случилось, и девочка уверилась, что та была вне себя, когда с ней разговаривала.
Раны однако бесследно зажили, и вскоре Фирра стала помогать во всём Амме и другим мамкам по хозяйству. Она разделывала шкуры, собирала овощи и травы и заодно cшила себе новую хламиду и даже раскрасила её охрой полосками. Получилось красиво и необычно! Ещё она изготовила ожерелье из меленьких разноцветных камушков, которые находили в горах девочки во время прогулок с мамками. Амма не могла надивиться на послушание Фирры.
– Что ж это она там с тобой такое сделала? Подлинно говорят, Трандечиха волшебница.
А Фирра тем временем отсчитывала дни, оставшиеся до новолуния, когда должно закончиться её наказание и она сможет отправиться к дереву, на котором Шарон обещал оставить ей знак, что с ним всё в порядке. Просверливая в самоцветах дырочки и нанизывая их на бечёвку, Фирра непрестанно вспоминала парня и то, что он сказал про её волосы: длинные и ещё кудрявые, как щенячья шёрстка… Она улыбалась.
– Что это с тобой? – удивилась Амма, – какая-то ты спокойная стала и наряжаешься. Никак повзрослела?.. Ну, смотри, скоро у тебя месячные пойдут!
Фирру страшно злили эти разговоры, и она всегда огрызалась на Амму. Но не на этот раз.
– А что это значит? – спросила она. – Ну, кроме того, что я буду называться девушкой.
– Ты сможешь зачать ребёнка, – невозмутимо ответила Амма. – Но сначала тебе надо пройти инициацию, после чего ты станешь полноправным членом общины… уже сейчас видно, что ты будешь успешной охотницей, а если повезёт, то принесёшь племени крепеньких девочек!
– Или мальчиков.
– Окстись! – Амма сплюнула. – Это такое наказание – в муках родить ребёнка, чтобы отдать его впоследствии мужчинам!
Фирра напряглась: вот он – удобный момент разузнать про Шарона!
– Скажи мне, Аммочка, – ласково обратилась Фирра к мамке. – Наша Динга, она ведь тоже рожала ребёнка. Мальчика, ведь так?
– Да, конечно. Об этом все знают.
– А ты помнишь, когда это было?
– Как же помню, конечно, – Амма нахмурилась. – Его отдали мужчинам как раз в тот год, как родилась ты.
– Значит ему семнадцать лет, – быстро сказала Фирра. – А как его звали, ты помнишь?
– Дар, вроде. Или Дарий?..
– А может Дарик? – вкрадчиво спросила Фирра.
– О, да! Дарик! Конечно, Дарик… ты у меня умница. И откуда только ты всё знаешь?
– Интересно, кто у него отец?
– Этого никто не знает, малышка. Ночь Зачатия – время особое, торжественное, и никто ничего не знает! Только женщина может знать своего ребёнка! А мужчина, он, как ветер: подул и нет его…
– Фирра, привет! – раздался у порога застенчивый голос. Мариса! Она была младше Фирры на год, но гораздо её крупнее. В двенадцать лет Мариса выглядела года на два старше. Но вела себя перед Фиррой заискивающе. Как-то с раннего детства между ними повелось так, что Фирра всегда верховодила.
– Здравствуй, Мариса, здравствуй, – встрепенулась Амма. – Проходи, садись возле Фиррочки!
– Я узнала, что тебя наказали и временно выселили из охотничьего шатра, почему же ты ко мне не зашла? – улыбаясь светло-коричневыми глазами, спросила Мариса.
Фирра нахмурилась. Она продолжала просверливать в новых камушках дырочки. Мариса её раздражала своей непроходимой тупостью: более часа в её присутствии Фирра проводить не могла. Такие как Мариса рождались уже мамками и кроме как о бытовых делах с ними разговаривать совершенно не о чем! Фирру же интересовало всё новое, неизвестное, неисследованное… как, например, Шарон! Но о нём никому нельзя рассказывать.
Когда Фирра пыталась поведать Марисе, к примеру, о звёздах или о том, как лучше изготовлять стрелы, чтобы они летели прямо в цель, у той моментально тупело лицо или она начинала смотреть на Фирру с таким противным обожанием, что девочка не выдерживала и, замолчав на полуслове, уходила.
Вот и сейчас Мариса, сомлев, сидит рядышком и как будто наблюдает за её работой, а на самом деле так и старается прижаться к плечу Фирры своим плечом.
– Мариска, отвали! – не выдержала, наконец, Фирра, и та надула губы.
– Ты грубая.
– Зато ты… слишком мягкая, – сквозь зубы процедила Фирра. Она терпеть не могла все эти нежности, поглаживания и ухаживания, которые наблюдались среди взрослеющих девочек. Для себя Фирра твёрдо решила, что не станет заниматься ничем подобным. Её судьба – это война и охота. А не какие-то муси-пуси! Она снова вспомнила Шарона. Вот он – настоящий охотник! Как здорово он скрутил её тогда, а как быстро догнал и сбил с ног! Нет, всё-таки в мужчинах тоже
есть что-то хорошее…
– Сегодня вечером мы будем провожать на инициацию девочек годом старше нас. Ты не забыла?
Фирра закусила губу: конечно, она забыла! Хотя на этот праздник собираются все девочки. Будут танцы, стрелялки из лука горящими стрелами и потасовки между малышами. Это праздник для подрастающих девочек. Но Фирра считала себя выросшей из него, особенно после того, как побывала в шатре охотниц. Несмотря на то, что Фирра там самая молодая, с ней обращались как с равной, ничем не выделяя. Основная задача охотниц – совершенствоваться с утра до вечера в метании копья, борьбе и стрельбе из лука, да ещё выполнять различные упражнения, позволяющие натренировать нужные для войны и охоты мышцы.
– Так ты придёшь?
– Приду, – хмуро буркнула Фирра.
– Я буду ждать, – Мариса скоро чмокнула подругу в щеку и поплыла к выходу.
– Достала, – прошипела Фирра, вытирая щёку о плечо.
– Ты зря обижаешь Марису, – накинулась на неё Амма. – Мариса – замечательная хозяйка: аккуратная, а уж какая красавица! Всё при ней: и груди и талия какая тонкая. А волосы – чистый шёлк!
– Вот и спи сама со своей Мариской, – окрысилась Фирра.
Амма всплеснула руками.
– Да разве ж я зла тебе желаю! Каждая настоящая охотница нуждается, чтоб её обласкали, поесть приготовили, массаж сделали, обмыли да обстирали. А Марисса любит тебя, это видно! Так уже сейчас тебе отношения с ней налаживать надо, а то гляди: уведёт какая! Не так уж и много подобных девушек, готовых прислуживать. Все больше в охотницы метят, да только не всем это под силу. Вот попадётся тебе какая-нибудь неудачница – намаешься с ней!
– Отстань то меня, – уже не на шутку раздражилась Фирра. – Сказала же: эта тема мне неприятна! А ты снова за своё!
– Ишь ты, какая она крутая, – покачала головой Амма. – Враг я тебе что ли? Чай вырастила тебя, выкормила, когда мать-то твою, покойницу, медведь разодрал…
– Ну, всё, надоело! – Фирра швырнула камешки в корзину и поднялась. – Я буду жить так, как считаю нужным, и ты мне не указ.
– Ладно-ладно, – пошла на попятную Амма. – Давай лучше нагрею тебе воды. Как-никак это твой последний девчоночий праздник. На следующий год будут чествовать уже тебя.
Веселье было в разгаре. Фирра наотрез отказалась участвовать в соревновании лучниц, зная наперёд, что в стрельбе ей нет равных, тем более среди малышни. Зато она с удовольствием запускала в звёздное небо горящие стрелы, которые зажигала и подавала ей довольная такой честью Мариса.
На Марисе в эту ночь была надета коротенькая, из сшитых кусочков кожи, юбочка, не закрывающая полные загорелые ноги, и вязаная повязка-резинка вокруг груди. Волосы Марисы, светло-русые и гладкие, спускались до самых колен. В ночь инициации четырнадцатилетних девочек волос заплетать не разрешалось.
Затем начались танцы. Четырнадцатилетки, важные, исполненные достоинства и волнения перед предстоящим посвящением Диане, богине охоты и покровительнице племени, чинно исполняли свой последний девчоночий танец, после которого их отведут за стойбище в специальный шатёр, где сама Диана сотворит над ними особенный обряд (что это за обряд, держалось в строжайшей тайне!), после которого девушки станут женщинами и полноправными, взрослыми членами общины.
– Потанцуем! – Мариса повлекла Фирру в круг девчонок-подростков.
Фирре нравились танцы! Будучи от природы весьма гибкой, она извивалась под музыку, точно змея, ритмично подёргиваясь в такт барабанов. В эти минуты она забывала обо всем на свете – только музыка и она, она и музыка! И когда девчонки образовывали хоровод или разбивались на пары, Фирре это мешало. Она любила танцевать лишь одна.
– Ты – чудо! – восхищенно шептала ей Мариса. – Я тобой просто восхищаюсь!
Несколько раз она пыталась повиснуть у Фирры на шее, но та отбивала все её попытки выпирающей сбоку талии тазовой костью. Удар был весьма ощутимый, и Мариса вскоре успокоилась.
Утомившись от непрерывного танца, Фирра захотела пить, и Марисса услужливо поднесла ей чашу с водой, подслащенной в честь праздника ягодным вином.
Девочки вышли из круга танцующих.
– Ну как? – спросила Фирру Мариса, когда та опустошила чашу.
– Отлично.
– А хочешь крепкого вина? – шёпотом спросила Мариса. Пить крепкое вино до инициации девочкам в общине строжайше запрещалось, только разбавленное водой.
– Откуда у тебя?
Мариса пожала плечами, засмеявшись низким, грудным смехом.
– Разве ты не помнишь? Моя мама готовит вино для инициации. Вот я отлила немного… для тебя!
Мариса отвязала от пояса кожаный мешочек и вылила его содержимое в чашу.
– Вот пей.
– А ты?
– Я после тебя. Оставишь мне немного. Если захочешь.
Фирра с любопытством отхлебнула. Ничего особенного, только очень сладко. Фирра с детства обожала мёд и сладкие сушеные фрукты, поэтому не удержалась и выпила вино залпом, но в конце поперхнулась и закашлялась.
– Ты чего?
Фирра отдала чашу Марисе, замахав перед собой руками.
– Жжётся-то как! – выдохнула она. – Ну и гадость!
Девочка хватала ртом воздух, как рыба, вытащенная из воды, и глаза у неё были такие же выпученные. Вино обожгло живот, постепенно обволакивая его приятной теплотой. Вместе с этим закружилась голова. Фирра покачнулась.
– Да ты никак опьянела, – в уши Фирры вливался нежный шепот Марисы, которая подхватила её за талию. – Нехорошая, даже мне не оставила… Но у тебя вино осталось на щеках. Дай, я попробую…
Мариса принялась слизывать винные капли со щёк Фирры. Та попыталась отклониться, но Мариса руками перехватила её за голову и впилась поцелуем в губы. Фирра остолбенела. Хмель моментально улетучился. Ну и наглость! Никому она не позволяла к себе приставать. Фирра оттолкнула Марису, но та не отступила, вцепившись в хламиду Фирры.
– Я не могу без тебя, – страстно зашептала, – я просто умираю от любви к тебе! Я хочу провести с тобой ночь, я буду целовать тебя. Вот увидишь, тебе понравится…
– Дура! – Фирра со всей силы ударила в глаз Марису так, что та отлетела и навзничь шлёпнулась на землю.
– Дура! – повторила Фирра и склонилась на Марисой, занеся кулак для повторного удара. Та в страхе завизжала.
«Что я делаю?» – ужаснулась Фирра. В общине ни в коем случае не разрешалось применять силу к более слабым. Тогда она выпрямилась и пнула Марису под зад. Затем ушла в лес неподалёку от стойбища и заснула на дереве.
Мариса её не выдала, сославшись на сук, на который якобы в темноте напоролась, но Фирра благодарности к ней не испытывала. Она бы лучше снесла наказание, только чтобы ни от кого не зависеть. Но не дура же она, чтобы идти признаваться! А Марисы Фирра решила с тех пор избегать.
Наконец наступил долгожданный день после новолуния, и наказание с Фирры было снято! С первыми лучами солнца она, прихватив лук и стрелы, понеслась к заветной горе. Путь предстоял неблизкий, но Фирра была в отличной форме и к полудню намеревалась взойти на гору.
Все так и случилось. Солнышко припекало, когда девочка с замирающим сердцем приблизилась к заветному дереву. Ещё издали она заметила на нём нечто красное, и, забыв обо всём, подбежала. Это была красная ленточка – кусок льняной ткани многократно обработанной в охре. Фирра потянулась, чтобы отвязать ленту, как вдруг услыхала свист летящей верёвки. Девочка дёрнулась, но поздно: петля опустилась через голову и накрепко прикрутила локти к туловищу!
– Попалась!
Шарон резко дёрнул конец верёвки к себе, и Фирра упала.
– Это подло! – она едва не заплакала. Её не раз предупреждали о коварстве мужчин. И почему она так развесила уши, что даже не огляделась?
Шарон рывком поднял девочку на ноги.
– Не бойся, – засмеялся он, – это же просто шутка!
– Однако, – только и смогла выдавить Фирра.
Он ловким движением освободил девочку от пут.
– У меня есть для тебя подарок, – сказав так, Шарон исчез. Фирра изо всех сил сдерживала улыбку, желая оставаться суровой.
Шарон вскоре показался, прижимая к груди чёрного щенка.
– Вот. Помнишь, я говорил.
Фирра кивнула, с любопытством рассматривая зверя. Он был славный, вислоухий, весьма упитанный и с толстенными узловатыми лапами.
– Знаешь, какая у него мать? Вот такая, – Шарон показал себе по пояс, – а отец так ещё здоровее!
Фирра хмыкнула, подумав, что Шарон знает родителей этого щенка, а своих собственных – нет! Ну, а она то, по крайней мере, знает кто его мать.
– И зачем он мне? – скептически кивнула на щенка Фирра.
– Он вырастет и будет тебя защищать.
– От тебя? – фыркнула девочка.
– Зачем от меня? От волкособак.
– Мы говорим – «собаковолков».
– Какая разница!.. Или от других мужчин. Меня-то тебе нечего бояться!
– Да? – Фирра всё же не вытерпела – улыбнулась и взяла у Шарона щенка.
– Ух ты, какоё тяжёлый!
– Преданный будет. Я вижу. В нем собачьего гораздо больше, чем волчьего. Он будет любить тебя и, если понадобится, за тебя умрёт.
– Спасибо, Шарон. Только меня ведь могут и не понять. Если я притащу собаковолка.
– А ты объясни. Не все ж женщины дуры. Поговори с вождихой. Объясни, что собаки приносят много пользы, а едят в основном то, что остаётся. Кости, например. Ты охотница, сразу видно! Поэтому Жорка не будет голодать.
– Жорка? – переспросила Фирра и засмеялась. – Ну и имя!
– Просто он всё время сосал свою мать, жор его одолел, ну я и назвал.
– Хорошо, я постараюсь убедить Дингу принять щенка, – согласилась Фирра. – Только вот я была под наказанием до сегодняшнего дня. Из-за тебя, между прочим.
– Ты рассказала о нашей встрече? – изумился Шарон.
– Ещё чего! Я выдумала историю, как будто на меня напали собаковолки, и я была вынуждена заночевать в лесу. Но всё равно Динга меня наказала за потерю бдительности.
– Я тоже наврал… Присядем!
Шарон опустился на траву возле дерева, и Фирра со щенком на руках села рядом. Щенок, поворочавшись, заснул. Он был приятно тёплый и тяжёлый. Но, несмотря на это, его не хотелось отпускать! Фирра решила во что бы то ни стало уговорить Дингу оставить щенка.
– Если хочешь, я помогу донести, – предложил Шарон.
– Не нужно, справлюсь сама. Спасибо.
Они помолчали. Солнышко ласково припекало сквозь листву, которую колыхал разгулявшийся ветерок. Близилась осень.
– Ты знаешь, что далеко на востоке на Страшной горе живёт древний Старик, – неожиданно начал Шарон и смолк, подбирая слова. Фирра поняла, что он будет говорить сейчас что-то значимое и напряглась.
– Так вот, этот Старик, говорят, знает наверняка, кто появился первым: мужчина или женщина… Я даже слышал, что раньше мужчины и женщины жили вместе…
– Глупость какая! – перебила Фирра.
– Нет, ты послушай! У каждого мужчины была своя женщина, которая рожала ему детей…
– Это неправда! – Фирра возмутилась. – Мужчины – они как ветер – дунул и нет их!
– Я мог бы тебе рассказать теорию не хуже, – холодно заметил Шарон, – потому что женщины – недочеловеки и во всем уступают мужчинам. Их роль лишь вынашивать да выкармливать мальчиков, а сами они – побочный продукт эволюции.
– Ну, знаешь!
– Пожалуйста, успокойся, – попросил Шарон и положил ладонь на руку Фирры, перебиравшую шёрстку щенка. Отчего-то девочка покраснела, и у неё что-то сжалось в груди. Это было так необыкновенно, что она растерялась.
– Я просто хочу знать всю правду, – продолжил Шарон, – поэтому я пойду на восток, отыщу этого Старика и обо всём его расспрошу.
– Это опасно, – заметила Фирра. – Я имею в виду, что опасно одному отправляться в далёкое путешествие. Там могут обитать неизвестные племена. Чужеземцев нигде не любят. Я слышала, что на востоке живут уроды, которые питаются только человеческим мясом и пьют кровь, чтобы жить дальше!
– И всё-таки я хочу пойти.
– А когда?
– Ещё не знаю. Я собираю провизию, стрелы и верёвки. Ещё возьму с собой Града, его отца, – Шарон кивнул на спящего щенка. – Он такой же чёрный!
Фирра наконец осмелилась поглядеть в лицо Шарону. Глаза его были голубые и добрые. Не такие как у Динги.
Шарон убрал ладонь с руки Фирры и потрогал её волосы.
– Жесткие, – отметил он. – А по виду не скажешь. Кажется, что мягонькие.
Фирра смутилась. Она сегодня нарочно не закалывала волос, втайне надеясь на встречу с Шароном, и не просчиталась. Но поведение его было так странно, совсем непохоже на предыдущее. Он обезоруживал её своей откровенностью, а то, что он мужчина пугало её и притягивало. Никогда ещё девочка не испытывала подобных чувств!
– Я должна вернуться в стойбище засветло, – сказала она.
– Я всё-таки провожу тебя, – Шарон взял у неё щенка. – Когда я тащил его на гору, то весь взмок, а ты ведь такая… маленькая.
– Пигалица, – злорадно напомнила Фирра.
– Нет, просто маленькая женщина.
– Лучше не провожай, – Фирра хотела взять щенка, но Шарон упёрся.
– До половины дороги!
– Ну, хорошо, – она согласилась и заскользила вниз по склону.
Щенок вызвал в среде охотниц большие разногласия. Фирра сказала, что нашла его возле пронзенной стрелой из арбалета собаковолчицы. Вероятно, других щенков мужчины забрали, а этот каким-то чудом остался незамеченным…
Динга долго молчала, позволяя всем высказаться. Когда же прения стихли, сказала:
– Я слышала, что мужчины приручают собаковолков и даже охотятся с ними. Если мы будем отставать, то не исключено, что мужчины натаскают собаковолков на женщин… Нам необходимо также освоить этих животных!.. Подай мне его сюда.
Это относилось к Фирре, стоящей перед охотницами со щенком, в страхе прижимавшимся к её ногам от разъярённых женщин.
Фирра поднесла щенка Динге. Та обеими ладонями развернула к себе щенячью мордашку. Улыбнулась.
– Славный, – сказала вождиха и повелела девочке: – Ты воспитаешь его должным образом. Отныне все мягкие кости и хрящи пусть принадлежат этому щенку!
Фирра, с трудом сдерживая радостную улыбку, склонилась перед Дингой. Она уже успела привязаться к щенку и ни за что не позволила бы его убить!
«Как интересно, – размышляла она, лёжа ночью без сна в шатре охотниц, – Динга даже не догадывается, что собаковолка подарил мне её сын. И Шарон не знает об этом. А если б и правда мужчины жили вместе с женщинами, то Динга бы точно знала своего сына, и любила его, ведь он так на неё похож!»
Ещё Фирра могла бы с Шароном дружить и вместе охотиться. Они были бы отличной командой: его сила и её ловкость вне сомнения принесли бы племени удачу. Племени? Мужчинам и женщинам?.. А разве это возможно, чтобы мужчины и женщины жили вместе, они ведь такие разные. Они неизбежно станут ссориться, состязаться за власть… С детства её учили тому, что мира с мужчинами быть не может и что мужчины от рождения враги женщин, только необходимость создания потомства держит их друг возле друга.
Шарон упоминал о Старике, которому известна история создания мира. Так кто же действительно первым сотворён: мужчина или женщина?
Фирру учили, что мир создан матерью богини Дианы, покровительницы охотниц. У праматери были и другие дочери, покровительствовавшие собирательницам плодов, беременным, родильницам, шаманкам… и каждой из них в своё время полагалось приносить жертвы.
А для Дианы раз в год убивали здоровенькую девочку-трёхлетку, чтобы не ослабло божественное покровительство. Ну, а мальчиков убивали чаще, тех что послабее, потому что мужчины должны были давать женщинам здоровое потомство.
«Хорошо, что Шарона не убили, – погружаясь в сон, подумала Фирра. – Наверное, он был красивым ребёнком».
Она положила ладонь на щеночка, спавшего рядом, и на миг представила его мостиком, соединяющим её с сыном вождихи.
Расставаясь, они договорились встретиться в следующее новолуние на горе у дерева. Поэтому через месяц, в сопровождении подросшего Жорки, ещё затемно Фирра отправилась в путь. Одной ей добраться было бы проще, так как Жорка быстро уставал и начинал слабо поскуливать. Тогда девочка брала его на руки и несла, сколько хватало сил. За месяц на хрящах и мясе щенок заметно прибавил в весе и подрос. Он сделался любимцем племени, и охотницы, посовещавшись, решили подстрелить парочку собаковолчиц, чтобы забрать у них потомство и вырастить себе стаю помощников.
Не успела Фирра добраться до горы, как навстречу ей выскочил огромнейший чёрно-белый собаковолк. Она схватилась за лук.
– Не стреляй! – следом за собаковолком показался Шарон. – Это Град.
Фирра опустила лук и расплылась в счастливой, глупой улыбке. Вообще-то улыбаться она не собиралась, но Шарон показался так неожиданно!
– Привет! – Шарон схватил собаковолка за загривок. – Ты не бойся, он бросается на добычу только по команде.
– Какой огромный! – выдохнула Фирра. – Неужели и Жорка станет таким же?
– Вне сомнения, – уверил её Шарон и повелел Граду гулять. Но собаковолк, отойдя в сторону на несколько шагов, не сводил настороженного взгляда с Фирры. Щенок же его не интересовал. Зато Жорка весьма обрадовался сородичу и поскакал к нему, виляя хвостиком. Град гордо поднял голову, не обращая внимания на повизгивания щенка.
– Я рад, что ты пришла, – улыбнулся Шарон и предложил спуститься в долину.
– А если нас заметят? – усомнилась девочка.
– Это невозможно. Трава там в мой рост. К тому же Град чует приближение посторонних до линии горизонта.
– Ну, идём, – согласилась Фирра.
Продираться сквозь травяные заросли оказалось делом нелёгким, и поэтому вскоре они расчистили посреди травы себе место и соорудили огромное травяное ложе, на котором хватило места даже Граду. Собаковолк величественно возлёг у ног хозяина, подняв кверху морду с подрагивающими ноздрями: он ловил ветер и разбирал запахи. Жорка же довольно приткнулся к отцовскому боку и сразу заснул.
– Набегался, – кивнул на щенка Шарон. – Маленький ещё!.. А как отнеслись к нему в племени?
Вкратце Фирра изложила историю принятия щенка.
– Наша вождиха – Динга, она очень смелая и сильная… Знаешь, она похожа на тебя. Вернее, ты на неё похож.
– Ты полагаешь, я её сын? – сразу спросил Шарон.
– Не полагаю, – Фирра замялась. – Я знаю точно. Ты – Дарик!
– К сожалению, это ничего не изменит, – помедлив, сказал Шарон. – Для Динги интересы племени важнее, чем я… Так же и у нас.
– Это неправильно, что мы обманываем наших, – выдала Фирра мучившую её мысль.
– Ты думаешь? – Шарон загадочно улыбнулся. – А если предположить, что не правы наши племена?
– Это невозможно! – твёрдо заявила Фирра.
– Почему?
– Ну… меня так учили.
– Меня тоже. Вот смотри: у женщин своя правда, а у мужчин своя. Но так быть не может! Правда бывает только одна, а то, что не является правдой – ложь! Причём лжи может быть сколько угодно много, а истина обязательно одна.
– Ты говоришь как-то мудрёно, – нахмурившись, заметила Фирра.
– Поясняю. Вот эта трава – она зелёная, так? – Шарон подал Фирре сорванную травинку, и она кивнула. – Но я могу сказать тебе, что она синяя, жёлтая, коричневая и так далее. Но она – зелёная, и сколько бы я не лгал, от этого цвет её не изменится. Однако если ты не увидишь сама, что травка зелёная, ты будешь верить тому, что она другого цвета, понимаешь?
Фирра снова кивнула.
– Вот для этого я и хочу отправиться к Старику на Страшную гору, чтоб узнать правду, понимаешь?.. Без этого мне не будет никакого покоя.
– А когда ты пойдёшь?
– Уже скоро. Думаю, к следующему новолунию.
– И мы больше не увидимся?
– Наверное, нет.
– А, – Фирра замялась, – может быть мне пойти с тобой?
– Нет, одному мне будет легче. Тем более у тебя теперь есть он, – Шарон показал на спящего Жорку. – Ты не волнуйся, я обязательно вернусь!
– А что ты скажешь своему племени?
– Ничего. Я просто сбегу и всё.
– Тебя будут искать!
– Так не найдут же.
– А когда вернёшься?
– Придумаю что-нибудь.
Фирра замолчала. Отчего-то стало так жалко расставаться с Шароном, которого она едва знала, что казалось, ей должны отрезать часть тела. Она теребила травинку, не зная, что говорить.
– Не расстраивайся, – голос парня прозвучал ласково, – я обязательно расскажу тебе всё, что узнаю.
– А если старик скажет тебе, что вначале была праматерь?
Шарон пожал плечами.
– Если он мне убедительно докажет, то я приму это.
– И восстанешь против учения своего племени?
Шарон помолчал.
– Восстану!
– А я бы не смогла идти против Динги, – призналась Фирра. – Для нас самое страшное, если племя тебя изгонит!
– Для нас тоже.
– А если тебя изгонят?
– Буду жить один, как этот Старик на Страшной горе.
Фирра с восхищением, смешанным с ужасом посмотрела на Шарона.
– Хотела бы я быть такой сильной, как ты!
– Так что же тебе мешает?
Она растерянно улыбнулась.
– Не знаю.
Шарон вытянулся на траве во весь рост.
– Я хочу, чтобы мой сын, когда родится, знал меня…
Фирра от удивления округлила глаза: вот это да!
– И чтобы знал свою мать. Я хочу видеть, как он растёт, улыбается, плачет, учится говорить, ходить…
– Сначала ходить, а потом уже говорить, – вставила Фирра.
– Вот видишь, я даже этого не знаю, – вздохнул Шарон. – Волкособаки знают своих родителей, а я нет!
В голосе его послышалась такая горечь, что Фирра поёжилась. Девочкам действительно повезло больше: они, по крайней мере, знают своих матерей. Хотя охотницы сами не воспитывают детей, только кормят грудью, а затем отдают их мамкам.
– Я хочу, чтобы у меня была одна женщина, – продолжил Шарон, глядя на Фирру, и она покраснела, – чтобы она рожала мне детей, вскармливала их молоком. Чтобы она… любила меня.
– Я терпеть не могу эти… – Фирра не знала, как сказать, – любилки всякие. Я охотница!.. Тебе подошла бы Мариса.
– Я не знаю никакую Марису, да и не хочу знать… Я тебя люблю!
Фирра гневно вскинулась: этого ещё не хватало! Сначала Мариса, теперь этот!.. Да оставят ли её в покое?!
– Не злись, – Шарон смеялся. – Моя любовь к тебе, как… этот цветок! – Он сорвал большую ромашку и показал Фирре. – Посмотри на неё. Не правда ли она прекрасна? Она здесь, – он приложил цветок к сердцу. – Я не сделаю тебе зла. У нас много красивых юношей, которые влюблены в меня… Но я, как и ты, решил посвятить себя воинскому искусству и охоте. И оттого, что я был недоступен, юноши стали преследовать меня… А я уходил далеко в горы и раздумывал о своей жизни и о желаниях. Как будто с меня сползала какая-то пелена… Я просто плакал и умолял Создателя открыть мне истину. И затем встретил тебя, но сначала не понял, что Создатель дал мне ответ… но я хочу ещё большего, понимаешь?
Фирра кивнула. Она поняла Шарона не разумом – сердцем. Эти смутные мысли терзали и её, только она не в силах была всё так красиво объяснить. Душа её от рождения тянулась к чему-то неведомо прекрасному. Может, это и есть Создатель?
– Приляг мне на грудь, – попросил Шарон и, видя её нерешительность, добавил: – Не бойся! Я хочу, чтобы мы были близко-близко – ты и я.
Фирра решилась. Осторожно, как будто он мог её укусить, она опустилась щекой на грудь Шарона, он положил сверху ладонь ей на плечо. В груди его билось мощное сердце, а от тела подымались горячие волны. Они были почти осязаемыми.
– Что это? – тихо спросила Фирра.
– Моя любовь к тебе.
– Любовь?
– Да. Бывает, что я так же сильно ненавижу. Но сейчас это любовь.
Фирра прикрыла глаза, окунаясь в неизъяснимое блаженство. Шарон не приставал к ней, как Мариса, но чувство его гораздо сильнее, и рядом с ним ей хотелось оставаться самой собой. Ей ничего не надо доказывать, он просто любил её, хотя едва знал… Разве так бывает? Фирре внушали, что мужчинам неведомы нежные чувства, а только дикая животная страсть, ведущая к воспроизводству потомства. Тогда почему Шарон не такой? У девочки кружилась голова.
– Мне пора обратно в стойбище, – она уселась, стесняясь посмотреть на Шарона.
– Когда-нибудь ты непременно захочешь остаться, – сказал он.
– Почему?
– Потому что полюбишь меня.
Фирра отвернулась, чтобы спрятать улыбку. Эта мысль была неожиданна и… приятна: остаться насовсем с Шароном! Он станет заботиться о ней… Нет, это совершенно невозможно! Ведь для этого пришлось бы покинуть племя.
Фирра вскочила на ноги.
Шарон проводил её почти до самого стойбища. По пути она, зазевавшись, наткнулась на колючий кустарник и вскрикнула. Шарон с Жоркой на руках обернулся через плечо и насмешливо произнёс:
– Ты пищишь, как женщина!
– А я, по-твоему, кто? – потирая расцарапанные ноги, сердито спросила Фирра.
– Действительно, – рассмеялся Шарон. – А я и не подумал!.. Раньше я полагал, что женщины отличаются от мужчин только строением, но, видя тебя, понимаю – не только!
Когда они добрались до места, совсем стемнело, и Фирра страшно нервничала, переживая за Шарона. Она приняла у него заснувшего щенка. Неожиданно Шарон обнял её и, ладонями обхватив затылок, поцеловал в губы. Совсем как давеча Мариса! Но на этот раз Фирра не сопротивлялась, растерянная и охваченная прежним, возникшим ещё в долине чувством.
– А как я узнаю, что ты вернулся? – прошептала она, когда Шарон отнял губы.
– На дереве будет та же красная лента, – ответил он. – Только это может быть ещё очень нескоро.
– Я буду ждать, – твёрдо пообещала Фирра. – Только ты всё равно поторопись, потому что через год мне исполнится четырнадцать лет, и меня посвятят Диане.
– До встречи!
Шарон в сопровождении Града исчез. Фирре вдруг сильно захотелось плакать. Поблизости никого не было, и она уселась на землю, обнимая Жора, уткнулась лицом ему в шёрстку. Фирра плакала очень редко. Она всегда стыдилась того, что другие могут увидеть её слёзы, но на этот раз рыдала горько, не скрываясь. Ей жаль было расставаться с Шароном, а ещё не хотелось уходить из общины. А также было стыдно и тяжело жить двойной жизнью: с Шароном и с племенем, как будто её разрывали изнутри на части. И ещё она чувствовала, что повзрослела и что никогда больше не будет прежней. Она ощущала себя заброшенной и одинокой…
Жорка проснулся от её всхлипываний и ткнулся холодным носом в сомкнутые на лице ладони. Фирра убрала их, и щенок, радостно поскуливая, стал слизывать со щёк солёные слёзы.
– Ах ты, мой хороший! – огладила щенка Фирра. – Хоть ты у меня остался… Проголодался?.. Ну, идём, я тебя покормлю.
Потянулись тягостные дни ожидания возвращения Шарона. Минула ранняя осень, и наступили холода. Фирра облеклась в вязаные шерстяные вещи и шкуры. Каждое новолуние, а то и чаще, приходила она с подросшим Жоркой на заветную гору, но весточки от Шарона всё не было.
Поначалу она взбегала по облысевшему склону легко и взволнованно, в надежде увидеть красную ленточку, но постепенно на неё наваливалась тяжесть отчаяния и мысли о том, что Шарон вероятнее всего погиб. Его могли убить дикие племена уродов-нелюдей, оставшихся после Последней Войны, или растерзать какие-нибудь невиданные звери, от которых их племя защищала высокая горная гряда на востоке. А может быть, он подхватил какую-нибудь страшную болезнь, от которой выпадают волосы и зубы и заживо гниют кости?..
Фирра содрогалась, представляя себе всё это.
А вдруг Шарон вернётся без зубов и волос? Станет ли она заботиться о нём после этого?
«Стану!» – уверенно думала Фирра. Только бы он вернулся, а покалеченный или нет – это уже не важно. Сейчас, когда Шарон далеко, он стал ей намного дороже, чем раньше. Она по-настоящему в него влюбилась.
В эту ночь выпало много снега, и в предрассветном лесу было почти как днём, несмотря на то, что на небе отсутствовала луна – лишь звёзды, крупные и холодные, как морозный, захватывающий дыхание воздух. Фирра встала на короткие широкие охотничьи лыжи, обильно смазанные салом медведя, которого на днях охотницы убили прямо в берлоге. Рядом с девочкой в нетерпении подпрыгивал Жорка. От волка в нем было то, что он никогда не лаял, а всё остальное – чисто собачье: и мягкая волнистая шерсть, ставшая к зиме невероятно густой и длинной, и крупная лобастая голова и преданность, с которой он глядел на свою хозяйку, никому не позволяя её обидеть. Он безошибочно угадывал, кто неприятен Фирре, а особенно невзлюбил Марису! Когда та приходила, то Жорка не подпускал её ни на шаг к хозяйке, только по особому приказу. Мариса ненавидела Жорку и открыто это выказывала.
– Я отравлю его! – в слезах как-то воскликнула она, когда Жорка порвал на ней платье, потому что та из-за спины возмечтала приблизиться к его хозяйке.
– Только попробуй, – Фирра рассвирепела. – Я самолично придушу тебя, поняла?!
Мариса сразу пошла на попятную:
– А чего он бросается?.. Сразу видно – кобель!.. Динга сказала, что у нас должны быть только суки, а кобелей этих нужно уничтожать!
– Да? – Фирра рассмеялась. – А как же потомство?
– Вот поэтому-то его и держат, – сквозь зубы буркнула Мариса. – У, ненавижу!
– А ты, оказывается, злая, – заметила Фирра. – А я не догадывалась.
– Просто ты этому кобелю уделяешь так много внимания, как будто он – центр вселенной, и совсем забыла про подруг, – обиженно заметила Мариса.
– Между прочим, мне поручила воспитать Жорку сама Динга, - снисходительно сказала Фирра. – И я не отступлюсь до тех пор, пока Жорка не покажет себя в охоте и войне! Тем более что есть сведения, что к нам опять движутся отряды Северянок. Там сейчас холодно, и они могут пытаться отобрать наши запасы!
Марисе нечего было возразить, но Фирра ясно видела, что та затаила на Жорку злобу.
Фирра не была возле дерева более полумесяца, и сегодня ей казалось, что Шарон непременно должен оставить знак. Предстояла холодная зима, и он вполне мог замёрзнуть, возвращаясь. Да и где ему брать пищу? Только убив какого-нибудь зверя. А зимой все животные злые, голодные и худые… Нет, Шарон непременно должен уже вернуться!
Подъём в гору благодаря снегу оказался невероятно крут, и Фирра цеплялась за свисавшие заледенелые ветви деревьев, чтобы не скатываться назад. В лицо дул холодный ветер и глаза слезились. Сощурившись, она посмотрела вперёд на заветное дерево и радостно вздрогнула: на нём мелькнуло что-то красное!
С невероятным усердием девочка заспешила дальше. Сердце неистово колотилось, выбиваясь из груди, а губы расползались в счастливой улыбке: Шарон! Милый, любимый, такой единственный… Родной, дорогой, самый лучший!
Добравшись до дерева, Фирра не поверила глазам: ленты не было… Как же так? Она замерла не в силах принять обрушившееся разочарование. Это невозможно!
Шарон! Она разрыдалась, приткнувшись лбом к заиндевелой коре дерева. Не может этого быть… С дерева рыжей молнией метнулась в снег белка. Жорка на лету схватил её мощными челюстями. Фирра только услышала, как хрустнул беличий позвоночник. Жорка часто ловил зверьков таким образом и неизменно приносил их хозяйке, как бы голоден ни был. Вот и сейчас с изумительной собачьей преданностью щенок-подросток кинулся к ногам Фирры.
– Ешь! – разрешила она и, прислонившись плечом к дереву, отрешенно наблюдала трапезу Жорки.
В душе набирала силу новая волна отчаяния. Шарон… Шарон. Везде только он и ничего, кроме него… Глухая равнодушная тишина. Бездна отчаяния…
«Если с ним что-нибудь случится, я убью себя», – решила вдруг Фирра. Мысль эта пришла к ней холодная, как зима, и зрелая, как осень. А может лучше отправиться следом за Шароном? Если б она знала наверняка, что без него будет так мучительно, то ни за что не отпустила бы его одного. Погибнуть, так вместе!
Фирра долго-долго, пока совсем не замёрзла, продолжала стоять на пограничной горе, которая разделяла её внешний мир с внутренним. Временами девочка терялась: какой же из этих миров настоящий – мир сообщества, в котором она жила, или мир любви, где были только Она и Он, её возлюбленный, единственный…
С каждым днём надежды на возвращение Шарона становилось всё меньше. Зима подошла к концу, в лесу начал таять снег. Ветер уже не обжигал лицо холодом, а был сырым и волнующим – это пары земли, обнажающейся из-под своего покрывала. Почва размокла, и передвигаться по лесу становилось всё труднее. Но, несмотря на это, Фирра по-прежнему каждые две недели упорно приходила к дереву уже без всякой надежды. А когда земля просохла, то подолгу сидела на горе под ласковым, как взгляд Шарона, согревающим солнышком. Это уже стало для неё и Жорки традицией, и пёс по привычке укладывался возле хозяйкиных ног, блаженствуя под солнечными лучами…
Фирра по привычке скользнула взглядом по стволу, продолжая подниматься на гору, как вдруг замерла и неуверенно посмотрела на дерево ещё раз. Сомнения не было – красная лента!
Вместо того чтобы тотчас взбежать на гору, она замерла: ноги превратились в столбы и стали непослушными. Это было настолько невероятно, что просто не могло быть правдой. Девочка внимательно вгляделась в дерево, отчаянно боясь обмануться ещё одной белкой, но сомнения не было: трепыхаясь на ветру, ветку перевязывала настоящая красная лента!
Фирра села на землю, расплакавшись. Вся её боль ожидания, разрушенные надежды и связанное с этим отчаяние, разом вылились вместе со слезами, и, уже обновлённая, девочка, не сводя с ленты глаз, как будто та могла исчезнуть, медленно поднялась к дереву. Она долго смотрела на ленту, непроизвольно то хмурясь, то улыбаясь, пока, наконец, решилась взять её в руки. Так и есть! Это та самая лента, какую в прошлый раз привязал к дереву Шарон! Но где же он сам?.. Фирра решила, что не уйдёт с этого места, пока его не увидит. Не может быть, чтобы он дожидался ближайшего новолуния – оно только через три недели! У него, несомненно, не хватит сил терпеть так долго.
Был полдень, и девочка, несмотря на недовольство Жорки, которому не терпелось побегать и поохотиться на зверьков, взобралась на дерево и улеглась на толстенной ветке. Жорка от возмущения поскуливал и царапал ствол лапами. Фирра понимала негодование пса: не ночь, а она разлеглась, но повелела Жорке отправляться гулять.
В этот день Шарон не пришел, и Фирра, верная своему решению, осталась на ночлег. Перед рассветом её разбудил громкий шум: в темноте прямо под деревом разыгралась какая-то возня. Судя по рычанию, Жорка сражался с собаковолком. Фирра схватилась за лук, но разобрать что-либо в темноте не представлялось возможным.
– Жорка!
– Град!
Пауза.
– Шарон?
– Фирра?!
Она увидела фигуру, приблизившуюся к дереву, и скатилась Шарону в объятия.
Стояла густая предрассветная тьма, так что не было видно даже лиц. Шарон покрывал поцелуями лицо Фирры, а она, не стесняясь, плакала.
– Как ты мог… так долго… я измучилась… – всхлипывая, повторяла.
– Я скучал… очень сильно… я люблю… – отвечал Шарон.
Прошло довольно времени, пока оба успокоились. Фирра обняла парня за пояс, уткнувшись лицом в грудь. От него пахло, как раньше…
– Я соскучилась.
– Давай поднимемся на вершину, – предложил Шарон, – и я расскажу обо всём, что узнал.
Фирра согласилась. Держась за руки, они легко преодолели небольшой подъем и очутились на лысой, точно срезанной ножиком верхушке горы. На востоке горизонт подернулся серостью. Было тихо и влажно, в долине белел туман.
Фирра вглядывалась в лицо Шарона, и он не сводил с неё глаз.
– Ты отощал, – сказала девочка, заметив его впалые щёки и оттого казавшиеся огромными голубые глаза. Тьма отступила, забрезжил новый день.
– А ты похорошела, – улыбнулся Шарон. – Твои волосы стали длиннее и…
Он замолчал, указывая на грудь. Фирра почувствовала, как краснеет. Хорошо, что было достаточно темно, и Шарон не мог заметить этой её слабости. Она сама не понимала, отчего смутилась: в её возрасте у многих девушек грудь уже сформировалась, а Фирра была точно поздний цветок. Но внимание к ней Шарона не такое, как в стойбище, где девушек оценивали лишь по внешним данным. В жесте его сквозило восхищение и что-то ещё, чего она не понимала…
– Расскажи про своё путешествие. Ты видел Старика?
Шарон кивнул. Тут только Фирра заметила, как сильно он изменился. Лицо стало точно выточенным из камня, а на переносице и возле губ образовались видимые складки.
– Если б не ты, я бы не вернулся, - неожиданно выдал он. – Я пришёл за тобой… Пойдёшь со мной?
Фирра широко распахнула глаза.
– Пойду, – не замедлив, выпалила. – А далеко?
Шарон неожиданно засмеялся, так что глаза его сощурились и лицо стало прежним – юношеским, даже каким-то детским.
– Старик так и сказал: она тотчас согласится последовать за тобой, и лишь затем спросит: далеко ли?.. Ты – моя половинка!
Фирра не смутилась, её разобрало любопытство.
– Ну и кто появился первым: мужчина или женщина?
Глаза Шарона лукаво блеснули.
– Конечно, мужчина.
Фирра закусила губу. Шарон притянул её к себе. Они сидели в траве, а вокруг было тихо-тихо, так что даже не слышались голоса птиц.
– Несправедливо, – пискнула Фирра.
– А женщина появилась из кости мужчины, – прошептал Шарон ей на ухо. – Получается, что ты – кусочек меня!
Фирра засмеялась: большей нелепости ей слышать не приходилось!
– А кто тогда сотворил мужчину?
– Бог, – Шарон стал серьёзен. – Старик открыл мне Его имя.
– А мне ты скажешь?
– Непременно. Только когда отсюда выйдем. Нам ни в коем случае нельзя здесь оставаться: бывшие наши боги прознали про нас и желают уничтожить.
– Зачем?
– Чтобы люди не знали истины.
– Но ты можешь сказать им истину!
– Я пытался. Я говорил с вождём и народом, но они глухи. Старик сказал, что они постараются убить меня, и чтоб я молчал. Но я должен был сказать, понимаешь?
Фирра кивнула.
– Пока народ спорил, мне удалось проскользнуть незамеченным, и весь путь я упрашивал Бога, чтобы с тобой увидеться раньше, чем меня отыщут…
Неожиданно Град и Жорка, лежавшие неподалёку, вскочили на лапы и с утробным рычанием кинулись вниз по склону. Шарон вскочил на ноги, подхватывая Фирру.
– Это за нами!
В рассеявшемся вокруг горы тумане было видно, как к ним приближаются с двух сторон вооружённые отряды: мужчины с арбалетами и женщины-охотницы с луками.
– Как они узнали? – изумилась Фирра.
– Мы успеем, – шепнул Шарон, – успеем, пока они окружат гору!
Схватив девочку за руку, он устремился в долину, в которой ещё клубился молочный туман.
Со стороны отряда послышался шум, и затем предсмертный вой собаковолков.
Фирра дёрнулась в сторону, но Шарон стиснул её ладонь.
– Поздно. Они пожертвовали собой, чтобы мы смогли уйти дальше, - прошептал он.
Позади них раздался воинский клич женщин-охотниц, ему вторил трубный звук рога от мужчин, затем образовалась недолгая пауза, после которой засвистели стрелы.
Они же перебьют друг друга! – взволнованно зашептала Фирра.
– Нет, – возразил Шарон, – они скоро опомнятся и станут преследовать нас. Поэтому мы должны уйти как можно дальше.
– Но это невозможно!
– Возможно. У меня для тебя есть сюрприз, надо только преодолеть эту долину. Постарайся бежать изо всех сил!
Фирру не стоило уговаривать. С детства она бегала лучше всех девочек, и даже четвероногому Жорке не всегда удавалось обогнать её в погоне за добычей!
Сердце её сжалось от мыслей о друге… Эх, Жорка, Жорка! Прав оказался Шарон, говоря, что при случае щенок положит за неё жизнь.
Туман всё более рассеивался и вскоре исчез совсем. Битва на горе прекратилась, и после выяснения отношений отряды мужчин и женщин заметили с вершины убегающих молодых людей. Объединившись, они устремились за ними в погоню.
Достигнув края долины, Фирра остолбенела: перед ней щипали траву невиданные животные, передние ноги которых были связаны верёвками. Их охраняла огромная пятнистая собаковолчица.
– Это Зара, мать Жорки, – кивнул на собаку Шарон, – я взял её к Старику… вместе с Градом. А это лошади. Их дал мне Старик, чтобы мы быстрей до него добрались… Не бойся, они совсем ручные…
Говоря так, Шарон развязывал животным путы. Они не сопротивлялись, а только фыркали и потряхивали большими головами.
Затем Шарон подсадил Фирру на спину лошади. Девочке было страшно и вместе с тем любопытно!
– Крепче держись за гриву! – повелел Шарон. – Мы поскачем быстро, постарайся не упасть. Но Фирра и сама понимала, что падение с лошади закончится для неё пленом или даже смертью!
Шарон с разбегу ловко вскочил на косматую низкорослую лошадь и, гикнув, понёсся к видневшейся на горизонте лощине, надвое разрезавшей горный хребет. Лошадь Фирры бодро замельтешила следом. Она была явно спокойней, чем лошадь под Шароном, но всё равно девочка с трудом удерживалась на её спине.
Сзади послышался свист стрел. Фирра пригнулась к шее лошади, и та, почуяв угрозу, перешла в галоп. Девочка изо всех сил обхватила лошадиную шею, уткнувшись лицом в гриву, но стрелы не достигали цели – расстояние было слишком большое и продолжало увеличиваться.
Они скакали около часа, затем Шарон осадил свою лошадь, перекрыв Фирре дорогу.
Он спрыгнул на землю и помог спешиться девочке, ноги у которой совершенно не гнулись от непривычной езды.
– Ну, как ты?
Она изо всех сил вцепилась в Шарона, чтобы не упасть.
– Ноги…
– Ничего, – он бережно опустил девочку на траву, она едва не плакала. – Боль скоро пройдёт. Пока посиди, а я принесу воды.
Он скоро вернулся и вместе с водой в кожаном сосуде принёс несколько зелёных стручков неизвестного Фирре растения.
– Вот, ешь. Это горошек. Здесь он мелкий, а там, – Шарон кивнул в сторону гористого горизонта, – целые плантации. Из него варят каши…
– Ты наверное много всего узнал, пока путешествовал, – улыбнулась Фирра. Она разделила стручок на две половинки и высыпала в рот сладкие горошины.
– Будешь? – она предложила стручки Шарону.
– Ешь. Я себе ещё наберу. Нам надо поспешить: отряды хорошо тренированны и могут преследовать нас без отдыха очень долго. Полагаю, лошади уже остыли, надо их напоить.
– Я с тобой, – Фирра хотела встать, но Шарон её
